Рабы - Садриддин Айни

— А что он сделал с минеральными удобрениями? — спросил тот же голос с места.

— Вот, вот! Он так «удобрил» землю, что от этого погибла часть посевов. Есть свидетель, и это подтвердил агротехник.

— Какое у вас предложение? — спросили с места.

— Как преступника Хасана немедленно исключить из колхоза и отдать под суд.

Несколько человек захлопали в ладоши. Дольше всех хлопал в ладоши Хамдам-форма.

Фатима подумала: «Мало рукоплесканий. Люди ждут, хотят более веских доказательств».

Юлдашев объявил:

— Для сообщения слово имеет товарищ Сафар.

— Товарищи! В нашем колхозе в этом году было совершено несколько преступлений, — это известно. Кто совершил их, это неизвестно.

Шашмакул крикнул с места:

— Как неизвестно? Хасан Эргаш!

— Верно! — поддержал Хамдам.

— Из этих преступлений ряд произошел непосредственно в присутствии Хасана, — продолжал Сафар-Гулам.

Люди привстали с мест, вытянули шеи, чтобы взглянуть на Хасана.

Шашмакул, обращаясь к собранию, заявил:

— Такого человека необходимо немедленно убрать из колхоза!

— Исключить его немедленно! — крикнул кто-то.

— Товарищи! — спокойно возразил Сафар-Гулам. — Или вы меня не поняли, или я неясно выразился. Дело в том, что никем, никак пока не доказано, виноват ли Хасан в происшедшем.

Шашмакул закричал:

— Что ж, дьявол, что ли, испортил Хасану сеялку? Мы этот вопрос уже прорабатывали!

Сафар-Гулам продолжал:

— Нужно было привлечь к ответственности Хасана. При первой проверке никого другого мы не обнаружили.

— Вот это решение и надо провести! — крикнул Шашмакул. Сафар-Гулам отрицательно покачал головой и спокойно продолжал:

— Но за последние дни мы обнаружили кончик от целого клубка преступлений. От целого клубка. Весь материал мы передали в политотдел. Сегодня должен сюда приехать Кулмурад. Не знаю, почему он запаздывает, но я предлагаю отложить это дело до приезда Кулмурада.

Шашмакул разгневанно встал:

— Что это за предложение? Это ж явная попытка замазать преступление Хасана. Это потворство преступнику, это переход на сторону кулаков.

Юлдашев встал:

— Товарищ Шашмакул! Призываю тебя к порядку.

Тогда поднялся Нор-Мурад и попросил слова. И, не дожидаясь согласия председателя, заговорил:

— Я люблю Хасана, как сына! Я знаю его, как активиста, комсомольца. Эргаш мне все равно что брат. Но колхоз я люблю больше. Я в колхозе двести трудодней выработал. Я семьдесят пять пудов пшеницы получил. А жена еще больше заработала! И вот Хасан Эргаш хотел нашему колхозу повредить. Как же это так? Я решительно требую: исключить! Больше я ничего не имею сказать.

Нор-Мураду похлопали. Вместе с другими он и сам похлопал себе, а потом посмотрел на Юлдашева:

— Мое выступление — это тоже нарушение порядка? Юлдашев не успел ему ответить. Садык попросил слова. Садык сказал:

— Я очень уважаю Эргаша, но я недоволен его сыном Хасаном. И прямо это говорю. Ведь его сын учит моих детей, что бога нет. Ну как же это так? Зачем же так обманывать моих ребят? А в остальном я Хасаном доволен. Ведь все наши ребята берут с Хасана пример, все говорят, что хотят работать, как Хасан-ака, поэтому я и думаю: не мог вредить такой парень. А предложение у меня — отложить дело Хасана, чтоб внести в это дело полную ясность.

Шашмакул даже привскочил со своего места.

— Товарищи! Слышали, что говорит кулак? Вот Сафар говорит, что в колхозе есть остатки кулачества, а кулака перед своими глазами не видит.

— Это какого же кулака? — нахмурившись, спросил Сафар-Гулам.

— А вот Садыка! Одно время он свое кулачество скрывал, ходил в рваном халате, теперь у него халат нарядней, чем, бывало, у Хаджиназара. Живот у него стал толще, чем у мясника Рахима, борода у него расчесана и блестит, как, бывало, у Теракула с маслобойки. Но тех всех признали кулаками или богачами и выслали. А этот пролез в колхоз и сейчас выступил в защиту преступника. Я, как коммунист, утверждаю, что Садык — кулак и кто согласен с ним — это подкулачники. Я утверждаю это со всей ответственностью.

— Поставить вопрос о Хасане на голосование! — крикнули с места.

— Голосовать, голосовать! — подхватили одинокие голоса с разных мест.

Юлдашев поднялся.

— Хорошо. Ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы Хасана Эргаша не исключать из колхоза, а отложить его дело для дальнейшего расследования, поднимите руки.

Больше половины колхозников подняли руки. Шашмакул заревел, как раненый бык:

— Это неправильно! Сперва голосуй мое предложение — за немедленное исключение из колхоза. Почему ты сначала голосуешь предложение кулака? Кто за то, чтобы Хасана Эргаша немедленно исключить из колхоза и отдать под суд?

— Так, — неохотно уступил Юлдашев. — Поднимите руки, кто за предложение Шашмакула?

Опять немногим больше половины присутствовавших подняло руки.

— Вопрос решен! — радостно воскликнул, захлопав в ладоши, Шашмакул.

Со стороны Хамдама-формы раздались ликующие возгласы. Кутбийа поднялась с места.

— У меня есть заявление. Разрешите огласить.

— Пожалуйста! — согласился Юлдашев, пытливо и настороженно вглядываясь в ее лицо.

Сафар-Гулам тоже придвинулся ближе, чтобы лучше ее видеть, словно ждал от нее каких-то очень значительных слов.

— Я хотела заявить, что не хочу жить с преступником и с настоящего момента считаю себя разведенной с ним..

Сафар-Гулам нахмурился и переглянулся с Юлдашевым. Но Хамдам прервал слова Кутбийи новым взрывом рукоплесканий и ликующих выкриков. Кутбийа продолжала:

— Спасибо вам, кто выявил преступления Хасана Эргаша. И Кутбийа любезно кивнула головой Шашмакулу. Она пошла к Хамдаму, благодарно пожала ему руку и села рядом с ним.

Тогда поднялась Фатима.

— Этого не может быть! Хасан не преступник. Его не исключат из комсомола, потому что…

Шашмакул прервал ее.

— Вопрос решен. Собрание закрыто. Собрание закрыто! — крикнул Шашмакул.

И хотя председатель еще не объявил собрание закрытым, колхозники поднялись с шумом, возбужденно заговорив и заспорив.

Но в этот момент громко и радостно крикнула Мухаббат:

— Стойте! Собрание не закончено. Приехал Кулмурад. Кулмурад-ака, вот он! Приехал!

Все остановились. Те, которые вышли, поспешили вернуться.

19

Четыре всадника спешились возле чайханы.

Один из них Кулмурад, другой — районный следователь, и с ними — два вооруженных милиционера.

Кутбийа, увидев милиционеров, прижавшись к Хамдаму, шепнула радостно:

— Видно, его отсюда прямо в тюрьму отведут!

— Конечно, — и добавил громко, чтобы слышали и другие: — Советская власть не допустит, чтоб преступник, прикрываясь комсомольским билетом, продолжал свои преступления.

Услышав эти слова, Фатима откликнулась:

— Не может того быть, чтоб Хасан оказался преступником! Кутбийа, осмелев, крикнула ей:

— После него очередь за тобой. Туда же! Приход Кулмурада прервал этот спор.

Положив на стол сумки и портфели, Кулмурад и следователь поздоровались.

Шашмакул протиснулся к Кулмураду.

— Товарищ! Я хочу вас спросить как представителя политотдела. У меня чрезвычайный вопрос.

— Пожалуйста.