Основы пневматологии - Владимир Алексеевич Шмаков

а потому он одновременно и бесконечно далек от нас, и бесконечно близок. Именно в бытии и органическом единстве ноуменального мира черпает свое бытие и органическую целостность мир форм и явлений. Будучи его раскрытием в продлении времени и в протяжении пространства, феноменальный мир исполняется внутренним единством и осуществляет свою жизнь в иерархическом распорядке единого космического организма, как об этом проникновенно учит Плотин27.— «Подобно тому, как наши члены суть части нашего тела, мы сами являемся частями вселенной. Вещи созданы одни для других. Все полно символов, и мудрый может выводить одну вещь из другой… Все соподчинено во вселенной (avvra ic, /uia)2B. Все вещи зависят взаимно друг от друга. Все согласуется в единой цели (ov/unvoia fiia)2g и не только в каждом существе, в котором все части совершенно объединены вместе, но и в более высшей степени — во вселенной. Необходим единый принцип, чтобы сделать единым это множественное существо, чтобы сделать из него единый и всемирный организм30. Точно так же как в человеческом теле каждый орган имеет свою собственную функцию, точно так же и во вселенной каждое из существ имеет особое назначение; благодаря этому они не только образуют части вселенной, но и сами по себе являются вселенными, обладающими самобытным значением31. Следовательно, все вещи проистекают из единого принципа, выполняют каждая свое назначение и находятся во взаимных воздействиях. Таким образом, будучи отделены от вселенной, они оказывают и испытывают воздействия одна от другой. Каждая из них повторена и противопоставлена другой. Их движение не является произвольным, не есть следствие случайности. Они образуют ряд32, где благодаря естественным связям каждая есть следствие предшествующего и причина последующего»33.

В феноменальном опыте волевое человеческое самосознание воспринимает данности мира явлений. Эти восприятия не адекватны действительным объектам и не могут быть таковыми. Критическая философия справедливо указала на подчиненность человеческого сознания категориальным условиям, а потому на неустранимость искажения им действительности, т. е. невозможность для него адекватных восприятий. Но более того, кроме общих условий и искажений, одинаково свойственных сознанию всякого человека вообще, имеют также место и искажающие условия, присущие каждому сознанию в отдельности. Представление о «чистом разуме», как, соответственно, и о «чистом чувстве», и о «чистом волении», есть не только ничем не доказанная фикция, но и нечто противное истине. Пневматологические категории вовсе не представляют собой в феноменальном неизменного постоянства, некоторой раз навсегда установленной валюты. Наоборот, будучи определенными ноуменальными качествованиями проявляющегося духа, они только в своем целостном развитии, объективации и утверждении делаются вполне общими и безотносительными, хотя и остаются окрашенными соответствующими индивидуальными тональностями. Но в процессе приближения к этой своей энтелехии, в процессе постепенной эволютивной реализации в конкретном эмпирическом сознании они все время отражают в себе его личные особенности. И разум, и чувство, и воля одинаково видоизменяются в каждом эмпирическом сознании. Это видоизменение касается не только их объема и интенсивности, не только количества включаемых дифференциальных элементов, но, что самое важное, их качества, систематики и закономерности. Даже два одинаковых количественных множества дифференциальных элементов при допущении бесконечно мало вероятного случая, что все эти элементы по отдельности в двух сознаниях абсолютно равны и тождественны, все же всегда будут в процессе организации слагаться в этих сознаниях в частные группы, а последние будут оказывать взаимные воздействия при наличии тех же самых периферических внешних или внутренних импульсов совершенно различно, ибо центральные импульсы и направляющие закономерности неразрывно связаны с особенностями каждой данной личности.

Таким образом, феноменология пневматологических категорий должна одновременно изучаться и в своей общей неизменной основе, и во многообразии субъективных обертональностей. Сказанное в значительной степени усиливает важность и значение положения критицизма о недоступности для эмпирического сознания адекватного восприятия внешнего мира. Эзотеризм, со своей стороны, бесконечно углубляет эту доктрину. Он утверждает, что явления внешнего мира вовсе не могут быть связаны с понятием «Ding an sich». Явление есть нечто существенно периферическое; оно не сущее, а только являющееся. Поэтому пневматологически, а в частности гносеологически, явление и существует только постольку, поскольку оно воспринимается. Его феноменальное бытие предопределяется в своем содержании и качествов. аниях совокупностью возможных модусов и точек зрения восприятия, равно как совокупностью особенностей воспринимающих сознаний индивидов. Точки зрения, с одной стороны, и субъективные особенности воспринимающих сознаний, с другой, образуют как бы две перпендикулярные координатные плоскости, определяющих вид трехмерного тела. Каждое субъективное воспринимающее сознание, сопряженное с определенной точкой зрения, не только обусловливает, но и призывает к бытию соответствующую грань этого многообразного тела. Целостная совокупность этих граней и создает объективную quasi-реальность феномена. Эта его quasi-объективность проистекает только из приближающейся к потенциальной бесконечности множественности обусловливающих его субъективных соотношений.

Обращаясь теперь к анализу онтологическому, надлежит прежде всего указать, что всякий феномен, как таковой, в себе есть чистая иллюзия, лишенная какого бы то ни было реального содержания. Он существует онтологически только как аппрегендированный единичный модус ноумена или некоторой их совокупности. Иначе говоря, феномен есть не бытие в себе, не субстанциальная реальность, а модус бытия, притом отнесенный не к его самобытному естеству, но к некоторым объективированным условиям и обстоятельствам е. го я в л я е м о с т и. Отсюда следует, что феномен лишь постольку становится причастным бытию, поскольку воспринимающее сознание сумеет воссоздать его онтологическое происхождение и иерархически соподчиненную связь с ноуменальным. Познание конкретного эмпирического не может быть действительным при пользовании феноменальными методами, при обращении только к феноменальному опыту. Всякое такое познание принципиально периферично и остается висящим в пустоте, всякий чисто феноменальный опыт обесценивает сам себя по своей природе, не приближает, а удаляет от реальности, делает невозможным ее адекватное усвоение. Если с точки зрения субъекта только наличие сверхфеноменального онтологического и гносеологического центрального единства сознания и его самобытного постоянства делает возможным свершение всякого познавательного опыта, то точно так же, с точки зрения объекта, только действительность и непреложность внутренней иерархической причастности феноменальной являемости к ноуменальному бытию делает познавательный опыт действительным, сопрягает познающего субъекта с подлинной объект-ностью и, давая самобытное обоснование процессу, закону последовательности и предмету познания, превращает последнее из бесцельной спекуляции в закономерный эволютивный творческий путь.

Со всем сказанным интересно гармонируют следующие мысли Шопенгауэра. — «Путем объективного познания нельзя выйти за пределы представления, т. е. явления. Таким образом, мы всегда будем стоять пред внешнею стороною предметов…» «Но в противовес этой истине выдвигается другая — именно та, что мы не только познающие субъекты, но, вместе с тем, и сами принадлежим к познаваемым существам, — что мы и сами вещь в себе…» «Для нас открыта дорога изнутри — как какой-то подземный