Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

Как видно, бог удачи иногда является в человеческом облике, подумал Хокану. Он-то приготовился заплатить дорогой ценой за урон, причиненный чести имперского хадонры, не говоря уж о синяках, полученных сагуньяном. К тому времени, когда он вырвался из закулисного хаоса и добрался до коридора, ведущего к апартаментам его супруги, он был красен от смущения и от сознания, что его вид и запах никак не соответствуют роскошным дворцовым интерьерам.

На посту у резных дверей, ведущих на женскую половину, он увидел Мису, личную камеристку Мары. Не в силах сдержать беспокойство, он выпалил:

— Как она?

Служанка ответила с сияющей улыбкой:

— Ах, господин! Ты будешь гордиться. У них все в порядке, и она такая красивая!

— Ну конечно, красивая, — сказал Хокану, несколько поглупевший от мгновенного облегчения. — Я же на ней женился!

Ему и в голову не пришло подождать или расспросить Мису, чего это вдруг она начала хихикать. Устремившись в комнату, наполненную воздухом, солнечным светом и мягким журчанием фонтана в саду за стеной, он остановился как вкопанный на вощеном полу. Здесь, в присутствии жены, без которой ему жизнь была не мила, он особенно болезненно ощутил свою постыдную неумытость.

Мара, стройная и гибкая, как раньше, одетая в легкую белую накидку, сидела на вышитых подушках. Когда она подняла голову и увидела мужа, ликующая улыбка заиграла на ее устах. И в руках у нее брыкался другой человечек в белом — с темными, как у Мары, глазами и розовыми губками; поверх белой простыни это маленькое тельце было обвито лентами геральдического синего цвета семьи Шиндзаваи — плоть от плоти его, наследник, рожденный женщиной, которую он любил.

— Супруг мой, — сказала она с откровенным восторгом, — как хорошо, что ты с нами. Позволь представить тебе твою дочь и наследницу, которую я назвала Касумой в честь твоего брата.

Хокану, рванувшийся было к ней навстречу, снова замер на месте.

— Касумой… — повторил он резче, чем ему хотелось бы, но изумление сделало его неловким. — Но… это же девочка… — Он запнулся, потому что только теперь до него дошел смысл сказанного Марой. — Девочка?!

Мара кивнула, ее глаза искрились счастьем.

— Вот же она. — Мара подняла младенца, который издал звук, выражающий полное удовлетворение. — Возьми ее на руки, и пусть она знает своего отца.

Ошеломленный Хокану, не двигаясь с места, воззрился на дитя:

— Дочь…

Слова не достигали его сознания. Он мог лишь стоять, потрясенный до немоты жестокостью богов: у Мары больше не может быть детей и у него отнята надежда на рождение сына, который необходим для поддержания величия его дома.

Мара заметила его растерянность, и ее улыбка угасла. Держать на вытянутых руках малышку было трудно, и все-таки Хокану не сделал ни единого движения, чтобы принять из рук жены эту теплую живую ношу.

— Что случилось? — спросила Мара тревожно. Она еще не вполне пришла в себя после родов и была слишком слаба, чтобы держаться с должным хладнокровием. — Тебе кажется, что она безобразна? Через несколько дней лицо у нее будет не таким красным и морщинки разгладятся.

Пораженный в самое сердце несправедливостью судьбы, Хокану понимал, что Мара ждала от него проявления совсем иных чувств, но лишь беспомощно покачал головой:

— Она совсем не безобразна, любимая. Я не первый раз вижу новорожденного младенца.

В Маре начал зарождаться гнев. Сбитая с толку отчужденностью мужа, она вспыхнула:

— Тогда, господин мой, тебе не угодил именно этот младенец?

— О, боги, — охнул Хокану, только сейчас осознавший постыдную бестактность собственного поведения. — Она прелестна, Мара, но я так хотел, чтобы это был сын! Мне нужен сильный наследник!

Мара вздрогнула, как от удара, но боль быстро переплавилась в гнев. Не дожидаясь больше, чтобы Хокану взял дочь из ее рук, она снова прижала Касуму к груди и, застыв в царственной позе оскорбленного достоинства, спросила:

— Ты полагаешь, что женщина не может претендовать на мантию знатного рода и прославить имя своих предков? Ты полагаешь, что мужчина сумел бы привести Акому к большему величию? Как ты смеешь, Хокану? Как ты смеешь предполагать, что наша дочь хоть в чем-то окажется слабее меня? Она не увечная и не глупая! Она будет воспитываться под нашим руководством! Она станет живым олицетворением чести семьи Шиндзаваи, и ей совсем не обязательно быть каким-то бахвалом мальчишкой, чтобы найти свой путь к величию, которое предназначено ей судьбой!

Хокану поднял руки, словно сдаваясь, и тяжело опустился на подушку — усталый, растерянный и пристыженный. Он мечтал о том, что мог бы обрести в Айяки и Джастине: о том, чтобы стать товарищем для сына, которого будет наставлять в ратном деле и в искусстве власти и политики. Ему не хватало сердечной близости, которую он утратил, когда его старший брат остался по ту сторону Бездны, в мире варваров; он хотел стать для сына тем, чем стал для него самого отец, недавно ушедший в чертоги Туракаму. Потерянного не вернуть, но сыну он мог бы передать все лучшее, что связывало его с отцом, с братом, с обоими сыновьями Мары — и погибшим, и живым.

— Ты не понимаешь… — мягко сказал он.

— Чего не понимаю? — возмутилась Мара, опасно близкая к слезам. — Вот твоя дочь, которую я выносила у себя во чреве. Что еще тебе требуется от наследника?

— Послушай, — взмолился Хокану, — пожалуйста, Мара, не принимай мои слова так близко к сердцу. Я выразился необдуманно. Конечно же, я смогу полюбить Касуму.

Безошибочно угадав боль, спрятанную под маской гнева Мары, он умиротворяющим жестом потянулся к жене.

— Не прикасайся ко мне! — выкрикнула Мара, отпрянув. — Коснись своей дочери и скажи ей, что ты рад ее появлению на свет!

Хокану закрыл глаза. Мысленно он поносил себя последними словами за то, что его хваленая чуткость покинула его именно тогда, когда была особенно необходима. Как же он мог ворваться подобным образом в покои Мары и так непоправимо испортить радость долгожданной встречи! Он чувствовал бы себя лучше, если бы на него напал сагуньян или если бы имперский хадонра одержал над ним верх.

Он принял запеленутую малышку из одеревеневших рук Мары, прижал к себе и покачал. Его сердце оттаяло, едва он ощутил ее энергичные движения и увидал маленькие розовые губки и блестящие глаза на сморщенном красном личике. Она была прелестна и в самом деле рождена, чтобы стать его наследницей, но не в ее власти было прогнать разочарование, которое он испытал оттого, что она не родилась мальчиком.

Он знал, что у Мары больше не будет детей, и прикинул в уме, есть ли у него иные возможности обзавестись сыном. Да, он мог бы взять себе наложницу или воспользоваться услугами какой-либо куртизанки, чтобы дом Шиндзаваи получил наследника мужского пола. Но сама мысль о другой женщине в его постели заставила его содрогнуться от отвращения. Большинство правителей, не моргнув глазом, остановились бы именно на таком решении, но для Хокану этот путь был неприемлем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});