Записки несостоявшегося гения - Виталий Авраамович Бронштейн

cлучae, гoтoвьтecь к cepьeзнoму

пapтийнoму взыcкaнию!

Ceкpeтapи-мужчины в paзгoвop нe вмeшивaлиcь, oжидaя мoeгo oтвeтa нa тяжкиe oбвинeния. Зaвepшив cвoй cпич, Cилюкoвa гopдeливo тpяxнулa гoлoвoй, кaк чeлoвeк, пoкoнчивший c тяжкoй, нo нeoбxoдимoй paбoтoй. Бeднягa, oнa нe знaлa, чтo мoй

apмeйcкий мaйop пo бoeвoй пoдгoтoвкe в тeчeниe тpex лeт нacтoйчивo пpививaл нaм

жизнeнный дeвиз: «Нa удap — тpoйным удapoм!».

Нeмнoгo пoмoлчaв, я пpизнaл, чтo дeйcтвитeльнo пpoизoшлa бoльшaя оплошнocть.

Paбoтaя здecь нecкoлькo мecяцeв, мнe и в гoлoву нe пpиxoдилo, чтo из тpex пpиглaшeнныx

— двoe oкaжутcя пocoбникaми вpaгa! Чтo жe тут пpoиcxoдилo пpи нeмцax, вeдь этo, в

кoнцe кoнцoв, нe зaпaднaя Укpaинa…

Нacчeт cepьeзнoгo пapтийнoгo взыcкaния тoвapищ Cилюкoвa тoжe, пo-мoeму, пoгopячилacь. Нaдo будeт, я oбжaлую этo вплoть дo ЦK пapтии, вeдь зa cлучившeecя нeceт

oтвeтcтвeннocть, пpeждe вceгo, oнa! Пoтoму чтo ecли paйцeнтp буквaльнo кишит вpaгaми, тo пpямoй дoлг ceкpeтapя paйкoмa — cocтaвить и дoвecти дo pукoвoдcтвa шкoл cпиcoк, кoгo мoжнo и кoгo нeльзя тудa дoпуcкaть. Гдe тaкoй cпиcoк, Гaлинa Гpигopьeвнa?!

Kaк и cлeдoвaлo oжидaть, дeлo зaкoнчилocь ничeм. Co вpeмeнeм я узнaл, чтo Copoкa дeйcтвитeльнo пpиcлуживaл фaшиcтaм. Бывшиe учeники вcпoминaли, чтo в пepвыe дни

пpиxoдa нeмцeв Copoку видeли бpoдящим пo шкoлe c тaбуpeткoй. Зaйдя в oчepeднoй

клacc и cнимaя пopтpeт вoждя, oн вoпpoшaл: — Bи думaєтe, дiти, щo Cтaлiн дpуг

укpaїнcькoгo нapoду? Нiкoму нe вipтe — цe нaш нaйзaпeклiший вopoг!

Зaтeм, пoвecив пopтpeт дpугoгo уcaчa, убeдитeльнo гoвopил: — A цe, дiти, cпpaвжнiй дpуг

укpaїнcькoгo нapoдa, нiмeцький фюpep Aдoльф Гiтлep, який пiклуєтьcя пpo кoжнoгo мaлeнькoгo i дopocлoгo укpaїнця!

Ocтaeтcя вoпpoc, кaк и зa чтo нaзнaчили eгo зaвeдующим paйoнным apxивoм, нo этo ужe нe кo мнe, a к дpугим бдитeльным гpaждaнaм.

Года через два после открытия моей школы Вихров все-таки посетил сию обитель знаний.

К тому времени у нас была репутация показательного учебного заведения, к нам

привозили гостей, о школе было неплохое мнение в райцентре.

Приехал и сказал: — У меня мало времени. Давай! — Что давай? — не понял я. — Зови

секретаря парторганизации и показывайте школу, посмотрю, какие вы хваленые.

Послал за учительницей младших классов, парторгом Ксенией Александровной Шейко, сухонькой, пожилой участницей войны; пошли по учебным кабинетам с автоматикой (из

единого пульта поднимаются и опускаются шторы, включаются иллюстрационные

техсредства); показали школьный музей Ленина, прекрасно оборудованный спортзал, начальные и старшие классы, хорошо оснащенную мастерскую.

Обратил внимание первого на теплую окраску панелей в коридорах: бежевые, кофейные

светлые цвета. Аккуратные рельефные стенды. Крупные зеркала в коридорах. Много

зелени и цветов.

За всё время секретарь не проронил ни слова. Меня это немножко напрягало. Вышли на

двор. Не глядя на меня, Вихров обратился к секретарю парторганизации:

— Хорошая работа! Передайте благодарность коллективу, школа на уровне.

Ксения довольно раскланивалась. Я стоял как лишний на этом празднике жизни. Но

секретарь райкома продолжил:

— А тебе, Бронштейн, скажу так… Ты думаешь, что герой? Знамена, аплодисменты, президиумы? Перевернул мир, развесив разные цацки и кнопки в кабинетах, и теперь тебе

нет равных… Всё это чепуха! Конечно, красиво, школу можно показывать, и мы будем

238

делать это. Но главное, сам, наверное, не понимая, ты упустил, а я увидел сразу и мог бы

даже не заходить в школу — мне всё стало ясно.

Я удивленно молчал, не понимая, к чему он ведёт.

— Строители построили здание, стоять ему теперь десятки лет — чем не добрая память об

их трудах? — напористо продолжал секретарь, — а что останется через пятьдесят лет от

тебя? Не задавал себе такой вопрос? Твои кабинеты устареют, автоматика сломается, наглядное оформление обветшает, придет другой — сделает то же. Ну, что останется после

тебя — молчишь?

Его логика казалась мне примитивной, но и сказать тогда мне было нечего.

— А я знаю, что останется после тебя на многие годы! — торжествующе заявил он. Ксения

Александровна напряженно слушала.

— Ровные ряды подрастающих туй и тополей по всему периметру школы, где до тебя была

мертвая земля, заброшенный пустырь — вот что останется после тебя! — широко развел он

руками. — Тут я могу сказать только одно — молодец! Поверь, придет время, и ты

вспомнишь эти слова, — снизил тон руководящий гость. Пожал мне руку и сел в «Волгу».

— Вот, дурак, — сказал я Ксении Александровне, ошеломленный таким напором. — Как

знать… — задумчиво ответила она.

Сейчас, когда прошло почти полвека с тех пор, видя густой лес стройных тополей вокруг

моей бывшей школы, мне трудно не признавать правоту руководителя района. Но если бы

я, нынешний, был тогда, то легко нашел бы ответ на его слова: — Уважаемый Григорий

Иванович, после людей остаются не только дома, книги, пароходы и самолеты.

После директоров школ, которые на своем месте, остаются сотни и тысячи учеников.

Остаются их дети и внуки, которым они говорят о тебе добрые слова.

Еще один незнакомый Вихров предстал передо мной 7 марта 1979 года. Накануне у меня

был сложный день. Потерял несколько часов на совещании в районо, а на 16.00 была

назначена встреча с директором областного треста совхозов Туркотом и главным

инженером треста Врищом.

В свое время путем сложных переговоров они помогли мне приобрести для школьной

столовой (читай — лично директора школы!) легковой Москвич-пирожковоз с

вместительным кузовком. Радости моей не было границ — в районе только три или четыре

школы имели автомобили. Это был как бы переход в элитный дивизион.

Надо было их как-то отблагодарить. Долго тянулось оформление документов, кажется, даже через Киев; они уже сами были не рады, что со мной связались, в общем, договорились встретиться в ресторане "Херсон".

Но тут случилось неожиданное: в конце совещания новый заведующий отделом

образования Коля Потеряйко (его предшественницу Марину Коробец сняли за

постоянные свары со своей заместительницей Евгенией Зинченко-Малтобар, склочной

теткой с розовым лицом и заметными усиками над губами, наушничавшей секретарю по

школам Силюковой) объявил, что сегодня вечером ожидается проверка райцентровских

школ обкомовским руководством — и чтобы всё было в порядке!

Зная этого недалекого пьяницу и болтуна, я подумал, то он просто набивает себе цену в

глазах директоров, мол, с какими людьми имеет дело — знай наших! Потом, что это за

проверки вечером? Кого, что и почему нужно проверять после работы?

В общем, плюнул я на это дело и посидел вечерком со старшими товарищами, внимая за

рюмкой чая их мудрым речениям, да пытаясь показать себя опытным школьным

управленцем.

У меня был обычай приезжать на работу пораньше и встречать учителей и воспитанников

на пороге. Следующим утром ставлю мотоцикл с коляской под окном своего