Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Тамара Шатохина

точно знать, со всей уверенностью, что его уже нет?! Это да… это вымораживало изнутри и поднимало дыбом волосы, стоило только пытаться глубже осознать и представить себе… Слабое утешение, что в итоге уйдут все – раньше или позже, так или иначе… оно не работало. Да – мы будем рождаться снова и снова в других людях. Кому, как не мне знать, что смерти нет? Но на данный момент это философия. А по факту мне легче думать, что здесь двойник Франсуа. Измучившись страхами и мыслями, я решила остановиться на этом, пока не доказано иное. А доказательства буду искать. На полдороге останавливаться нельзя – не будет мне покоя.

Но если все же допустить, то и тогда… Как умудрился полковник провернуть своё отцовство, я не представляла. А слышать, что матерью Франсуа считается, а может и на самом деле является Генриетта-Луиза, было просто… это не описать! Я хорошо помнила её – набеленную до подобия гипсовой маски куклу, затянутую до состояния острейшей потребности в «маточной затычке». Хотя может я просто ревную к сыну, а эту женщину стоило пожалеть – она потеряла дочь? Или родила сына. Наш мир или нет?

Знать, что через полгода после моей смерти мальчик… как о таком говорил Рауль? Был впервые задействован в чине су-лейтенанта? Ротным, значит. И он справился, мой мальчик справился! – кипела во мне гордость и радость, и боль тоже от понимания того, насколько ему было трудно. Даже неважно – мой это сын или его двойник, но ему было трудно. Хотя… ла Марльер обещал, что будет рядом с ним, какое-то время – точно. Он же обещал мне… обещал… - опомнилась я, уже стоя у окна.

Сомнения никуда не делись, но все-таки после этой «справки» я немного успокоилась – у этого Франсуа была красивая и насыщенная жизнь, он оставил наследников и это радовало. На разумные, логичные размышления уже не было сил, и я просто бездумно смотрела на круглую белую Луну. Величаво, как поднималась во все времена – век за веком… и сейчас она нависала над городом и парком, который раскинулся перед домом. Пространство внизу было темным и неясным, подробности пейзажа оставались размытыми и казались таинственными, хотя старалось ночное светило вовсю.

- Ну… так и знал, - расстроенно раздалось от двери. И Георгий неслышно подошел сзади и обнял меня, развернув к себе: - И мне не спится, боялся – ты тут плачешь. Даже меня наизнанку вывернуло… вся твоя история. Не знаешь, как относиться ко всему этому – то ли от страха орать, то ли от радости?

А яркий и сильный свет Луны заливал уже нас двоих. Ну вот… нет человеку ни сна, ни отдыха. Но возле него, в его руках было так тепло и хорошо, так надежно! И уже не одиноко. Чуть постояв так, я неохотно шевельнулась, чтобы отстраниться, но он прижал меня крепче, и тут я почувствовала… И притихла, соображая, что мне сейчас делать - в такой ситуации? Потому что платоническим отношением вот это… там, очень трудно было назвать.

- Сейчас мне хочется - от радости, - повернулся Георгий так, чтобы я стояла спиной к окну: - Луна – не твоё, не смотри, под ней ты совсем бледная… снова страшно за тебя. Твоё – Солнце, Манюня… Мне на тебя когда-то указало Солнце, показало тебя всю, – грел он мне ухо своим шепотом, - знаешь, как я увидел тебя первый раз?

Я судорожно втянула воздух, пытаясь мыслить…

- Возле окна… и тебя всю заливало Солнце, ты буквально купалась в нём. Я тормознулся и стоял, глаз отвести не мог… и пропал, Мань. Ты стояла там голая – для меня… открытая только для моих глаз. Опять я не то, да? – напряженно хмыкнул он, чувствуя, как напряглась и я: - Так это правда жизни. В то время только так… через это всё воспринималось, через женскую красоту. Дальше – больше. Потянулся узнать тебя, наблюдал, видел и стало вообще без шансов, потому что ты – это ты, - провел он рукой вверх по спине и чуть сжал затылок, заставляя меня приподнять голову. Прошептал: - Я пятнадцать лет тебя люблю и хочу. Неправильно ты сегодня сориентировалась.

- А одни кости… - в отчаянии прошептала я, с острым стыдом чувствуя его пальцы на своих ребрах.

- Интересно ты мыслишь... Как специалист тебе скажу, - улыбаясь, бормотал он мне в губы, - у тебя изумительной красоты костяк, Мань. От его пропорций и соотношения длины разных костей зависит гармония сложения. У тебя она безупречна, идеальна… - коснулся он моих губ своими. Осторожно, тепло, мягко – раз и два, и три…

Я и верила, и не верила себе. Но всегда верила Раулю. И только он сейчас мог увидеть во мне хоть какую-то красоту. Да, Господи – пускай того же костяка! Больше ничего же и не было! И я отпустила себя так, как захотелось - становясь не послушной и покорной, а жадной и нетерпеливой. Почти невыносимо, до дрожи просто хотелось протянуть руку туда, где в меня упиралась приятная твердость. Мягко сжать и испытать, наконец! Узнать первый раз за пятнадцать лет – как это? Когда оно ужасно далеко где-то - в отголосках памяти? С трудом поборов дурное желание, я обняла его за шею, притягивая к себе. Поцелуй углубился и стал ответным - дразнящим и требовательным, пьянящим и многообещающим. Мы задыхались – он и я, меня будто тащило куда-то волоком, затягивая в обморочно-сладкий круговорот. Стало трудно дышать и я с трудом разлепила веки, отстраняясь. Постепенно проясняющийся взгляд упал на кровать… и будто холодной водой облили.

А Георгий не отпускал, прижимая мою голову к своей груди и выравнивая дыхание. Слушая полное и звучное биение его сердца, я ликовала – живое, оно опять бьется для меня здесь и сейчас. И ужасалась – что мы делаем?!

- Ты нашел меня, - сделала я окончательный вывод.

- И больше не отпущу, - согласился он.

- Завтра утром я уйду отсюда. Не знаю, что на меня нашло, как я согласилась на эту авантюру? Ты взял меня нахрапом!

- Тебя только так и можно, - скрипнул он зубами, - не паникуй, пожалуйста. Я сейчас уйду и не подойду к тебе завтра весь день. Кажется, понимаю - о чем ты.

- А что тут…? Мы чуть не оказались в вашей с Нуцей кровати, почти на глазах у детей, -