Пробирная палата - К. Паркер

– Минутку, – сказал Геннадий, – ты же ведь не Алексий, у тебя совсем другой голос. Кто ты такой?

– Это имеет какое-то значение?

– Имеет… для меня, – ответил Геннадий, протягивая руку к шлему. Шлем был пустой.

– Алексий не смог прийти и прислал меня вместо себя. Я друг Бардаса Лордана. Если тебя это так интересует. А ты ведь Геннадий, колдун? Или волшебник?

– Нет… то есть да. Да, я волшебник. – Геннадий огляделся, но сесть было некуда, так что он просто прислонился спиной к сырой стене тоннеля. – Скажи, во всем этом есть какой-то смысл, или у меня галлюцинации из-за несвежего сыра?

– Ты меня обижаешь.

– Извини. – Геннадий усмехнулся про себя – странно как-то просить извинения у порождения собственного воображения. – Значит, причина все-таки есть?

– Разумеется. Добро пожаловать в Пробирную палату.

Геннадий нахмурился:

– Куда? В какую палату?

– Это место, куда приходишь, чтобы получить кувалдой по голове и лечь в могилу, хотя по правилам хорошего тона сначала полагается умереть. Но если ты этого не знал, то мы готовы проявить снисхождение. Ну а теперь давай посмотрим, насколько ты готов. Если тебя попросят соотнести Закон с рекой или колесом, что ты выберешь?

– Не уверен, – ответил Геннадий. – Сказать по правде, и одно, и другое сравнение далеко от идеала. Кроме того, почему ты вообще спрашиваешь меня об этом?

– Отвечай на вопрос. Итак, река или колесо? Что?

– О… – Геннадий пожал плечами. – Ладно, если уж так необходимо сделать выбор, я выбираю реку. Закон более схож с рекой, чем с колесом. Ты доволен?

– Объясни свой выбор.

Геннадий укоризненно покачал головой:

– Если бы я так обращался со своими учениками, то лишился бы работы.

– Объясняй выбор.

Геннадий покорно вздохнул:

– Хорошо. Я придерживаюсь того мнения, что Закон, подобно водному потоку, течет по руслу обстоятельств и ситуаций; он направляется туда, куда ведет его ландшафт. Я считаю, что он течет от начала до конца и, достигая этого конца, останавливается. Я полагаю, что курс Закона можно изменить, повернув поток из одного набора обстоятельств и ситуаций в другой. При этом изменить можно лишь его будущий курс – прошлое изменению не поддается. Ну как? Я справился с заданием?

– Теперь объясни, почему Закон схож с колесом. Собственными словами.

– Если ты так настаиваешь. Я считаю, что Закон поворачивается, как колесо, вокруг события; но, как и колесо, поворачиваясь на твердой поверхности, он тянет себя вперед, а тем самым влечет вперед и свою ось. Это объясняет, почему мы не переживаем снова и снова один и тот же день. Аналогия не вполне верна, потому что события, служащие осью, постоянно меняются, но колесо продолжает вращаться вокруг них, не утрачивая непрерывности, вот почему события удобнее представлять как дно и берега реки. По крайней мере так мне кажется, потому что выявляет аспект повторяемости Закона, то есть то, чего недостает аналогии с рекой, хотя в последнем случае этот аспект тоже присутствует, потому что русло возникает лишь по прошествии сотен лет, в течение которых вода пробивает себе путь в камне. Вообще же оба образа ошибочны или, если угодно, обманчивы: Закон не повторяет себя, он лишь способствует тому, чтобы нечто происходило снова и снова, возвращаясь к аналогии с колесом, отмечу, что повернуть само колесо нельзя – оно способно лишь пойти по кругу, – но, сдвинув ось, можно направлять эти вращения на другие дороги. Теоретически, конечно, на практике же тот, у кого достанет глупости вмешаться, окажется под колесами. Или, с тем же результатом, под водой. Достаточно или что-то еще? Устраивает?

– Вполне адекватно.

– Вполне адекватно, – повторил Геннадий. – Что ж, большое спасибо.

– Адекватно не означает хорошо. Ты наш человек, оказавшийся в нужном месте в критический, поворотный момент истории. Ты…

…потолок вдруг обвалился, и в провал рухнул весь город, а за ним и целый мир, но и этого оказалось мало, чтобы заполнить ставший необъятным подземный тоннель. В какой-то момент Геннадий увидел, как всё – города и дороги, деревни и крепости, леса и поля – летит в образовавшуюся горловину ненасытной утробы, словно молоко в оловянную воронку, и всасывается в черную глину. Воздух наполнился густым запахом чеснока. А вокруг Геннадия встали Сыны Неба, с равнодушием зрителей наблюдая за происходящим, как будто они пришли на балет или лекцию. Он видел корабли, огромные флоты, с которых на сушу изливались толпы стальных людей, эти люди заполняли берега и холмы, равнины и горы, и наконец вся земля оказалась покрыта железом…

– Как будто мир надел доспехи, – пробормотал Геннадий. – Интересно.

…а под всеми городами, поселками и деревнями появились тоннели и галереи, переходы и подкопы, кишмя кишащие стальными людьми, которые копали и рыли, без устали махали лопатами и кирками, колотили железными членами и головами по наковальням, пока то, что было наверху, не рушилось и не проваливалось под землю, а на том месте, где стояли дома и дворцы, лачуги и замки, не образовывалась стальная кожа. Подземные обитатели сдирали с умерших стальную кожу, орудуя огромными ножами, они добирались до теплой, мягкой плоти, а железный хлам летел в стороны, и вскоре уже горы металлического мусора подпирали своды тоннелей. Повсюду стучали молотки и кувалды, отбивающие свежее человеческое мясо, превращающие его в тонкие пластины, чтобы легче было готовить. Потом это мясо летело в рот Сынов Неба, а содранное железо отправлялось в плавильные печи и затем снова становилось заготовками, из которых делались стальные пластины, а из пластин мечи и алебарды, топоры и булавы, цепи и кольчуги; и на каждой стадии все это проходило проверку, по всему били молотом, били и били, пока металл не истончался и не давал трещину, словно добиваясь некоего чуда, некоего удивительного превращения наподобие того, как куколка в какой-то момент лопается, и из нее появляется бабочка.

– Интересная гипотеза, – пробурчал Геннадий.

Потом картина сменилась, и все города слились в один город, все страны в одну страну, вся сталь в один эталон стали, все люди в одного человека: и этот человек стоял рядом с наковальней, мерно поднимая и опуская молот, и с наковальни медленно стекал вязкий поток металла, сонная река, похожая на изрыгнутую вулканом лаву.

– Алексий?

Человек покачал головой.

– Близко, но не в точку, – ответил он. – Боюсь, Алексий умер. Мы больше не могли делать для него исключение. Умер и Анакс, друг Бардаса Лордана. Умерли все, все пошли в лом. А лом пошел на переплавку. Из печи вышла заготовка. А из заготовки – я. Ты видишь меня как Алексия, потому что тебе, человеку, потребно видеть знакомое, приятное, дружеское лицо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});