«На суше и на море». Выпуск 2 - Альманах

— Тридцать четвертая идет по курсу, — докладывала Пулковская радарообсерватория.

— Приборы показывают отклонение тридцать пятой — три десятитысячных, — сообщала станция приема радиодонесений на Луне. — Отклонение уменьшается, — добавила она. — Тридцать пятая идет по своей орбите.

Эдвардсу не приходится даже шевелить пальцами. Он сидит и смотрит. Слушает, потом вызывает ведущего инженера по космонавтике:

— Почему ракеты не сразу ложатся на маршрут? У половины из них отклонения в самом начале.

— Это предусмотрено, — успокаивает его мягкий голос. — Прицеливание прямо с места старта очень трудное дело. Тем более на такой дистанции. Мы усилили управляющие полетом устройства. Так вернее. Наши «пули» летят тем точнее, чем ближе к цели. Что вы волнуетесь? — добавляет инженер уже неофициально. — Ведь пристрелочные ракеты вышли на орбиты очень точно. Они подведут корабли к месту посадки. Лишь бы те не вышли из зоны наведения. Но этого не может случиться.

Но Эдвардс волнуется. Сейчас, когда он почти ничего не может уже предпринять, он начинает испытывать нечто вроде лихорадки. Тот самый Эдвардс, которого назначили на этот пост за несокрушимое хладнокровие и выдержку! Только работа может вернуть ему нормальное состояние. И он уходит в тысячи дел, готовя каждую ракету к отправке, как родную дочь. Конечно, это уже второстепенные заботы. Вроде: «Застегни воротник, а то простудишься!». Главное все определено. Железный график действует, и ракеты в заранее разработанном порядке то там, то здесь, с Луны или с Земли, срываются в космос. Эдвардс словно стоит у гигантского конвейера, движение которого не в силах изменить.

Первыми после прицельных ракет ушли пассажирские. Люди улетали весело, счастливо возбужденные, довольные предстоящим делом, тем, что выбор пал на них. Меньше всего они думали об опасностях в полете. А вот на Венере… Глаза их разгорались от предвкушения неизведанного, с которым они встретятся на нехоженых тропах далекой планеты. В пути же все пройдет скучно и так, как надо. Ведь тысячи людей готовили ракеты, рассчитывали и регулировали каждый винт. И во главе этих тысяч — знаменитый организатор космических полетов, ничего не забывающий, ничего не упускающий, все помнящий и все предусматривающий Эдвардс. На всем пути к Венере их будет нести не только сила двигателей, но и заботливая мысль Эдвардса.

— На Эдвардса можно положиться!

О, сколько раз он слышал эту фразу! Эдвардс чувствует, как испарина выступает у него на лбу. Слабость? Уже восьмой день не покидает он свой командный пункт. Отдых, чтение, спорт, беседы на посторонние темы — ничего этого он не знает. Только сон — три часа в сутки, строго регламентированный, контролируемый электрическим прибором. Без сновидений, без мыслей — полный отдых мозгу. Он сам словно находится сейчас в ответственнейшей экспедиции.

…Ракеты уходят в космос.

— Все в порядке! Все в порядке! Все в порядке! — радируют, сообщают, доносят со всех сторон. Это рапортуют итоги его, Эдвардса, предварительной работы.

Пустеют космодромы. Уже на них торчат лишь одинокие ракеты, как обелиски, как памятники человеческому устремлению вперед. И чем больше ракет уходит с космодромов, тем спокойнее на душе Эдвардса. Он успевает проанализировать старт первых, чтобы внести какие-то изменения в технику отправления последующих.

Последний грузовоз с трехзначным номером берет старт. Эдвардс испытывает облегчение: этот уже не сможет выкинуть никакого номера. На крайний случай в распоряжении Эдвардса есть запасные ракеты с тем же грузом горючего.

Эдвардс с минуту думает и отдает распоряжение: все запасные грузовозы с горючим послать на Венеру. Зачем держать запас на Луне? Вдруг не дойдет или совершит неудачную посадку как раз ракета с горючим. Или часть горючего подвергнется изменениям за те три с половиной года, что будет храниться на Венере. Пусть лучше запас будет там. Грант отправит эти ракеты самостоятельно.

Все. Теперь Эдвардс абсолютно спокоен. Он покидает командный пункт. Неплохо немного размяться. Он выключает механизм движущейся ленты и идет по коридору пешком. Эта забота об экономии сил людей на Луне доходит до смешного. Словно какой-нибудь другой Эдвардс постарался.

Он шагает не спеша, наслаждаясь, смакуя каждое свое движение. Не скоро ему придется так работать ногами: в сверхскоростной ракете никаких удобств по сравнению, конечно, с теми комфортабельными кораблями, на которых улетела Девятая экспедиция. Честная, рабочая ракета, только в самый последний момент приспособленная для перевозки человека. Даже маршрут ее, подготовленный давно, изменили лишь частично. В вестибюле вокзала он выпивает не торопясь бокал лунного коктейля. Ощущение радости жизни обрушивается на него, как дождь. Ему хочется танцевать. Все отлично!

Он садится в лунолет. Конечно, приходится надевать скафандр и тому подобное. Кратковременное путешествие в недалекое прошлое. Что поделаешь! Не все ново на Луне. Лунолет мчится рывками, подпрыгивая на невидимых ухабах. Взбрыкнув в последний раз, он как вкопанный остановился у эстакады.

Эдвардс вылезает и, не дожидаясь спутников, карабкается вверх по тонкой лестнице. Вот для чего экономят силы людей на Луне! Чтобы они могли потом лезть по такой лестнице, которой, кажется, не будет конца. Но вот узенькая площадка с перилами в виде решетки.

Нужно пройти по ней вдоль ракеты, уложенной на эстакаде, туда, к головной части. Провожатые догоняют Эдвардса. Они жмут ему руку, говорят что-то, последние предостережения, последние наставления. Он почти не слушает. За его полет отвечают другие — вот эти милые люди, что так беспокоятся и даже, кажется, волнуются. Это первый в его жизни полет, который его лично совершенно не беспокоит.

Уже в кабине, без скафандра, сидя в кресле сверхмощной конструкции, напоминающей лафет артиллерийского орудия, он вспоминает, что забыл сказать об одной интересной идее Карбышеву. «Впрочем, успею, — думает он тут же. — Ведь я раньше него прибуду на Венеру. Удивительная это вещь — современная техника! — приходит ему в голову. — Получается что-то вроде путешествия во времени».

— Приготовиться, — раздается спокойный механический голос.

Кресло, в котором сидит Эдвардс, начинает запрокидываться, разгибаясь в могучих шарнирах, мягкие обхваты настойчиво придают телу Эдвардса нужное положение. Он лежит на пружинном плоту, плавающем на чем-то. Залп!

Ему кажется, что ракета соскользнула с эстакады и падает в бездонную пропасть. Секунда, другая…

Страшная сила вдруг вдавливает его в пружины кресла. В глазах Эдвардса идут круги. Потом он перестает видеть. «Как же собаки»? — мелькает в его мозгу, и он теряет сознание. Он приходит в себя после того, как сработала последняя стартовая ступень. Бокал какого-то напитка оказывается около его губ. Он жадно выпивает. Эдвардс все еще лежит. «Собаки проходили тренировку, — мелькает в его мозгу окончание мысли, которая беспокоила его. — И, конечно, более основательную, чем я». Наконец он соображает, что плот так и не превратится в кресло, если не нажать какую-то кнопку. Он отдыхает еще с полчаса и нажимает ее.