СКИФИЙСКАЯ ИСТОРИЯ - АНДРЕЙ ЛЫЗЛОВ

Поновления требовали и другие иностранные сведения. Так, Гваньини, совершенно справедливо для XVI в., писал о неупотреблении хлеба татарами, за исключением живших на тогдашнем пограничье с украинскими землями (ХСЕ, ч. 8, с. 11-12). Лызлов же отметил, что татары «прежде мало хлеба знали. Ныне, обаче, паче же крымские, от пленников российских зело изучишася земледелству. Сами обаче не пашут, но пленники их. Идеже хлеба…зело много родится. Сих же пленников употребляют они ко всякому домостройству» (л. 134об.). Достоверность этой информации подтверждается свидетельством шведского дипломата И. Майзера, побывавшего в Крыму в 1651 г., и другими источниками 90. Используя дополнительные сведения, Лызлов указал, что белгородские и очаковские татары «домостройство имеют лучше крымских», сообщил о вывозимых из Приазовья в Стамбул продуктах питания (л. 125об.).

Оригинальны приведенные в «Скифской истории» свидетельства о мужестве татар в бою (л. 133об., «мужественны обаче и смелы об за собою неприятеля взяти»); об их обычае кланяться, не снимая шапок (л. 134, «и не снемлющи их Ґ без шапки кланятися безчестно»); о способе форсирования рек вплавь (л. 132- 132об.) 91; об отличной выучке татарских коней (л. 132, «иныя же от них Ґ в самом тесном месте»). Сознанием дела А. И. Лызлов пишет о тяжких обозах турок и «легкости» татарских войск, окружающих обычно эти обозы (л. 141). Представляет ценность сообщение «Скифской истории» о совместной борьбе донских и запорожских казаков с татарскими набегами (л. 129об. и др.).

Важным элементом работы Лызлова с текстами иностранных источников было приведение всех используемых терминов и понятий в соответствие с принятыми в России второй половины XVII в. При указании расстояний польские мили регулярно переводились автором в московские версты (1 миля = 5 верстам). Автор уверенно пользуется летосчислением как от Рождества Христова (приня-{442}тым на Западе), так и от Сотворения мира, как январским, так и официальным в России сентябрьским годом, но в интересах своих читателей переводит даты на московскую систему. Сохраняя турецкий денежный счет (было бы странно, если бы турки исчисляли деньги по-русски), Лызлов неоднократно поясняет, что одна стамбульская аспра равна «трем деньгам нашим». Турецкий «krуl» польских хроник в «Скифской истории» правильно именуется султаном, «hetman» - воеводой, «gospodarstwo» - домостройством и т. д. 92 Пояснение дано слову «тимар» и другим специальным терминам 93.

Переводы Лызлова, как правило, очень точны. Тем важнее отметить выявленные нами ошибки «Скифской истории» в переводах. Автор неверно прочитал слова А. Гваньини о численности войска Тимура: цифра в 120 000 превратилась у него в 1 200 000 (л. 29об.; ХСЕ, ч. 8, с. 17). Ближневосточный город Арсарет («Arsaret») назван Лызловым Арсатер (л. 2; Д. Ботеро, Ч. 1, КН. 2, с. 165), а хорошо известное по русским летописям племя хазар - в источнике «gazarowie» - газарами (л. 185; Ц. Бароний, с. 563). Сообщение Гваньини о торговле Крыма «с Москвой, Турцией и прочими татарами» Лызлов переиначил: «…с Москвой и персами» (л. 53об.; ХСЕ, ч. 8, с. 12). Слово «Plinius» в издании Хроники А. Гваньини было приведено с опечаткой - «Phlidius»; в результате вместо Плиния Старшего в «Скифской истории» появился древний ученый Филидий (л. 14; ХСЕ, ч. 8, с. 5-6).

Помимо польской и итальянской историографии, Лызлов обращался в своем труде к античным сочинениям. Он использовал тексты «Истории греко-персидских войн» Геродота и «Истории Александра Великого» Квинта Курция. Однако в целом греко-римская историография оказала влияние на «Скифскую историю» через посредство польских авторов. В литературе указывалось, что и вошедшую в ХР «Повесть о Махмете» А. И. Лызлов привлек в польском, а не отечественном варианте. Об этом свидетельствует более полный, нежели в ХР 94, текст славянской песни о турецкой неволе (л. 300-301 об.) 95. Речь идет, как показывает сравнение, о стихотворении Варшевицкого, помещенном в Хронике Гваньини 96, откуда и заимствован переработанный в «Скифской истории» текст «Повести».

В разделе о турках Лызлов использовал также повесть «Туркия, или Тракия, или Сарацинея», причем привлек более полный, чем в ХР, текст, восходящий к польской литературе 97. Наконец, отражение князем П. С. Серебрянным-Оболенским похода турец-{443}ких войск на Астрахань в 1569 г. описано автором на основе сочинения польского посла к Оттоманской Порте Андрея Тарановского Белины «О приходе турецкого и татарского воинства под Астрахань», текст которого был полностью включен в Хронику другого участника посольства - Матвея Стрыйковского 98.

В последней, четвертой, части книги А. И. Лызлов знакомит читателя с собственным переводом знаменитой книги Симона Старовольского «Двор цесаря турецкаго и жительство его в Константинограде». Впервые изданное в Кракове в 1646 г., это сочинение вскоре завоевало широчайшую популярность в Восточной Европе. За полстолетия оно выдержало пять изданий. Уже первое из них немедленно стало известно в России. В реестре № 2 Турецкого двора Посольского приказа за 1646 г. (ЦГАДА) Н. А. Смирнов нашел упоминание о незаконченном переводе первых 16-ти глав книги С. Старовольского. В 1649 г. печатный текст нового издания был привезен в Россию дьяком Г. Кунаковым. А всего во второй половине XVII в. появилось 8 русских переводов книги 99.

Интерес славянского читателя к книге, подробно рассказывающей о Константинополе и его достопримечательностях, укреплениях и торговле, городском и общеимперском бюджете, турецком праве и сословиях, дворцах и всем обиходе турецкого султана, вполне понятен. Знание этих обстоятельств позволяло лучше разобраться в причинах внутриполитических катаклизмов, потрясавших в XVII в. главного неприятеля славян - Османскую империю. В условиях мощного турецкого наступления в Центральной и Восточной Европе первостепенную важность приобрели детальные сообщения Старовольского о турецких арсеналах и цейхгаузах, об организации производства военного снаряжения и мощности судостроительных мастерских. Не меньшую, чем пушки, роль в войнах 2-й пол. XVII-в. играли «золотые солдаты» - драгоценные металлы, монета. Старовольский не из праздного любопытства описывал «утехи» и «милости» султанов, их гарем и шутов, каждый раз отмечая, во что обходится казне то или иное развлечение, даже поломничества в Мекку и церковные праздники. В сочетании с описанием основных доходов, сведения о расходах имели стратегическое значение, характеризуя бюджет империи. Наконец, немаловажное значение имели сведения о традициях, связанные со сменой султанов (когда в Стамбуле обычно разгоралась «смута»), и о мусульманской религии - идеологической основе османской агрессии в Европе.

Перевод книги Старовольского в «Скифской истории» был про-{444}анализирован Е. В. Чистяковой 100. Во многих отношениях он был точен, чем даже работа профессиональных переводчиков, сделанная для царя Федора Алексеевича в 1678 г.

Помимо ряда мелких сокращений текста источника в книге Лызлова, обращает на себя внимание крупный пропуск: 3 листа главы 5 и начало главы 6 в «Скифской истории» опущены, в результате чего после 4-й главы сразу идет 6-я (л. 308об.; ср. ГИМ, Синод, собр., 439, л. 26-29). В отличие от перевода 1678 г., Лызлов часто отходил от текста источника, давая собственные объяснения отдельным фактам, дополнял текст новой информацией и справками.

Уже в первой фразе текста (л. 305) к словам «двор султана турецкаго» Лызлов добавляет: «… с ним же мы, россиане и поляки, ближнее соседство имеем». Свои комментарии автор часто выделяет квадратными скобками, например: «сарай [то есть дом]»; «акведуктум [то есть привод воды подземными трубами]»; «по пяти аспр турецких [аспра - 3 денги российских]» (тут автор не удержался от добавления прямо в текст: «Аспру суть денги серебряныя, подобны денгам Московским»); четыренадесять миль италийских [такожде и верст российских]»; «дыван [то есть общее слушание]»; «цекауз или арсенал султанский [то есть двор различных припасов]»; «цекинов [или червонных золотых]»; «к началнику сарая султанского [или по нашему к казначею двора его]»; и т. п. (л. 305об.-306; 313об., 322об.-333, 338-338об.).

Множество пояснений, отражающих кругозор и исследовательскую работу автора, сделано на полях перевода: «Фонтана - сусуд, из него же вода емлема, нимало убывает»; «Суть то пирамиды яко башни или паче градки деланы над гробами царей Египетских»; «милион - тысяча тысящей»; «копуля (купол.- А. Б.) - свод или сень». Лызлов объясняет слова «фрамуга», «мозаика», «прокуратор», «ковалер», «алхимия», «завой („чалма“)», «библиотека», «латерна», «станца», «перспектива», «миниция» («денежный двор»); автор знает, что «ликтвор» - это «согревательное», а «елексир» - «проносное», что турецкий «алтан» есть «чердак или зрелна», а «яглы» есть «крупы просяны» (л. 306- 307об., 308об.-309об., 320, 321, 322, 324, 326об.-328об., 333, 337 А; ср. л. 314об.). На полях отражены результаты историко-географических разысканий (л. 331, со ссылкой на Ботера, и др.), даны исторические пояснения и поправки (л. 308об.), которые делаются и в тексте (л. 310 и др.). Немало добавлений в тексте имеют антикатолическую направленность (л. 308, 336, 359об. и др.), причем Лызлов приводит в квадратных скобках и все характерные для католической дидактики обличения паствы, сделанные Стрыйковским (л. 359, З60об., 364, 368об., 370об. и др.).