Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.) - Виталий Витальевич Тихонов

советских историков за состояние своего «фронта». В-третьих, работники Ивановского педагогического института выступили в роли своеобразного третейского судьи. Критические рецензии, поступавшие на книгу от известных московских и ленинградских специалистов, могли показаться кому-то сведением счетов, а неангажированные провинциальные историки, не впутанные в академические игры, служили примером честного отношения к делу. Короче, целая кафедра во главе с доцентом Мордвишиным сыграли роль «маленького человека».

Лидер «ивановских погромщиков» Мордвишин после этого заслужил особую честь и был приглашен в Москву на обсуждение книги Рубинштейна, которое прошло в Министерстве образования СССР с 15 по 20 марта 1948 г. По воспоминаниям С. О. Шмидта: «Жалко и в то же время зловеще выглядело выступление И. И. Мордвишина из пединститута г. Иваново, напечатавшего перед тем письмо о книге Н. Л. [Рубинштейна] и получившего слово только седьмым; он обижался на то, что публично не оценили его инициативу, не выделили его роль: сработал симптом Бобчинского и Добчинского, боровшихся за то, чтобы было известно, кто первым сказал “э”»[1550]. Очевидно, что наш герой не был лишен своеобразного тщеславия. Выступая, Мордвишин повторил все свои обвинения, особенно выпячивая мысль о том, что Рубинштейн не владеет марксизмом, что и привело к ошибкам в его книге[1551].

Но поездка в Москву так и не стала карьерным трамплином. Мордвишин вернулся в Иваново, где продолжил преподавание в местном пединституте. По воспоминаниям ивановского историка И. Я. Биск, еще в 1970-х гг. «Мордвишин похвастался тем, что в свое время его приглашали аж в Москву громить космополитов; в словах Мордвишина не было ни антисемитизма, ни покаяния, а одно лишь тщеславие»[1552]. Очевидно, что вояж в Москву, где его внимательно слушали местные знаменитости, стал самым ярким эпизодом в «научной» карьере «маленького человека» Мордвишина. Заметим, что в своих воспоминаниях, опубликованных в 1993 г. уже после его смерти, о своем триумфе он предпочел умолчать[1553].

Примером все того же «маленького человека», борющегося против авторитетов и их «злоупотреблений», является сотрудница Института истории Полина Ефимовна Осипова (род. 1900). В ее личном деле можно обнаружить скудные сведения из ее биографии. Родилась в Могилеве в еврейской семье, с 1918 г. — в комсомоле, а с 1919 г. — в партии. Работала сотрудником ЦК ВКП (б). В 1930–1934 гг. являлась слушателем Института красной профессуры. Наконец, с 1939 г. поступила в аспирантуру Института истории АН СССР, с того же года была зачислена младшим научным сотрудником. Специализировалась по истории международных отношений Нового времени. В 1943 г. защитила кандидатскую диссертацию. Раннее вступление в ряды большевистской партии, учеба в ИКП и места работы выдают активного и идейного партийного деятеля. Отнюдь не случайно, что в 1944 г. она становится парторгом сектора новой истории[1554].

Осипова обнаружила «плагиат» в курсе лекций известного специалиста по истории Америки Л. И. Зубока. Судьба последнего не была простой. Выходец из рабочей еврейской семьи из Одессы, в 1913–1924 гг. он находился в эмиграции в США, где принимал активное участие в рабочем движении. Затем вернулся в Россию, чтобы помочь строить коммунизм. В СССР он быстро выдвинулся в одного из ведущих специалистов по истории Америки. Тяжелым ударом для него стало обсуждение школьного учебника по новой истории[1555]. В условиях идеологических кампаний еврей Зубок, к тому же живший в Америке, оказался чрезвычайно удобным объектом для критики. Обвинения, выдвинутые Осиповой, стали предметом разбирательства партбюро Института истории на заседании 28 мая 1948 г.

Суть истории, со слов Осиповой, такова: «В прошлом году ко мне пришел тов. Лисовский[1556] по поводу того, что тов. Зубок заимствовал его статью… На партсобрании я выступила, т. к. считала такой поступок неэтичным для члена партии». Более того, в своей статье о Кубе[1557] Зубок вновь пошел на плагиат, на этот раз из книги американца Дженкса (гражданство Дженкса только усугубляло проступок). «Подобные факты говорят о методе работы т. Зубока и о низком уровне его научной работы»[1558]. Осипова напомнила, что еще до войны Зубок обвинялся в том, что использовал материал из статьи научного сотрудника Лившица[1559] об Испании. Тогда это было расценено как заимствование, и Зубока сняли с должности заведующего сектором новой истории.

В данном случае для расследования была создана специальная комиссия. Е. А. Луцкий провел сличение текстов и, как доложила секретарь партбюро З. В. Мосина, он «обнаружил значительные совпадения текста, в ряде мест имеет место дословный пересказ, без ссылки на автора»[1560]. При этом Лисовский вел себя очень непоследовательно: он то подтверждал факт заимствования, отказываясь квалифицировать поступок Зубока, то отрицал его. Плагиат из работ американца Л. Дженкса подтвержден не был. При обсуждении вердикта за Зубока фактически вступилась Мосина: «С обвинением тов. Осиповой о заимствовании тов. Зубоком книги Дженкса не согласна. Тов. Зубок использовал фактическую канву и имел на это право, тем более, что он дает ссылки. Тов. Лисовский подал всего три заявления. Во втором и третьем заявлении он никаких претензий к тов. Зубоку не предъявлял. Я считаю необоснованными приписать тов. Зубоку недобросовестный мотив»[1561].

Сам Зубок, расценивший случившееся как спланированную травлю, заявил следующее: «Все заимствованное у тов. Лисовского сводится к семи строкам. Сам тов. Лисовский дал положительный отзыв на отработанную лекцию и сказал, что чувствует себя виноватым передо мной. Тут упоминалось о факте со статьей тов. Лившица об Испании. Я лично говорил с тов. Лившицем и он дал согласие использовать его материал»[1562].

В целом комиссия склонялась в сторону того, чтобы расценить случившееся как элементарную небрежность, связанную с большим объемом работы. Но поведение Зубока, который категорически отказывался признать хотя бы частичную справедливость обвинений и публично отстаивал свою позицию, в то время, как от него требовалось покаяние и частичное признание ошибок в духе самокритики, было расценено как неправильное. По словам А. П. Кучкина: «…Он не вынес урока, выступал не самокритично, бросает обвинения тов. Осиповой. Надо было продумать, в чем его вина, и осудить свой поступок. Решение комиссии беззубо, нет квалификации поступка тов. Зубока. Надо резко осудить методы работы тов. Зубока, и предлагаю вынести партийное взыскание, т. к. те предупреждения, которые были, очевидно, недостаточны»[1563]. Против выступила Н. А. Сидорова: «О тов. Зубоке надо судить в целом: он активно работал в Институте, успешно выступал с лекциями и, наконец, первый создал ценное учебное пособие. Заимствование незначительное и если сравнить с общей работой. этот поступок не заслуживает вынесения партийного взыскания»[1564].

Постановление бюро гласило: «Тов. Зубок использовал свое служебное положение в ущерб интересам автора,