Хозяйка Империи - Раймонд Фейст

Сквозь купол струился солнечный свет. Словно огнем, он заливал золотой трон и отбрасывал треугольные пятна на пирамидальное возвышение. Двадцатью ступенями ниже он согревал мраморные полы и мерцал на ограждении, куда надлежало войти просителю, дабы преклонить колени перед Светом Небес, давшим согласие выслушать его. Хотя мальчики-рабы усердно работали опахалами, в тронном зале, казалось, вообще не было воздуха. Двое сановников, присутствующих здесь по обязанности, изнемогали от духоты. Младший из них, властитель Хоппара, сидел неподвижно: стояла такая жара, что даже пошевелиться не хотелось. Старший, властитель Фрасаи, откинулся на подушки, то и дело кивая головой под своим церемониальным шлемом, как будто отгоняя сон. Слышалось тихое бормотание жрецов, священнодействующих вокруг курильниц с ладаном: ароматный дымок, поднимающийся к куполу, вплетался в общую невыносимую духоту зала.

Ичиндар сидел на золотом троне, чувствуя, как пригибают его к земле слои роскошных мантий и массивная, украшенная перьями корона Империи. Для человека, не достигшего еще и сорока лет, он выглядел слишком усталым и худым. День был перегружен тяжелыми решениями, а прием все еще не завершился. Раз в неделю во дворце проводился День Прошений, когда — от восхода до заката — император был доступен для своих подданных. Он не должен был покидать свое церемониальное кресло, пока могли появиться новые просители, — до того закатного часа, когда жрецы приступят к вечерним песнопениям. В прежние времена, когда во главе Совета стоял Имперский Стратег, еженедельный День Прошений был чисто ритуальным. Нищие, жрецы низших рангов, простолюдины со своими убогими жалобами — все они собирались, чтобы воочию убедиться в мудрости правителя, почти равного богам. Ичиндар часто задремывал в своем кресле, а жрецы делали вид, что оглашают его волю, раздавая советы или повеления в меру своих понятий о божественной справедливости.

С тех пор природа Дня Прошений изменилась. Просители, желавшие быть выслушанными, зачастую оказывались знатными особами, и к тому же враждебно настроенными по отношению к Свету Небес. Их целью было ослабить или подорвать самовластие императора или разнюхать что-нибудь полезное для себя. И вот теперь Ичиндар, собранный и внимательный, восседал в кресле и вел опасную Игру Совета, сознавая, что на кон может быть поставлено его верховенство в стране. Вечерняя заря всегда застигала его близким к изнеможению, и порой он не мог даже припомнить имя той из его жен, которая была избрана, чтобы разделять с ним ложе на этой неделе.

Сегодня Ичиндар не смел шевельнуть головой из опасения, что тяжесть парадной короны свернет ему шею. Однако он нашел в себе силы обратиться к женщине, сидевшей на белой с золотом подушке у его ног:

— Госпожа, тебе не следует здесь находиться. Тебе нужно отдыхать в прохладном саду, рядом с поющими фонтанами.

Усталая настолько, что ее кожа уже казалась прозрачной, Мара состроила улыбку:

— Если ты попытаешься мною распоряжаться, я подпорчу твой образ воплощенной власти: вот возьму и не уйду.

Воротник, расшитый жемчугом, помог Ичиндару скрыть подавленный смешок.

— С тебя станется, о нестерпимо своевольная женщина! Назвав тебя Слугой Империи, я сотворил чудовище.

В этот момент Мара взглянула вниз, к подножию пирамидального возвышения, и ее улыбка исчезла. Взгляд властительницы стал твердым, как драгоценная сталь, а пальцы, сжимавшие веер, побелели.

Ичиндар проследил за направлением ее взгляда и пробормотал себе под нос нечто смахивающее на богохульство, однако в следующую секунду звучный голос императора уже разносился под сводами приемного зала:

— Властитель Джиро Анасати, знай, что мои уши сегодня служат ушами богов. Небеса услышат твое воззвание, и мы дадим ответ. Тебе разрешено говорить.

Преувеличенно отчетливое звучание слов предупреждало: император раздражен. Его газельи глаза обдавали ледяным холодом, когда после подобающего низкого поклона властитель Анасати выпрямился и занял место у ограждения. Умные, живые глаза ученого правителя Анасати сразу устремились на женщину, сидевшую перед золотым троном, у ног монарха. Джиро поклонился и ей, но, соблюдая все установленные правила вежливости, как-то умудрился сделать так, чтобы его последующее приветствие звучало издевкой:

— На имперском возвышении сегодня собралась прекрасная компания, — заметил он, обращаясь к Маре. — Добрый день, властительница Акомы, Слуга Империи.

Его губы сложились в тонкую линию, которую друг мог бы принять за улыбку. Догадка врага была бы вернее.

У Мары мороз пробежал по коже. Никогда прежде беременность не заставляла ее почувствовать себя столь беспомощной; но теперь, в присутствии хищника Джиро, она остро ощущала свою неповоротливость и тяжесть собственного тела, и это ее особенно раздражало. Однако она не утратила способности владеть собой и не дала втянуть себя в обмен колкостями.

Наступила неловкая пауза, в течение которой главы династий Акома и Анасати испепеляли друг друга взглядами. Тишину разрезал голос Ичиндара. Ни усталость, ни хилое телосложение не могли скрыть неоспоримый факт: его власть была реальной и даже в этой огромной палате его окружал ореол силы.

— Если ты явился к нам как проситель, властитель Анасати, тебе не подобает тратить наше время на светские беседы.

Прошедший хорошую придворную выучку, Джиро отмел упрек выразительным жестом, при котором сверкнули золотые кольца — единственная дань тщеславию в его простом одеянии.

— Ах, мой государь… — запротестовал он со льстивой фамильярностью, — я действительно пришел как проситель. Но должен признать: причина, которая меня сюда привела, может послужить темой многих светских бесед.

Мара с трудом сохраняла безмятежный вид. Что затевает Джиро? Его неофициальный тон сам по себе был оскорбителен для Света Небес, но одернуть его было невозможно без урона для достоинства Ичиндара. Снизойти до того, чтобы заметить развязность правителя Анасати, означало бы, что ему самому придается какое-то значение. Тот, кто сидит на троне, равный богам, не мог удостоить вниманием такую мелочь.

Целую минуту Свет Небес сохранял леденящее молчание, а Джиро так и стоял многозначительно подняв брови. Полагалось, чтобы он изложил суть предстоящего обсуждения, если хотел, чтобы оно состоялось.

Джиро склонил голову набок, как будто только сейчас вспомнил цель своего прихода. С едва заметной хитрецой он опустил одно веко, словно собираясь подмигнуть:

— Я пришел, потому что до меня доходило множество слухов о прославленной красоте твоей дочери Джехильи. Я прошу о милости, государь, чтобы ты разделил со своим народом радость, которую обретаешь в ней сам. Я прошу о чести быть ей представленным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});