«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

class="p1">— Ты отвернись, что ли…

Дом отвернулся и стал смотреть на темное Черное море и на пустой пляж на его берегу.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Помните о человеке

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Недавно киевское издательство «Молодь» выпустило скромным тиражом книгу фантастических рассказов Бориса Штерна «Чья планета?». Почти все рассказы, за малым исключением, печатались раньше в «Химии и жизни», которая и открыла всесоюзному читателю этого писателя-фантаста.

Когда я впервые прочел в журнале его рассказ «Безумный король», то подумал: «Этот человек умеет писать парадоксально». Потом познакомился с автором как с участником Всесоюзного семинара молодых литераторов-фантастов. В группе, которой я руководил, он был одним из самых заметных. Талант вообще очень заметен. Достаточно прочесть первую фразу: «Звездолет был похож на первую лошадь д'Артаньяна — такое же посмешище».

Штерн не походил на начинающего писателя: нет длиннот, нет красивостей. Как будто он свои первые опыты никому не показывал, а предстал взгляду издателей и читателей сразу зрелым. Каждая фраза в его рассказах рабочая, ее нельзя изъять из текста, как нельзя вынуть несущую балку. Впрочем, хорошо отлаженный стиль еще не делает человека писателем. У Штерна стиль — не внешняя декорация. За чудачеством и иронией — беспокойная мысль, доброта и сочувствие к человеку. И не парадоксы ли нашего бурного, трудного XX века, резко подстегнутого наукой, порождают парадоксальность художника?

Борис Штерн из тех авторов, которые используют фантастику как прием резкого заострения, гиперболизации материала жизни. Его рассказы тревожат воображение и мысль. Они настойчиво (но не назойливо) напоминают: поосторожнее с научными достижениями — с искусственным разумом, с силовыми полями, с ядром атома. Помните о человеке — ранимом, жаждущем мира, справедливости и счастья.

Это серьезная фантастика, серьезная проза. Я рад, что «Дом» нашел свое место на страницах «Химии и жизни».

Евгений Войскунский

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1988

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

№ 1

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Урсула Ле Гуин

Те, кто покидают Омелас

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вариация на тему Уильяма Джеймса

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

С перезвоном колоколов, от которого встревоженно взмыли в воздух ласточки, Летний Фестиваль пришел в город Омелас. Город с сияющими башнями у моря. Корабли в гавани украшены яркими флагами. По улицам мимо домов с красными крышами и разноцветными стенами, по дорожкам старинных садов, где земля поросла мхом, по аллеям, укрытым кронами деревьев, движутся праздничные процессии. Кое-где это настоящие торжественные шествия: старики в длинных, тяжелых мантиях розового, лилового и серого цветов; мастера с серьезными лицами; нешумные, но веселые, переговаривающиеся на ходу женщины с маленькими детьми на руках. На других же улицах звучит быстрая музыка гонгов и тамбуринов, люди пускаются в пляс, и вот уже вся процессия превратилась в одну большую пляску. Радостно носятся туда-сюда дети, их крики поднимаются над звуками музыки и песен, словно стремительные росчерки ласточек в небе. Все процессии сходятся к северной части города, где на огромном заливном лугу, что называется Зеленое Поле, под ярким утренним небом выводят норовистых лошадей обнаженные юноши и девушки с длинными гибкими руками и перепачканными землей ногами. Никакой упряжи на лошадях нет — только короткие поводья без удил. Зато гривы их украшены вплетенными серебряными, золотыми и зелеными лентами. Лошади раздувают ноздри и встают на дыбы, они возбуждены — наверное, потому, что из всех животных только они принимают наши обряды как свои. Далеко к северу и к западу вздымаются горы, охватившие полукольцом стоящий в заливе Омелас. Утренний воздух столь чист, что под глубоким голубым небом на многие мили видны горящие белым золотом все еще заснеженные вершины Восемнадцати Пиков. Ветер задувает ровно настолько, чтобы время от времени трепетали и хлопали флаги, отмечающие маршрут гонки. В тишине огромной зеленой долины слышны отголоски музыки, гуляющей по городским улицам. То дальше, то ближе, но они с каждой минутой все сильнее. В воздухе стоит пьянящая, чуть заметная сладость, иногда она вздрагивает, сгущается и вдруг прорывается в мощном ликующем перезвоне колоколов.

Радость! Как можно рассказать о радости? Как описать вам жителей Омеласа?

Видите ли, они отнюдь не просты, хотя и счастливы. Мы в последнее время не так уж часто произносим слова одобрения. Улыбки уходят в прошлое. Узнав о чем-то подобном, люди строят обычно вполне определенные умозаключения. Они ждут, что сейчас им расскажут про короля в окружении благородных рыцарей; он восседает на великолепном коне или плывет в золоченом паланкине на плечах мускулистых рабов. Но у жителей Омеласа нет короля. Там не пользуются мечами и не держат рабов. Жители Омеласа не варвары. Я не знаю правил и законов их общества, но подозреваю, что их на удивление мало. Так же, как они обошлись без монархии и рабовладения, жители города обходятся без фондовой биржи, рекламы, тайной полиции и атомной бомбы. Но, я повторяю, простота здесь ни при чем: они не безмятежные пастухи, не благородные дикари и не тихие утописты. Они не менее сложны, чем мы с вами. Просто мы имеем дурную привычку (подкармливаемую педантами и людьми якобы утонченными и искушенными) считать, будто счастье — это нечто довольно глупое; мол, только боль возвышенна, только зло интересно. А между тем отказ художника признать, что зло банально, а боль ужасно скучна, равносилен предательству. Превозносить отчаяние — значит осуждать наслаждение, а признавать жестокость — значит терять все остальное. И мы почти потеряли; мы разучились рисовать счастливого человека, разучились чествовать радость. Как я могу рассказать вам о людях Омеласа? Они не наивные и счастливые дети, хотя их дети на самом деле счастливы. Они взрослые люди, зрелые, интеллигентные, страстные, и все у них идет хорошо. Чудо! Но мне очень хотелось бы описать их жизнь еще убедительнее. Заставить вас поверить. В моем описании Омелас выглядит как сказочный город: давным-давно, далеко-далеко жили-были… Возможно, будет лучше представить его себе по своему разумению, если, конечно, общие очертания города вас устроят; на всех-то я наверняка не смогу угодить. Как, например, насчет технологии? Я думаю, в Омеласе нет машин на улицах и вертолетов в небе, это следует просто из того, что в городе живут счастливые люди. Их счастье основано на справедливом разграничении того, что необходимо, того, что излишне, но неопасно, и того, что опасно. Из средней