На день погребения моего - Томас Пинчон

сможет сказать вам о ней ничего определенного. Сейчас она создает проблемы, конечно...ну и еще вечно этот Боб...

Его обычно прямой взгляд блуждал в направлении Пивной Заводи, и привычную восточную маску на лице нельзя было назвать безмятежной.

Лупита появилась с разрисованной цветами миской кукурузной масы, миска, как в люльке, лежала на изгибе ее локтя, девушка проворно брала из нее и прихлопывала куски теста, поочередно разглаживала тортильи до тонкости бумаги, на маленькой кухне подбрасывала их и вертела на комале из тонколистового железа, который был спасен после приснопамятного урагана на мысе Лизард, тортильи жарились в течение минуты, после чего их перекладывали на кусок передника, специально приготовленный для этой цели, и между делом Лупита сообщила Элмору:

 — Не думаю, что она тебя искала.

  — Ты видела сегодня ее мужа?

  — Я слышала, он куда-то уехал в спешке. Ты не очень-то похож на влюбленного.

  — Скорее, на влюбленного в суп. Как ты говоришь, en la sopa.

— Конечно, она молодая, — сказала Лупита. —Это возраст, когда мы все творим безумства.

  — Не помню.

 — Pobrecito, бедный, — и она снова начала вертеть тортильи, напевая, как птица.

Фрэнк заметил, что Элмор наблюдает за ним с интересом, который нельзя объяснить обычной общительностью. Когда он увидел, что Фрэнк отвернулся, его клыки вероломно вспыхнули золотом.

—  Как вам этот менудо? Смотрите, чтобы туда не упали сопли.

 — Не заметил, — Фрэнк поднес рукав рубашки к носу.

— Губы уже утратили чувствительность, — сообщил Лумис. — Если пристраститесь к этому супу, вам придется отрастить усы, чтобы они впитывали сопли.

— Вы заметили — чем меньше перчик чили, тем он острее, правда? Первое, что вы узнаете. Ну, этот перец, который кладет Лупи, маленький. Я хочу сказать — маленький, юноша.

  — Ну, Элмор, насколько... насколько маленький?

  — Как насчет... невидимого?

 — Никто никогда...не видел эти перцы чили, но народ всё равно включает его в мексиканские рецепты? Откуда они знают, сколько класть?

   Компанию этот вопрос очень возбудил.

 —  Ты с ума сошел? — заорал Элмор. — Одного достаточно, чтобы тебя убить!

— И всех в радиусе ста ярдов, — добавил Лумис. — Кроме Боба, конечно, он их ест, как орехи. Говорит, его это успокаивает.

К тому времени, когда Фрэнк со скрипом добрался в свой номер в «Шеридане», по дороге зайдя в бар и съев там стейк, размеры которого, по ощущениям, превышали кубический фут, он принял обязательства по делу Бандита Мелдрумитиса, о котором ему за день все уши прожужжали. Капитан Бакли Уэллс, как всегда, был вне зоны досягаемости, наверстывая свой плотный график — в Лондоне, вероятно, посетил своего портного, или в Аргентине покупал поло-пони, или в турне, почему бы и нет, в каком-нибудь другом из населенных миров. И, словно это были слова, которые нельзя произносить в присутствии означенного простака, ничего даже отдаленно связанного с Дойсом Киндредом или Слоутом Фресно.

 Фрэнк мог не закрывать глаза достаточно долго для того, чтобы проверить свою кровать с помощью горняцкого зубила, подсвечивая электрической лампой, но не успел снять ботинки и погрузился в свою обычную дорожную дремоту, но менее чем через пять минут его дверь начали брать штурмом, и радости забвения пришлось отсрочить из-за какого-то жуткого грохота и рева.

— Ты собираешься возвращать мою жену, узкоглазый ублюдок, или мне войти? — спросил несчастный голос.

— Не вопрос, — зевнув, ответил Фрэнк дружелюбным тоном, который, как он надеялся, не выдаст проворство, с которым он потянулся к барабану своего смит-вессона.

— Что? Не молчи, я слышу не очень хорошо, и то, что я слышу, меня расстраивает.

  — Думаю, дверь открыта, — закричал Фрэнк.

Спустя мгновение она и открылась. На пороге стоял коротыш в черной шляпе, рубашке и перчатках, несомненно, это был Боб Мелдрум, его усы были столь размашистыми, что Фрэнк мог бы поклясться — хозяину усов пришлось подкрутить кончики, чтобы пройти в дверной проем, и ореол МакБрайана, подобно славе, шел впереди него.

— О, слушай. Что у нас тут, маленькая Приятельница, готов поспорить. Еще и никелированная! Да она очень хороша.

— Так и есть, 38-й калибр, — ответил Фрэнк. — Модель для полицейских, хотя я его подпилил, наверное, слишком сильно кое-где, потому что курок не всегда оставался взведенным, как мне того хотелось. Надеюсь, это не станет проблемой?

 — Ты хорошо говоришь по-английски для чертова курильщика опиума — сына шлюхи, даже не очень-то похож на японца.

— Зовите меня просто Фрэнк. Не могло получиться так, что вы просто ошиблись номером?

 — Не могло получиться так, что ты здесь приходуешь мою жену и лжешь мне в лицо?

— Такое безумство мне никогда в голову не пришло бы, может быть, брат Диско ввел вас в заблуждение?

— О, черт, ты — мальчонка-инженер, — Фрэнк испытал облегчение, увидев, что глаза Боба стали менее бледными.

—  Да, а вы, сэр, готов поспорить, вы....мистер Мелдрум, я прав? — пытаясь не слишком очевидно кричать ему в ухо.

— Это правда, помоги мне Господь, истинно так, — мрачно разодетый стрелок с эмоциональным вздохом упал на канапе. — Думаешь, легко быть крутым в этом городе, где тебя постоянно сравнивают с Бутчем Кэссиди? Черт, что он вообще делал — ездил по долине на проклятой дрессированной лошади, забирал десять тысяч долларов и уезжал, всё так просто, как съесть вишневый пирог, но прошли годы, легенды распространялись на Западе, люди бормочут себе в усы, когда думают, что ты не слышишь: «Ну, он неплох, но, конечно, не это не Бутч Кэссиди», и как, черт возьми, я себя при этом должен чувствовать? Тут и выпить, наверное, нечего, готов поспорить.

— Думаю, мы можем пойти, куда захотите, надеюсь, вы разрешите мне вас угостить.

 — Seguro, конечно, но нельзя ли повернуть этого блестящего маленького сосунка в другую сторону на минуту, моя репутация и всё такое?

 — О, я почти забыл...

Чувствуя себя не очень уверенно, Фрэнк спрятал револьвер в