Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

— А теперь, — сказал Джек Хопкинс, — не худо было бы спеть что-нибудь, Боб, для поднятия духа.

И Хопкинс, побуждаемый бурными рукоплесканиями, немедленно и громко затянул «Бог да благословит короля» на новый мотив, сложенный из двух других: «Бискайского залива» и «Лягушки»[104].

Хор играл существенную роль в пении, а так как каждый джентльмен пел на тот мотив, который лучше знал, эффект получался поистине потрясающий.

В конце припева к первому куплету мистер Пиквик поднял руку, как бы прислушиваясь, и сказал, как только наступило молчание:

— Тише! Прошу прощения. Мне почудилось, будто кто-то кричит с верхней площадки лестницы.

Немедленно воцарилась глубокая тишина. Было замечено, что мистер Боб Сойер сильно побледнел.

— Кажется, опять кричат, — сказал мистер Пиквик. — Будьте добры открыть дверь.

Как только дверь была открыта, все сомнения по этому поводу рассеялись.

— Мистер Сойер! Мистер Сойер! — визжал голос с площадки третьего этажа.

— Это моя квартирная хозяйка, — сказал Боб Сойер, озираясь в великом смятении. — Слушаю, миссис Редль.

— Что это значит, мистер Сойер? — продолжал голос весьма пронзительно и скоропалительно. — Мало вам того, что вы денег за квартиру не платите и вдобавок долгов не возвращаете, а ваши приятели, которые осмеливаются называть себя мужчинами, ругают меня и оскорбляют, вам надо еще весь дом перевернуть вверх дном и в два часа ночи поднимать такой шум, что вот-вот приедет пожарная команда? Гоните этих негодяев!

— Как вам не стыдно! — изрек голос мистера Редля, доносившийся, казалось, из-под одеяла.

— Тебе стыдно! — подхватила миссис Редль. — Почему ты не спустишься вниз и не сбросишь их с лестницы всех до единого? Ты бы это сделал, будь ты мужчиной.

— Я бы это сделал, будь я десятком мужчин, моя милая, — миролюбиво отозвался мистер Редль, — но на их стороне численный перевес, моя милая.

— Тьфу, трус! — отвечала миссис Редль с величайшим презрением. — Намерены вы прогнать этих негодяев, мистер Сойер, или нет?

— Они уходят, миссис Редль, они уходят, — сказал несчастный Боб. — Пожалуй, лучше разойтись, — сообщил мистер Боб Сойер своим друзьям. — Мне кажется, мы слишком шумели.

— Это очень печально, — сказал жеманный джентльмен. — А мы как раз развеселились!

У жеманного джентльмена только что мелькнул проблеск воспоминания об анекдоте, который он забыл.

— С этим трудно примириться, — озираясь, сказал жеманный джентльмен. — Трудно примириться, не правда ли?

— Не следует мириться, — отозвался Джек Хопкинс. — Споем следующий куплет, Боб. Ну-ка!

— Нет, нет, Джек, не нужно, — перебил Боб Сойер. — Это чудесная песня, но лучше нам не петь второго куплета. Очень вспыльчивые люди — жильцы этого дома.

— Может быть, мне подняться наверх и поколотить хозяина? — осведомился Хопкинс. — А может быть, потрезвонить в колокольчик или завыть на лестнице? Вы можете располагать мною, Боб.

— Я глубоко признателен вам, Хопкинс, за вашу дружбу и доброту, — сказал злополучный мистер Боб Сойер, — но, мне кажется, во избежание дальнейших споров мы должны разойтись немедленно.

— Ну, что, мистер Сойер? — раздался пронзительный голос миссис Редль. — Уходят эти грубияны?

— Они ищут свои шляпы, миссис Редль, — ответил Боб. — Сейчас уйдут.

— Уйдут? — повторила миссис Редль, выставляя из-за перил свой ночной чепец как раз в тот момент, когда мистер Пиквик в сопровождении мистера Тапмена вышел из комнаты. — Уйдут! А зачем им было приходить?

— Сударыня… — начал мистер Пиквик, поднимая голову.

— Проваливайте, старый бездельник! — ответила миссис Редль, поспешно сдергивая ночной чепец. — Вы ему в дедушки годитесь, несчастный! Вы хуже их всех!

Мистер Пиквик убедился, что доказывать свою невиновность бессмысленно, и посему поспешно спустился с лестницы и выбежал на улицу, где к нему присоединились мистер Тапмен, мистер Уинкль и мистер Снодграсс. Мистер Бен Эллен, на которого угнетающе подействовали грог и тревога, проводил их до Лондонского моста и во время прогулки поведал мистеру Уинклю, как лицу наиболее подходящему, что он решил перерезать горло любому джентльмену, за исключением мистера Боба Сойера, который осмелится посягать на любовь его сестры Арабеллы. Высказав с подобающей твердостью свое решение исполнить сей мучительный долг брата, он расплакался, надвинул шляпу на глаза и, сделав попытку вернуться домой, стал стучать в дверь конторы рынка Боро, изредка задремывая на ступеньках, и стучал до рассвета в твердой уверенности, что он живет здесь, но позабыл свой ключ.

Когда все гости ушли согласно настойчивой просьбе миссис Редль, злополучный мистер Боб Сойер остался один, чтобы поразмыслить о возможных событиях завтрашнего дня и увеселениях этого вечера.

ГЛАВА XXXIII

Мистер Уэллер-старший высказывает некоторые критические замечания, касающиеся литературного стиля, и с помощью своего сына Сэмюела уплачивает частицу долга преподобному джентльмену с красным носом

Утро тринадцатого февраля, которое, — читатели сего правдивого повествования знают это не хуже, чем мы, — было кануном дня, назначенного для слушания дела миссис Бардл, оказалось беспокойным для мистера Сэмюела Уэллера, непрерывно путешествовавшего от «Джорджа и Ястреба» к дому мистера Перкера и обратно с девяти часов утра и до двух часов дня включительно. Нельзя сказать, чтобы это могло содействовать ходу дела, ибо консультация уже состоялась и план действия, который следовало избрать, был окончательно выработан; но мистер Пиквик, находясь в состоянии крайнего возбуждения, непрестанно посылал записочки своему поверенному, содержащие один только вопрос: «Дорогой Перкер, все ли идет хорошо?» — на что мистер Перкер неизменно отвечал: «Дорогой Пиквик, все идет хорошо, насколько это возможно». В действительности же, как мы уже намекали, идти было решительно нечему ни хорошо, ни худо, вплоть до судебного заседания, назначенного на следующее утро.

Но людям, которые добровольно обращаются к правосудию или насильственно и впервые привлекаются к суду, можно простить некоторое временное раздражение и беспокойство, и Сэм с подобающим снисхождением к слабостям человеческой природы исполнял все приказания своего хозяина с невозмутимым добродушием и нерушимым спокойствием, обнаруживая тем самым поразительнейшие и приятнейшие свойства своей натуры.

Сэм утешился весьма недурным обедом и ждал у буфетной стойки стакана горячей смеси, в которой мистер Пиквик посоветовал ему утопить усталость, вызванную утренними прогулками, когда юнец ростом около трех футов, в мохнатой шапке и бумазейных штанах, каковой костюм свидетельствовал о похвальном стремлении его владельца занять в будущем высокий пост конюха, вошел в коридор «Джорджа и Ястреба» и оглядел сначала лестницу, затем коридор, а затем заглянул в буфетную, словно отыскивая кого-то для передачи поручения, вслед за сим буфетчица, считая вероятным, что упомянутое поручение может коснуться чайных или столовых ложек гостиницы, обратилась к юнцу:

— Эй, молодой человек, что вам здесь нужно?

— Есть здесь кто-нибудь по имени Сэм? — осведомился юнец громким дискантом.

— А как фамилия? — спросил Сэм Уэллер, оглянувшись.

— Откуда мне знать? — живо откликнулся молодой джентльмен под мохнатой шапкой.

— Вы парень смышленый, — сказал мистер Уэллер, — но, будь я на вашем месте, я бы эту самую смышленость не слишком показывал, — вдруг кто-нибудь ее утащит. Что это значит? Почему вы являетесь в отель и спрашиваете Сэма с такой вежливостью, как будто вы дикий индеец?

— Потому что мне приказал старый джентльмен, — ответил мальчик.

— Какой старый джентльмен? — с глубоким презрением осведомился Сэм.

— Тот, который ездит с ипсуичской каретой и останавливается у нас, — отозвался мальчик. — Вчера утром он мне сказал, чтобы я пошел сегодня к «Джорджу и Ястребу» и спросил Сэма.

— Это мой отец, моя милая, — пояснил мистер Уэллер, обращаясь к молодой леди за буфетной стойкой. — Черт побери! Пожалуй, он и в самом деле забыл мою фамилию. Ну-с, молодой барсук, что дальше?

— А дальше то, — сказал юнец, — что вы должны прийти к нему в шесть часов в нашу гостиницу, потому что он хочет вас видеть, — «Синий Боров», Леднхоллский рынок. Сказать ему, что вы придете?

— Рискните сообщить ему это, сэр, — ответил Сэм.

Получив такие полномочия, юный джентльмен удалился и разбудил при этом все эхо во дворе «Джорджа», изобразив несколько раз, с удивительной чистотою и точностью, свист погонщика скота голосом, отличавшимся своеобразной полнотой и звучностью.

Мистер Уэллер, получив отпуск у мистера Пиквика, который, находясь в возбужденном и тревожном состоянии, был отнюдь не прочь остаться один, отправился в путь задолго до назначенного часа и, имея в своем распоряжении много времени, добрел до Меншен-Хауса, где остановился и с философическим спокойствием стал созерцать многочисленных омнибусных кондукторов и кучеров, которые собираются около этого знаменитого и людного места к великому ужасу и смятению старых леди, населяющих эти края. Прослонявшись здесь около получаса, мистер Уэллер повернул и направил свои стопы к Леднхоллскому рынку, пробираясь боковыми улицами и переулками. Так как он слонялся, чтобы убить время, и разглядывал чуть ли не каждый предмет, попадавшийся ему на глаза, то ничего нет удивительного в том, что он остановился перед маленькой витриной торговца канцелярскими принадлежностями и картинками; но без дальнейших объяснений покажется странным, что едва взгляд его упал на кое-какие картинки, выставленные на продажу, как он вдруг встрепенулся, хлопнул себя очень сильно по правой ляжке и энергически воскликнул: