Ксеноцид - Орсон Кард

«Так что же, — подумала Валентина, — все наши старания оказались тщетны? Я, историк, философ Демосфен, всю жизнь внушала людям, что им следует не бояться инопланетных существ, а относиться к ним как к раман. И Эндер со своими проникновенными книгами „Королева Улья“, „Гегемон“ и „Жизнь Человека“ — что они принесли нашему миру, если при виде огромных насекомых человека сразу охватывает инстинктивный ужас? Цивилизация — всего лишь притворство. Стоит только разразиться беде, как мы снова превращаемся в обыкновенных обезьян и мигом забываем о превосходстве двуногих. Мы становимся поросшими шерстью приматами, забившимися в пещеру и скалящими клыки на врага, прогоняя того из жилища, да еще тычем пальцем в тяжелый камень, который мигом пустим в дело, стоит только незнакомцу приблизиться».

Она очнулась от мрачных мыслей и снова очутилась в чистой изолированной комнатке. Даже несмотря на то что здание мэрии Милагра одновременно исполняло роль общественной тюрьмы, атмосфера учреждения была на удивление умиротворяющей. Здесь к жукерам относились как к союзникам или по меньшей мере как к некой необходимой силе, поддерживающей мир между двумя антагонистическими расами. «Все-таки есть еще люди, — подумала про себя Валентина, — которые способны возобладать над животными инстинктами, доставшимися нам в наследство от предков».

Зайдя в камеру, Валентина с любопытством огляделась. Ольядо и Грего валялись на койках, на полу и на столе в беспорядке лежали листы бумаги, исписанные рядами формул, другие — скомканные — были отброшены в сторону. Даже компьютерный терминал был завален бумагами, и если бы компьютер попытались включить, дисплей, скорее всего, не загорелся бы. Типичная комната какого-нибудь мальчишки. Довершали пейзаж упирающиеся в стену ноги Грего, пятки выбивали весьма странный ритм, носки вращались в воздухе. Интересно, что за музыка звучит у него в голове?

— Боа тарде, Тиа Валентина, — поздоровался Ольядо.

Грего даже не посмотрел на нее.

— Я не помешала?

— Вы как раз вовремя, — отозвался Ольядо. — Мы вот-вот выдвинем новую концепцию нашей Вселенной. Мы открыли потрясающий закон: на самом деле Вселенной правит не что иное, как желание, а все живые существа, когда в них возникает надобность, как чертик из коробки, выпрыгивают буквально ниоткуда.

— Если Вселенной правит желание, — заметила Валентина, — почему бы нам не пожелать корабль, способный преодолеть барьер скорости света?

— Грего делает в уме кое-какие подсчеты, — сказал Ольядо, — поэтому на данный момент времени он все равно что покойник. Впрочем, да. Мне кажется, на него снизошло озарение — минуту назад он орал что-то нечленораздельное и, как бешеный, прыгал по камере. Мы воспользовались принципом швейной машинки.

— Да? — вежливо удивилась Валентина.

— Это классический пример, одна из тех баек, что так любят рассказывать в школах, — объяснил Ольядо. — У первых изобретателей швейных машин ничего не получалось просто потому, что каждый из них неизменно пытался подражать движению человеческих рук, движениям швеи, которая сначала протыкает иголкой ткань, а потом тащит ниточку, продетую в расположенное на заднем конце иголки ушко. Все, вроде бы, ясно и понятно. Но вскоре кто-то додумался, что, может быть, стоит проделать ушко у острия иголки и вместо одной воспользоваться двумя нитками. Абсолютно непонятный, неестественный подход к делу. Мне, кстати, до сих пор никто так и не объяснил, как же работает швейная машинка.

— Значит, мы собираемся прошить пространство?

— Что-то вроде того. Наикратчайшее расстояние между двумя точками — не обязательно прямая. Этот вывод следует из мыслей, которыми поделилась с Эндрю Королева Улья. Жукеры, когда создают новую Королеву Улья, вызывают из альтернативного пространства-времени какое-то странное существо. Грего ухватился за ее слова как за доказательство существования реального нереального пространства. Только не спрашивайте меня, что это такое. Я зарабатываю себе на жизнь кирпичами.

— Нереального реального пространства, — поправил Грего. — Ты все перепутал.

— О, наш покойник, кажется, начал подавать признаки жизни.

— Присаживайтесь, Валентина, — кивнул на стул Грего. — Моя камера не так уж велика, но здесь теперь мой дом. Я чуть с ума не сошел с этими цифрами, но, кажется, все сходится. Надо будет поработать над нашей гипотезой вместе с Джейн, пускай она займется более точными расчетами, проделает парочку опытов. Но если Королева Улья права; если с нашим пространством действительно вплотную граничит еще одна Вселенная, из которой к нам легко могут переметнуться филоты; если предположить, что возможен и обратный переход; если Королева Улья ничего не напутала и в этой самой Вселенной — назовем ее Вне-миром — филоты подчиняются не физическим законам, а вероятностям, тогда вот что получается…

— Чересчур много «если», — намекнула Валентина.

— Ты забыл упомянуть, — сказал Ольядо, — что исходное предположение гласило: Вселенной управляет желание.

— А, да, верно, я совсем забыл, — согласился Грего. — Кроме того, Королева Улья заявила, что неорганизованные филоты отвечают на образы, возникающие в чьем-то мозгу, и сразу оценивают, что в этом образе принимается к исполнению, а что нет. И постигнутое во Вне-мире немедленно обретает физическое воплощение.

— Как все замечательно, — съязвила Валентина. — Ума не приложу, как вы не догадались об этом раньше.

— Все верно, — кивнул Грего. — Значит, вот как мы поступим. Вместо того чтобы пытаться перенести частицы, составляющие корабль, пассажиров и груз, от звезды А к звезде Б физическим путем, мы просто-напросто представим их в виде единого образа плюс человеческие составляющие. Только в воображении они будут существовать не в нашей Вселенной, а во Вне-мире. В этот самый момент филоты, из которых состоят корабль и его команда, распадутся, проскочат во Вне-мир, а там соберутся вновь в соответствии со знакомым образом. Затем мы повторяем процедуру и проскакиваем назад в наше пространство, только теперь мы уже находимся у звезды Б. Желательно несколько в стороне от нее, чтобы не врезаться прямиком в солнце.

— Но если каждая точка нашего пространства соответствует своей точке Вне-мира, — логично рассудила Валентина, — то разве там нам не придется никуда лететь, как поступили бы мы здесь?

— Там все основано на иных законах, — ответил Грего. — Там не существует понятия о положении точки в пространстве. Предположим, в нашем пространстве относительное положение предмета полностью зависит от организации здесь филотов. Таков обычай. То же самое можно сказать о расстоянии. Мы измеряем расстояние единицами времени, которое затрачивается на его прохождение, но время зависит от тех же филотов, чьи вещество и энергия заключены в жесткие рамки естественных законов. Ну, к примеру, скорость света.

— Филоты подпадают под общий предел скорости.

— Именно. Вот только, в отличие от скорости света, размер нашей Вселенной — произвольная величина. Если представить нашу Вселенную в виде сферы и вынести себя за ее пределы, то она вполне может составить в поперечнике сантиметр, триллион световых лет или микрон.

— А очутившись во Вне-мире…

— …Мы выясним, что Внутри-вселенная по своим размерам не превышает любой из кишащих там дезорганизованных филотов, то есть она вообще не обладает размерами. Более того, так как во Вне-мире отсутствует понятие о местоположении предмета, все филоты в этом пространстве равно близки или удалены от нашей Вселенной. Потому внутрь мы можем проникнуть в любой точке.

— Все на вид так элементарно, — продолжала сомневаться Валентина.

— В общем-то, да, — признался Грего.

— Основные трудности у нас с загадыванием желаний, — грустно произнес Ольядо.

— Чтобы удержать в голове образ, надо именно понимать его, — сказал Грего. — Каждый филот, управляющий образом, отвечает только за собственную часть реальности. Он основывается на работе филотов внутри образа, на том, что они, в свою очередь, ответственно подходят к выполнению задачи. Кроме того, существует особый филот, отвечающий за то, чтобы части образа находились каждая на своем месте. Атомный филот должен полагаться на нейтронные, протонные и электронные филоты, отвечающие за внутреннюю структуру. Молекулярный филот должен соединять атом воедино, тогда как атомный филот занимается своим делом — содержит в порядке части атома. Так устроена наша действительность, если следовать данной модели.

— Одним словом, вы перенесете корабль во Вне-мир, а потом вернете его в нашу Вселенную, — констатировала Валентина. — Это я поняла.

— Да, но кто это будет делать? Механизм подобного действия требует, чтобы образ корабля и его содержимого представлял цельную картину, а не произвольный сгусток материи. Я хочу сказать, что, закинув на корабль груз и посадив пассажиров, этим живой образ, филотический организм, не создашь. Это не то что родить на свет ребенка — филотический организм должен сам себя удерживать. Корабль и его содержимое — всего лишь набор предметов. Корабль в любой момент можно разобрать, он может распасться сам. Поэтому филоты, войдя в пространство, где привычные законы не действуют, где отсутствуют расстояния и прочие организующие принципы, не смогут собраться. Впрочем, если даже они примут какую-нибудь знакомую форму, что мы получим? Набор атомов. В лучшем случае мы получим клетки живой материи или даже организмы, но о космических скафандрах или корабле и речи быть не может, ведь они-то не живые. Все атомы и, может, молекулы будут разбросаны поблизости, они начнут самокопироваться, пока неорганизованные филоты Вне-мира займутся созданием образа, но корабля-то все равно не будет.