Савва Морозов - Анна Федорец

А в это время в театре стала преобладать символистская линия, проводником которой являлся Немирович-Данченко. Художественный театр начал ставить туманно-непонятные для русского интеллигента пьесы М. Метерлинка («Слепые», «Непрошеная», «Там, внутри»), чрезмерно увлекся Г. Ибсеном, которого публика также не всегда понимала. Так, по словам О. Л. Книппер-Чеховой, первую пьесу Ибсена на сцене МХТ, «Эдду Габлер» (февраль 1899-го), публика не приняла, «несмотря на прекрасно сыгранные отдельные роли» и то, что «красива была М. Ф. Андреева в заглавной роли».[591] Эти произведения «утверждали декадентские настроения, доказывали непрочность человеческого существования, бесцельность какого бы то ни было сопротивления власть предержащим». По словам исследователей, «в конечном итоге торжество этой линии очень скоро заведет ищущий театр в тупик».[592] Символистская эстетика публике Художественного оказалась чужда…

Когда Савва Тимофеевич понял, что попытки объясниться с руководством театра ни к чему не ведут, осенью 1904 года появилась мысль о создании в Петербурге нового общедоступного театра.[593] Горячим проповедником этой идеи стал Горький. Андреева должна была подыскать труппу, Морозов — взять на себя функции главного пайщика. Предполагалось, что часть труппы в новый театр переберется из Художественного, шла речь даже о переходе туда Станиславского! Задачей нового театра стало бы установление живой связи со зрителем. Но в итоге из этой затеи ничего не вышло. Станиславский в новый театр не пошел, Морозов вскоре рассорился с Горьким, а потом его и вовсе не стало — некому было финансировать масштабную затею.

В самом начале 1904 года М. Ф. Андреева взяла в Художественном театре годичный отпуск и уехала выступать в Ригу. А Савва Тимофеевич в это же время разошелся с Художественный театром. Весной 1904-го он отказался от участия в делах МХТ в качестве его директора и пайщика. Но в дальнейшем согласился оставить свой паевой взнос и еще на год продлил Художественному театру аренду лианозовского помещения, которая истекала летом того же года. Он даже продолжал принимать участие в делах театра, но… чем дальше, тем больше от них отходил. В августе Немирович-Данченко писал О. Л. Книппер: «Саввушка был вчера в заседании прост, непринужден, не будировал (от bouder — дуться, фр. — А. Ф.). Оттого ли, что «та компания» далеко, оттого ли, что он просто совершенно остыл к театру. Ему все равно». А Станиславский писал Немировичу месяцем раньше: «Мы потеряли… Саввушку». Однако Савве Тимофеевичу было не «всё равно».

Расставание купца с театром было для него невероятно тяжелым, как прекращение бурного, но ставшего слишком обременительным романа. Окончательно он покинет театр в конце 1904 года, когда встанет вопрос о возобновлении договора Товарищества деятелей МХТ на новый трехлетний срок. Немирович-Данченко, не считаясь с участием Морозова в делах Художественного театра, сам составил проект нового договора и, считая себя лицом, уполномоченным от Товарищества, послал его Савве Тимофеевичу. В результате 21 декабря 1904 года Морозов окончательно отказался от дальнейшего участия в судьбе Художественного театра, адресовав его труппе прощальное письмо: «Я считал и считаю сейчас, что дальнейшее участие мое в делах театра, при наличном составе лиц, управляющих им, совершенно бесполезно, и я с горечью ухожу из того дела, которое когда-то любил. От души желаю лучшей части пайщиков поднять вновь театр до высоты, достойной тех хороших побуждений, с которыми работали лучшие его участники, и сберечь то огромное богатство, которым обладает театр в лице его талантливого творца — Константина Сергеевича Станиславского».[594]

Иными словами, дело, которому Морозов отдал лучшие годы жизни, неожиданно повернулось к нему не самой приятной своей стороной, стало приносить огорчение за огорчением. Савве Тимофеевичу от него пришлось отказаться. В жизни его опять образовалась гигантская пустота, которую уже было нечем заполнить.

Если на рубеже веков, с возникновением и поддержкой Московского Художественного театра, к Савве Тимофеевичу вернулась было радость и полнота жизни, то к середине 1900-х в его биографии вновь обозначился период резкого спада. Мучительные отношения с отвергнувшей его Андреевой, разрыв с театром, необходимость продолжать дела с большевиками, в чьих действиях купец разочаровался… Крепко испорченные отношения внутри семьи, которые предстояло долго и кропотливо налаживать. «Всё не так, всё не так!» — неясно думал он в последние годы, знал только, что нервы у него совершенно издергались».[595]

Тем не менее именно семья — наряду с Никольской мануфактурой и политической деятельностью в лагере либералов — к началу 1905 года стала его самой большой отдушиной. Единственное, что в тот момент искренне радовало Морозова, — это дети. Утешала и привязанность к нему жены: хотя за Зинаидой Григорьевной Морозовой многие ухаживали, она осталась верна мужу. 25 июля 1903 года в семье родился четвертый ребенок, которого Зинаида Григорьевна назвала в честь мужа — Саввой. Сохранилась фотография 1905 года, на которой Савва Тимофеевич держит на коленях младшего сына и счастливо, совершенно по-детски, улыбается. Однако долго наслаждаться семейным счастьем ему не пришлось…

Глава шестая

Финал

В 1905 год Савва Тимофеевич Морозов вошел человеком, терзающимся глубочайшими внутренними противоречиями. К этому моменту предприниматель со всей ясностью осознал, что революция — это шаг в никуда, что дальше его ждет только разверстая пропасть. Вероятно, он разочаровался в антигуманных методах и идеях большевистской фракции РСДРП, которая, проявляя мнимую заботу о рабочих, использовала их как орудие для достижения собственных политических целей. А разочаровавшись, отказался от дальнейшего финансирования большевиков. Мало того, коммерсант словно пытался наверстать упущенные годы, когда, ослепленный, введенный в заблуждение, он рубил тот самый сук, на котором сидел — помогал делу грядущей революции.

В 1905 году С. Т. Морозов вел активную легальную политическую и общественную деятельность, всеми силами старался восстановить добрые отношения с супругой, занимался с детьми. Как и прежде, уделял колоссальное внимание делам фабрики и развитию химического производства. Иными словами, старался вернуться к полноценной жизни преуспевающего предпринимателя. Но судьба распорядилась иначе. Савва Тимофеевич попытался вновь ступить на путь созидания, однако стоял уже слишком близко к краю пропасти. Поэтому когда края ее начали обрушиваться, он не успел отскочить. И — погиб 13 мая 1905 года.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});