Рабы - Садриддин Айни

Когда запоешь, все складней получается. Но слова-то в песне те же, — улыбнулась Мухаббат, уходя.

— Я помню эту песню. Но ведь я-то не с пустыми извинениями пришел, — печально сказал Хасан.

Он постоял еще, но Фатима молчала.

Тогда и он пошел вслед за Мухаббат. И когда они далеко отошли от Фатимы, до них долетела ее песня:

Не смей свою любимую бранить,                                        она нежна.Не сдержит всех жемчужин нить, —                                         она нежна.В больное сердце камнем не бросай:Нельзя над чашей камень уронить, —                                         она нежна.

И, уходя, вслушиваясь в легкий далекий напев Фатимы, Хасан шептал:

От сердца к сердцу протянута эта струна,И чем туже она, тем звонче поет она.И крепка, крепче стали, доколе жива любовь,Не порвется она, хоть и очень нежна.

17

Во дворе правления колхоза оживленно толпились колхозники от мала до велика.

Вдруг, словно вспыхивал, возникал смех. Вдруг, перекрывая все голоса, звенела чья-нибудь веселая шутка.

Завхоз, свалив в угол амбара и еще раз пересмотрев мешки, подошел к весам и долго проверял их.

Все было готово, чтобы на склады ссыпать зерно, а в амбары принять товары.

Но тем, кто ждет, время кажется медленным.

И когда наконец вдали звякнул колоколец каравана, ему даже не сразу поверили, — казалось, караван пришел неожиданно.

Но по улице уже бежали ребята с криками:

— Караван пришел!

Ребята со двора тоже побежали навстречу каравану, а взрослые собрались у колхозных ворот. Караван пришел.

Неторопливой, спокойной поступью вошли во двор тяжело нагруженные верблюды. Их светлую, слегка рыжеватую шерсть украшали красные ковровые седла, красные шлеи свешивались на верблюжьи груди широкой тесьмой с бахромой, красные уздечки охватывали узкие верблюжьи лбы, и на груди заднего верблюда медленно раскачивался медный, почерневший от дальних дорог большой колоколец.

Старый Эргаш, глядя на караван, засмеялся:

— В точности, как, бывало, ходили караваны наших богатейших купцов.

Сафар-Гулам тоже засмеялся:

— Но разница в том, что тогда водили караван, чтоб набивать карманы баев, а эти перевозят сокровища трудящихся, тех, что в прежние времена были рабами.

Кутбийа, стоя рядом с Хасаном, не сводила глаз с Хамдама-формы. Она услышала слова Эргаша и ответ Сафар-Гулама, и сердце ее тоскливо сжалось. Она вздохнула и посмотрела на небо. И снова с надеждой взглянула на Хамдама.

Один из колхозников добавил:

— И сами верблюды другие. У богачей верблюды ходили в плешинах да в ссадинах от непосильной работы, а у нас и скот живет в холе. Ишь как стоят горбы у них, ишь как хорошо они выглядят!

— Много их, бедняг, погибло от кулацкого ножа. И ведь мясо-то у них невкусное, чего резали?

— Чтоб нам поменьше досталось.

Хамдам взглянул на Кутбийю и дважды ребром ладони провел себе поперек груди.

Кутбийа в ответ улыбнулась ему. Верблюды опустились на землю.

Сняли с седел тяжелые мешки с пшеницей и понесли их в амбары.

Взамен принялись вьючить огромные кипы хлопка.

Большая часть верблюдов уже была навьючена и отведена в сторону. Но несколько верблюдов еще лежали, послушно ожидая, пока закрепят на их седлах хлопок, туго набитый в мешки.

В это время во двор въехал, громко гудя, грузовик.

Между колхозниками зашла речь о грузовиках, их значении в колхозном хозяйстве.

— Если бы нам еще один грузовик, намного легче стало бы устраиваться со всеми делами! — сказал Юсуф.

— Приобретем! — ответил Сафар-Гулам. — А может быть, даже получим в премию за перевыполнение плана. Надо только так перевыполнить, чтоб не стыдно было премию получать.

Юлдашев возразил:

— А зачем нам ждать премию, дядя Сафар? Деньги у нас найдутся с избытком, надо купить, да и точка. Это нам не помешает перевыполнить план.

Шашмакул сердито проворчал:

— Сперва надо вредителей убрать, а не то и с грузовиком выйдет, как с сеялкой; а не то и вовсе пропадет, как культиватор.

Хасан отвернулся, словно и не слышал слов Шашмакула, но Кутбийа отлично расслышала и подмигнула Хамдаму.

Грузовик, сгрузив тюки мануфактуры, мешки с сахаром ящики чая и всякие хозяйственные товары, нагрузил высокую груду мешков с хлопком и ушел со двора.

В это время подъехали арбы, гремя колокольчиками, подвешенными к сбруе лошадей. На одних арбах была нагружена пшеница, на других — мануфактура, сахар, чай, керосин, масло и другие товары. Арбы выстроились в ряд перед кооперативом.

— Столько товаров! — сказал Эргаш. — Прежде, бывало, арбы выстраивались только на базаре в Гиждуване перед лавками баев У нас на весь Шафриканский район для товаров даже ни одного склада не было, а теперь в каждом колхозе свои амбары и склады и свой базар. Да какой! Купцы, бывало, торговали по мелочам, а у нас приходи, выбирай, сразу и не выберешь: то хорошо, а это еще лучше.

Юлдашев ответил:

— Так ведь то было в эмирском Шафрикане, дядя Эргаш Ведь там только место прежнее, а город нынче совсем другой.

Кладовщик крикнул, стоя у своих весов в тени амбара:

— Товарищ Сафар, можно начинать?

— Да, — ответил Сафар-Гулам и, подойдя к весам, сказал ожидавшим колхозникам: — Дело обстоит так, товарищи, — сейчас кто нуждается, может получить пшеницу. Точные подсчеты по всем трудодням у нас еще не закончены. Выйдет, примерно, на трудодень каждому колхознику по восемь килограммов пшеницы и деньгами порядочно. Но окончательный расчет произведем, когда полностью закончим подсчет. А сегодня выдадим по шесть килограммов пшеницы на трудодень. Таково решение правления.

Вытащив свои расчетные книжки, водя пальцами по столбцам записей, колхозники принялись подсчитывать свои трудодни.

Хасан нерешительно подошел к Фатиме.

— Ну как, Фатима, хватит тебе трудодней на пропитание?

— Их у меня двести тридцать пять, Хасан, — просто и доверчиво ответила Фатима.

Видно, что-то перегорело в ней и сменилось каким-то новым чувством.

Хасан сразу уловил эту перемену. Шутя он спросил:

— Ну теперь сменишь свое синее платье на новое. Нарядная будешь. Иль все деньги на книжку положишь?

Кутбийа, прислушиваясь к их разговору, незаметно, но с удовольствием взглянула на свое шелковое платье, на бархатный жакет, на лаковые ботинки.

— Есть у меня деньги и на книжке, Хасан, есть и шелковые платья в сундуке, и жакетки бархатные есть, и лаковые ботинки, и тюбетейки, шитые золотом. У меня много всякого добра лежит. Но я ведь не кулацкая дочь. Куда мне наряжаться? На работу? Я ведь не для виду работаю. В шелках моей работы не сделаешь.

Удар был направлен прямо в Кутбийю.

Кутбийа вспыхнула и растерянно подвинулась в сторону Хамдама.

Но в это время кладовщик позвал:

— Подходите, товарищи! Фатима и Мухаббат ушли к весам. Сафар-Гулам зачем-то отозвал Хасана.

Кутбийа могла спокойно справиться со своей обидой. Отирая пестрым ароматным платком лицо, она подошла к Хамдаму.

— Слышал? Эта дочь батрачки гордится своими трудоднями! Эх, мне бы прежнее время, — я ей дала бы работу! Она бы у меня поработала! А теперь смеет еще смеяться!