Владимир Высоцкий. Сто друзей и недругов - А. Передрий

В интервью московскому журналу «Вагант» Лев Алексеевич подробно остановился на теме смерти поэта: «Мне кажется (прости меня, Господи, если я грешу), что к смерти Володи и Марина приложила свою ручку...

О смерти Володи узнал в Свердловске. Я снимался на Свердловской киностудии в каком-то революционном фильме, играл там какого-то баптиста, который все призывал к миру, когда вокруг все стреляли друг в друга.

Приехал актер из Москвы и сказал, что умер Высоцкий — об этом якобы передали по Би-би-си. Но у нас ведь отношение к Би-би-си было соответственное: треп собачий! Когда мы пошли сниматься, то слушали целый день радио — там у нас приемничек стоял. И мы услышали, что умер Володя. Я пытался вынырнуть из Свердловска в Москву, но не получилось. Я просто элементарно не успевал...

Было ощущение боли. Было. Причем, вот меня сейчас спрашивают — почему не пью. Хотите верьте, хотите нет, но я вам расскажу как тогда все было.

Когда я узнал, что Володи не стало, мне очень хотелось налить в стакан водки и помянуть его, но я знал свои способности, знал, что тогда уже не остановлюсь. А у меня за спиной было три картины, и я понял, что если возьму стакан, то я их просто сорву «Заторчу» в Свердловске, и надолго... Поэтому я спокойно отснялся в Свердловске, отснялся в Одессе и в Минске и поехал домой. Денег у меня было навалом после трех картин и я набрал две сумки горючего. Такая тоска у меня была. Дома я налил в стакан водку, бросил туда часы, сказал «Ну все, Володя, время остановилось, поехали». Выпил этот стакан и «гудел» я недели три, я пил со всеми, с кем только мог... Пил с алкоголиками, с милиционерами, с военными, Я рассказывал им о нашей картине, рассказывал о Высоцком, бродил по Киеву и пил. И поймал «белочку»...

А незадолго до этого я попал в автомобильную аварию, к счастью мы все остались живы. А когда я начал пить, то стал бояться машин. Даже когда было пустое шоссе, я все смотрел — есть машины или нет. И даже во сне боялся, что мою кровать могут переехать. Я ничего не ел — только сигареты и питье. С водки я перешел на бормотуху Деньги кончились — из друзей сразу вокруг никого не стало. Однажды я сидел на лавочке, пил в какой-то компании алкашей и вдруг увидел белую машину, белую «Ладу» — точно такую же которая в нас врезалась в той аварии. И тогда я заорал «Что ж ты со мной делаешь? Сколько ты будешь меня преследовать?!» Я встал и пошел на машину. Я устал от всего, мне уже было все равно. Какие-то люди меня подхватили посреди дороги, где две машины чуть не столкнулись. И здесь я отрезвел.

Вот так на меня подействовала смерть Володи. Причем не только эта смерть. Оно как-то сразу все наложилось: до этого, например, ушел Дворжецкий, еще раньше — Женя Синицын, мой однокурсник, Леша Эйбоженко... Я все думал: «Как же так?» Помните у Горького есть: сам факт смерти на всех скверно действует... Вот этот сам факт: почему в сорок два? Значит и я смертен? Произошла переоценка какой-то своей собственной жизни, что ли... У меня дома были неприятности, у меня со второй женой были неприятности. Пока я мотался, она... То есть, все свелось одно к одному, и отсюда, наверное, родилась у меня эта фраза «Время остановилось...» Все. Я больше ничего не хотел, я устал. Володина смерть стала последней каплей по настроению. И эта капля — смерть Высоцкого — так повлияла на мою дальнейшую жизнь. Я вдруг как бы осознал всю суету сует: был человек нужный всем и вдруг — ушел... Какая- то шторка вдруг задернулась на окне и стало темно, и все — душа умерла. Я сорвал три картины — меня приглашали, я не поехал сниматься.

Так я маялся, пока не отрезвел на этой дороге. И тогда пошел к врачу и сказал: «Спрячь меня хотя бы на три месяца, только так, чтобы я не смог выйти». И он меня спрятал. Потом я год мучился, все-таки тянуло, хотелось выпить, но я это выдержал и сейчас совершенно не пью. Знаете, мало говорить хорошие слова о Володе, говорить о том, что был с ним знаком, что судьба мне подарила встречи с Высоцким. Я сейчас скажу, может быть, банальную вещь, но во мне произошел слом

и я внутренне дал себе слово продолжать его дело. Не в смысле — брать гитару и писать песни, а надо сниматься так, чтобы не было стыдно, надо говорить людям правду, надо перестать унижаться перед режиссерами, которые иногда бывают намного бездарнее, чем ты сам. Я вдруг понял, что надо удержаться на Земле во что бы то ни стало, надо завязать с питьем — прежде всего потому, что уйти с этим делом очень легко. Я сказал себе: «Левка, имей в виду, что тебя не случайно взяли в театральный, и не случайно снимают в кино. И хватит тебе разбираться с неверными женами, дождись свою женщину, ту, что предназначена тебе...» Вот какую огромную переоценку всех жизненных ценностей дала мне смерть Высоцкого».

МАТЛЮБА АЛИМОВА

Удивительно красивая женщина, талантливая узбекская актриса Матлюба Алимова известна российским зрителям по звездной роли гордой и дикой цыганки Насти в популярной советской мелодраме о судьбе Будулая — фильме режиссера Александра Бланка «Цыган» и коварной Ирины — царицы византийской из картины «Василий Буслаев». Ученица Алексея Баталова, окончившая актерский факультет ВГИКа в 1978 году, она практически не изменилась с тех пор!

Но не многие знают, что в 1979 году Матлюба исполнила роль страстной Лауры в трехсерийной ленте Михаила Швейцера «Маленькие трагедии». Во время съемок которой она познакомилась с Владимиром Высоцким, исполнявшим в той же картине роль Дон Гуана, и стала его партнершей по фильму.

В одном из интервью актриса признавалась:

— ...Насколько известно, вашим дебютом были «Маленькие трагедии»?

— О, «Маленькие трагедии» — это почти как обморок. Но не от страха, а от восторга. Ведь какой состав: Смоктуновский, Бурляев, Белохвостикова! Ну и, конечно, Владимир Высоцкий.

— Тогда-то вы с ним и познакомились?

— Знакомство наше состоялось чуть раньше — в 1978 году, еще перед съемками, и то, что сразу возникло между мной и Володей, можно назвать лишь особенным духовным родством. Нам не было дискомфортно друг с другом. Напротив. Я была настолько непосредственной девочкой, что, не задумываясь, сразу стала называть его по имени и на «ты». Весь «Мосфильм» тогда был в шоке. Чуть позже я поняла, почему. Его все, за исключением лишь Швейцера и Софьи Абрамовны Милькиной (жены и сорежиссера М. Швейцера), называли по имени-отчеству, а когда он входил в павильон, все разговоры моментально замолкали. При нем все разговаривали шепотом.

— Что это было? Страх или зависть?

— Ни то и ни другое. Скорее уважение, доходящее до какого-то трепета. Несмотря на свой невысокий рост, Володя всегда казался мощным, громадным существом. Это вообще была какая-то громадная, непонятная силища.. Мне нравится, как сказал про него Гафт: «Ты просто наш советский гений», и это проявлялось во всем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});