Семен Бабаевский.Кавалер Золотой звезды - Семен Бабаевский

Прохору было поручено руководство развозкой столбов. Он принял это назначение охотно. Всякий, глядя на его сосредоточенно-строгое лицо, думал: да, только Прохор и никто другой может справиться с этим делом.

— Виктор Игнатыч, да я и без чертежов все вижу! — нарочно говорил он громко, чтобы все слышали. — Я же всю станицу наизусть знаю!

Однако чертежи у Виктора взял, стал их рассматривать, что-то отмечать карандашом, умышленно подойдя ближе к толпе.

— Прохор Афанасьевич! — кричали ему станичники. — В первую очередь вези столбы буденновцам!

— Нет, давай на ворошиловский край!

— Все буденновцам! Буденновцы подождут!

— Сперва на фермы!

— До клуба!

— Лучше всего — к домам!

Прохор слушал молча.

— Граждане, не горячитесь, — начальствующим тоном сказал он. — Все движение столбов у меня пойдет по карте! Вот она, глядите! — И он показал чертежи.

Два дня от лесосклада по всем улицам тянулись подводы, груженные бревнами, а следом за ними направились с лопатами землекопы. Повсюду, куда ни глянь, у дворов лежали бревна и чернели бугорки земли.

Утром третьего дня на площадь к Прохору пришли бабка Параська и дед Евсей.

— Прохор! — сказала бабка Параська гневно. — Ты тут старшой или есть еще и повыше тебя?

— И я старшой, и есть еще и повыше меня, — поглаживая усы, отвечал Прохор. — Смотря по тому, какое дело.

— По столбам ты главарь? — допытывалась Параська.

— По столбам — я и есть, — с достоинством отвечал Прохор.

— Само собой, — буркнул Евсей. — Рази не видишь?

— А в чем дело, бабуся? — официальным тоном спросил Прохор.

— Почему ты нас с дедом обходишь? — Бабка Параська подступилась к Прохору и продолжала: — Почему нам не везешь те дрючья? Возле каждого двора сваливаешь бревна, а мы с дедом разве не такие люди? Наш двор разве ты не знаешь, где он стоит?

— Знаю, знаю, но погодите, бабуся, не глядите на меня чертом. Зараз я рассмотрю и все вам объясню. — Прохор раскрыл папку и долго водил пальцем по бумаге. — Евсей и Параська Семененковы?

— Мы, мы.

— Так, так. — Прохор задумался. — Ваш дом стоит на краю станицы?

— Само собой, — подтвердил Евсей.

— На правой стороне улицы?

— Там, там, — сказала бабка Параська. — Домишко наш под соломой, а соседом у нас будет зять Тутаринова.

— Все понятно. — Прохор решительно закрыл папку. — Возле вашего двора ввод не полагается.

— Какой такой увод? — спросила бабка Параська. — Это ты что придумал?

— Ну, столбу стоять там не полагается. Поняли?

— Само собой, — согласился Евсей.

— Как же так не полагается! — Тут бабка Параська уперлась кулаками в бока и решительно подошла к Прохору. — Отчего ему там стоять не полагается?

— А вот так и не полагается, потому как я действую по чертежу.

— Ах ты дьявол старый! — не на шутку расходилась старуха. — Знаю тебя, сатанюку! Нарошно обошел наш двор! Старые люди живут, — так тебе на них и чертежов нету? Вези зараз же столб — вот и все! Вези!

— Не могу, бабуся, — спокойно отвечал Прохор. — Без света вас не оставим, но провода подведем с соседней улицы. Понятно?

— Знать ничего не хочу! Давай столб!

— Вот прицепилась! Горе, а не бабуся!

— И не отцеплюсь! — стояла на своем Параська. — Я на тебя, сатанюку, управу найду. Сережке пожалуюсь. А вот и он, на счастье, едет. Пойдем, Евсей! — И она повела мужа к станичному Совету, куда подъехал на машине Сергей.

Мимо Прохора, глухо стуча колесами и поскрипывая, проехала подвода, груженная тремя столбами, на верхних концах которых уже торчали крючья. Быков вел Нестор — рослый мужчина лет сорока, в широких суконных штанах и в куцем пиджаке. На бричке сидела Лена, держа на коленях связку белых, как голуби, изоляторов.

— Нестор, обожди! — крикнул Прохор. — Свои точки знаешь?

Бричка остановилась. Нестор повесил кнут быку на рога и развернул кисет.

— Скажи, так и буду знать, — не спеша ответил Нестор, сворачивая цигарку.

— Так вот смотри сюда, — сказал Прохор, показывай возчику чертежи. — Под номером сорок семь сбросишь возле Яценкового сарая, только не по сю его сторону, а по ту, — вот эта точечка. Под номером сорок восемь отвезешь к мальцевскому двору, — вот этот кружочек, наискось от калитки. А под номером сорок девять положи на углу, где стоит курничок. Понятно?

— Не заблудюсь, не бойся, — ответил Нестор.

— Повтори!

— Значит, так: сарай, мальцевский двор и курник.

— Правильно! — сказал Прохор и обратился к Лене: — Елена, ты будешь чашки накручивать?

— Как видите.

— А кто ямки выроет?

— Почем же я знаю, — ответила Лена.

— И где запропал Грицько с хлопцами? — Прохор горестно махнул рукой. — То ж его улица.

— Прохор, а я знаю, где Грицько, — сказал Нестор. — Он ушел до кочубеевских амбаров.

— Эх ты, горе! Возьми, Нестор, лопаты, а землекопов я пришлю.

Первый столб, как и наказывал Прохор, был сброшен возле Яценкового сарая. Нестор уехал дальше, а Лена отвязала два изолятора и стала привинчивать их на крючья. Она впервые без помощи Виктора занималась этим делом. Ей хотелось, чтобы чашечка не косилась, села на крюк плотно и разрезом именно в ту сторону, в какую нужно, но добиться этого было не легко. Или фарфор был уж очень скользкий, или руки у нее дрожали, но чашечка никак не хотела повиноваться и два раза выскакивала из пальцев. К тому же резьба оказалась слабой, и от этого навинченная чашечка сидела несколько боком. А тут еще, как на беду, подъехали Виктор и Сергей. Лена волновалась, но работу не бросала, а только покраснела до слез, еще ниже склонилась над столбом и, конечно же, не видела, с какой приветливой улыбкой посмотрел на нее Ванюша.

— Ну, Коломейцева, как идет практика? — спросил Виктор.

— Хорошо, — глухо ответила Лена.

— А почему косит изолятор? — спросил Сергей.

— Ну, это не беда! — сказал Виктор и подсел к Лене. — Возьми кусочек пакли. Давай помогу.

— Нет, нет, я сама!

— И в самом деле, Виктор, — сказал Сергей, — не будем мешать. Зайдем на минутку к нашим. Ванюша, ты потом подъедешь.

Ванюше показалось, что он ослышался, и он нарочно переспросил, куда нужно было подъехать. А когда Сергей и Виктор направились в переулок, Ванюша осторожно подошел к Лене и долго смотрел на ее проворные руки.

— А ты чего остался? — не подымая головы, спросила Лена.

— Лена, да ведь это же я, Ванюша, шофер райисполкома.

— Вижу, — сказала Лена, не отрываясь от дела.

— Помнишь, как мы ночевали у вашей мамаши?

— Понравилось? — Лена поправила рукой спадавшие на лоб кудри. — Приезжайте еще!

— Да мы с Сергеем Тимофеевичем были у вашей мамаши, а только никого там не застали.

— Были у матери и никого не застали? Смешно!

Ванюше сделалось жарко. Он снял шапку и пригладил ладонью белую чуприну.

— Лена, а тебя там не было, а мне так хотелось с тобой повстречаться.

— Это зачем же?

— А так, запросто.

Лена удивленно подняла голову, и этот ее строгий взгляд, и ее румяное лицо показались Ванюше такими красивыми, что он уже не мог устоять и присел на столб.

— Лена, в тот вечер…

Ванюша не договорил. Лена вдруг рассмеялась и так радостно, что и ее смех, и белые зубы, и голубые с крапинками глаза были Ванюше до того приятными, что он, и сам не зная отчего, тоже рассмеялся.

— Ванюша, — сказала она ласково, — ты не вспоминай тот вечер. Он давно прошел и уже никогда не вернется, а лучше помоги мне.

— Леночка! — Ванюша вскочил. — Приказывай все, что хочешь, — вмиг сделаю! Да если ты только скажешь.

— А Сергей? Скоро тебе нужно ехать.

— Теперь все обождет! И Сергей Тимофеевич, и все на свете! Раз я решился.

— На что же ты решился? — при этом Лена так улыбнулась, что у Ванюши потемнело в глазах.

— На то я решился, на то… — Ванюша тяжело вздохнул. — На все я решился, потому как люблю тебя, Лена!

— Меня? Так я же замужем была! Разве ты не знаешь?

— Ничего мне не надо знать, ежели ты мне по душе.

— Ва-ню-ша! Ой, какой ты страшный!

— Сам я теперь не свой, вот и страшный! Лена, говори, что мне делать?

— Помоги яму вырыть.

— Хоть десять! — Ванюша ударил шапкой о землю, снял пояс, засучил рукава. — Давай лопату! Где рыть?

— Милый Ванюша! Ты не страшный, а очень славный.

Ванюша вонзил острие лопаты в землю, наступил ногой и уже ничего не слышал.

Прошла неделя, и по Усть-Невинской поднялись, как лес, столбы, отсвечивая на солнце белыми серьгами изоляторов. Вид станицы как-то сразу изменился. От непривычки и улицы казались шире, и дома выше, и изгороди исправней. Будто б все оставалось прежним: и деревья, как и во всякую весну, дружно покрывались зеленью, а только вдоль садов возвышались столбы, и на них то там, то здесь карабкались электрики, уже натягивая провода; и яблони, как всегда зацвели буйным цветом, а только на фоне этой пышной белизны величественно рисовались все те же столбы. На площади они описали размашистый круг и разбежались; одни по улицам, другие вдоль реки, третьи к амбарам и на колхозные дворы, а самая длинная цепь, обогнув Верблюд-гору, протянулась к саманному домику птицеводческой фермы.