М. Садовяну. Рассказы. Митря Кокор. Л. Ребряну. Восстание - Михаил Садовяну

— Я испугалась, как глупенькая… Хорошо, что у нас оказался такой прекрасный кучер!

Петре повернул к ней раскрасневшееся от укусов мороза лицо с покрытыми изморозью усиками и маленькими, сверлящими глазами, в которых теперь плясали веселые искорки.

— Так кобылы-то норовистые, барыня. Ведь эти барские кобылы ничего не делают, только отдыхают, наедаются до отвалу и не работают. Как им не озоровать? — пояснил он и победоносно сплюнул в сторону выбившихся из сил лошадей.

— Браво, Петре, браво! — воскликнул Титу, которому наконец удалось освободиться от шуб и полостей. Он тоже спрыгнул с саней и покровительственно похлопал парня по плечу.

За столом Надина рассказала о происшествии, приукрасив его новыми подробностями, которые Титу галантно подтвердил. Красочные детали все умножались и умножались, случившееся превратилось в настоящее приключение, а Надина — в героиню, которая не ленилась повторять свой рассказ всем приглашенным, начавшим съезжаться к вечеру. Волнение слушателей льстило ее самолюбию, она смеялась и отважно заявляла, что обожает сильные ощущения и только рада тому, что взглянула смерти в глаза.

— Ты меня чуть не, потерял, Григ, милый… Тебе было бы жалко?.. — нежно спросила она мужа.

— Я считаю, что ты должна быть благоразумнее в своих развлечениях, как бы они тебя ни прельщали! — ответил он, погладив ее по голове, как неразумного ребенка.

— Благоразумное развлечение — уже не развлечение, — кокетливо возразила Надина.

Мирон Юга принимал гостей с подкупающим радушием. Из соседей он не пригласил Платамону, хотя Григоре считал, что это следовало бы сделать, так как тот арендует поместья Надины и Гогу Ионеску. Старик не пригласил и Козму Буруянэ, которому не мог простить лживую историю с кражей зерна, несмотря на то, что арендатор, пытаясь его задобрить, выдал по мешку кукурузы крестьянам, избитым ни за что ни про что во время следствия.

К семи вечера последними пожаловали прямо из Питешти префект Андрей Боереску и генерал Дадарлат, оба с женами. Отсюда они намеревались поехать на праздники в свои поместья, один в Рочу, а второй в Хумеле. Префект был маленький, розовощекий старичок, приблизительно одного возраста с Мироном Югой, жизнерадостный и бодрый. Когда-то он изучал медицину, и на стене его дома в Питешти до сих пор висела табличка с указанием специальности владельца, но врачебной практикой он никогда не занимался, так как испытывал физическое отвращение ко всякой боли и страданию. Его жена во всем на него походила, как родная сестра, — и внешностью и характером. А генерал Дадарлат, хотя сердце у него было мягкое, как сливочное масло, выглядел страшным разбойником, в особенности из-за огромных черных, нафабренных усов, лихо закрученных вверх и плохо гармонировавших с седой редеющей шевелюрой. Генеральша — крупная и высокая женщина под стать мужу, была значительно моложе его и еще довольно кокетлива.

В большом холле стало тесновато. Префект, помня свое высокое положение, сперва сохранял важный вид, но быстро от него отказался, чтобы поесть в свое удовольствие. Узнав, что Титу столичный журналист, сотрудник правительственной газеты, он отвел его в угол, подробно расспросил о политическом положении и заодно постарался убедить в том, что у них в уезде дела идут превосходно, а сам он, префект, не только популярен, но и окружен любовью народа.

В центре всеобщего внимания все еще находилось утреннее происшествие Надины, тем более что о подобных приключениях все присутствующие могли рассуждать со знанием дела. Даже Ионицэ Ротомпан, человек нелюдимый и угрюмый, одиноко проживавший в своем поместье Гоя с тех пор, как выдал дочь замуж, задал Надине несколько вопросов и покровительственно покачал головой. Полковник в отставке Штефэнеску, арендатор поместья Влэдуца, привез с собой трех хорошеньких дочерей, в надежде на то, что Надина, с ее связями в высшем свете, прибыла из Бухареста в сопровождении нескольких серьезных молодых людей. Надина любезно встретила девушек, обласкала их и велела Раулю за ними ухаживать. Ее приказ он выполнял добросовестно и лишь изредка осмеливался тайком бросать на Надину исполненный отчаяния взгляд. Капитан Лаке Грэдинару, считавший себя неотразимым, так как, вооруженный лишь своей шпажонкой, он сумел завоевать поместье Кантакузу, занимавшее более трех тысяч погонов земли, в придачу к довольно некрасивой и глуповатой жене, рьяно звякал шпорами, увиваясь вокруг Надины, и подчеркивал свои старания выразительными вздохами и возведением очей горе. Чтобы отделаться от него, Надине пришлось на некоторое время отойти в сторонку с Титу.

— Ну и кретин же этот капитан! — фыркнула она недовольно.

Титу считал себя в какой-то степени приятелем и сообщником молодой женщины. Сейчас, когда он остался с нею наедине, она показалась ему еще прекраснее с ее глубоким декольте, обнаженными руками и странным сиянием загадочного лица. С трудом сдерживая восторг, он тихо шепнул:

— А мне сегодняшнее происшествие принесло только радость: вы так пылко обвили руками мою шею, будто…

— Что вы, а я даже и не заметила, — улыбнулась Надина. — Вы, конечно, понимаете, что это случилось неумышленно…

— К сожалению! — вздохнул Титу.

Когда гости уселись за стол, под окнами со двора раздалось пение колядки. Все слушали с удовольствием. Последовали еще две коляды. Хор девушек и парней был образован учителем Драгошем, решившим устроить сюрприз старому барину, и тому это действительно доставило удовольствие. Он приказал хорошенько всех накормить, а Драгоша поздравил и пригласил к столу.

Обильно приправленный винами ужин затянулся за полночь. Гостей развлекал цыганский оркестр знаменитого Фэникэ из Питешти, и, конечно, не обошлось без неизбежного тоста префекта, которого поддержал старый полковник в отставке Штефэнеску, посчитавший своим долгом добавить несколько галантных комплиментов Надине и остальным дамам… Затем Надина пожелала танцевать, и многие ее поддержали, но стол не стали трогать. Стеклянные двери, ведущие в холл, раздвинули до стен, музыканты перешли на середину зала, и, таким образом, оказались удовлетворены все, — и те, кто остался за столом, и танцоры, получившие возможность плясать в свое удовольствие в холле.

Надине удалось уговорить даже Мирона Югу пройтись с ней в старинном вальсе. Но главную роль в танцах играл Рауль Брумару, который в угоду Надине танцевал по очереди со всеми дамами. Отказалась одна лишь жена префекта, которая вежливо извинилась и пояснила, что она уже не в том возрасте, когда прилично танцевать. Гогу Ионеску, несмотря на то что ему было почти пятьдесят лет, составлял Раулю серьезную конкуренцию. Правда, он чаще всего танцевал с Еудженией, и только ради нее. Титу тоже старался не отставать, главным образом ради удовольствия танцевать с Надиной, которой он не преминул шепнуть, прижимая ее к себе во время вальса-бостона:

— Судьба хочет вознаградить меня за утреннее происшествие…

— Не идите по стопам капитана… — равнодушно проронила Надина.

Титу сник, словно попал под холодный душ. Ему стало стыдно за свою бестактность, и он отошел к столу, скромно усевшись рядом с учителем Драгошем. Оттуда он некоторое время следил за Надиной, которая танцевала теперь с Брумару.

— Ты хотя бы заметила, какие я приношу жертвы? — спросил Рауль, когда они очутились в уединенном уголке.

Вместо ответа Надина, не поднимая глаз, прильнула к нему всем телом.

— Я в отчаянии… Не могу больше!.. Почему ты меня так мучишь? — продолжал Рауль, прижимая ее к себе и скользя рукой по ее спине.

— Имей терпение! — прошептала Надина. — И не обнимай меня так, а то заметят…

— Ты мне твердо обещала, Нада, не так ли? — настаивал он. — Я буду тебя ждать, Нада, ты слышишь?.. Ты придешь? Придешь? Умоляю тебя, Нада, умоляю…

— Да, да… тише… замолчи!.. — шепнула Надина, нервно стискивая левой рукой его плечо, так как в эту секунду около них раздался громкий голос капитана и боевое звяканье шпор:

— Сударыня, пожалейте и нас, тех, кто…

Надина оставила Брумару и скользнула в объятия капитана, щебеча:

— Капитан прав… Ты, Рауль, подожди. Награда — в конце!..

Очарованный капитан увлек Надину в победоносном, бурном вихре.

Титу увидел, что Брумару стоит один посередине холла, не сводя глаз с удаляющейся пары. Он удовлетворенно улыбнулся, подумав, что Рауль получил такой же щелчок, как он, и с восхищением пробормотал:

— Великолепная женщина.

Гости, сидевшие рядом с ним за столом, оживленно беседовали. Префект Боереску, заговорив о политике правительства, стал всячески ее расхваливать, вызвав этим резкие возражения полковника Штефэнеску, который заявил во всеуслышание, что «страну ждет неминуемая катастрофа, если и дальше будут терпеть эту анархию!». Сам он не занимается политикой, и ему совершенно безразлично, какая партия у власти, но он требует, чтобы правительство было энергичным, твердо знало бы, чего хочет, и поддерживало порядок и дисциплину, иначе все погибнет.