Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин

– Скажи прямо – восхищаются. Мол, великая честь сражаться с таким героем, словно явившимся из древних времен, конечно же, самых лучших и благородных. Только и говорят, как он без брони в одиночку ров преодолел.

Кулак князя впечатался в подлокотник, дерево жалобно хрустнуло.

– Бахвалится, перья пушит! Знаю, перед кем токуешь! – прошипел Яромир люто. Лицо его побурело, лоб испещрили складки, в глазах полыхало бешенство.

Волхв переглянулся с воеводой, осторожно кашлянул:

– Ты о чем, княже?

Яромир спохватился, его лицо разгладилось. На любопытные взгляды ответил хищным оскалом. Стрый прогудел неодобрительно:

– Темнишь, княже.

Яромир отмолчался. Тишину палаты разбавляла неясная дробь дождя по крыше, да гулкое дыхание Стрыя гуляло под потолком. Князь шевельнулся со смущением на лице и сказал хриплым от неловкости голосом:

– Ладно, главное – город отстоять. Вольга?

– Укрепил так, что муха не пролезет. Вовремя тебе неведомый друг подал весточку: и стены подлатали, и большую рать собрали.

Стрый хохотнул. Волхв ответил неприязненным взглядом, пристукнул посохом. Могучан не стал советовать кудеснику заделаться певцом. Добавил гулко:

– Эт верно, сейчас даже в поле можем потягаться со степняками на равных. Жаль, Люта нет, вернется, как в глаза смотреть будем? Получается, послали зря.

Вольга заметил осторожно:

– Как знать, расслабляться тоже не стоит.

Стрый кивнул, шлепнул волхва по старческому плечу, но волхв не шелохнулся, лишь кустистые брови подпрыгнули к тесьме.

– Что творишь?

– Гором просил передать, – ответил воевода невинно.

Вольга стукнул посохом. Князь досадливо поморщился при треске половиц, глянул укоризненно:

– Ладно, ступайте. Стрый, посиди с князьями на пиру – жалуются, что брезгуешь. Но ты для дела уж потерпи.

– Добро, – ответил воевода чуточку недовольно. – Собирался на стену к Ратьгою, но ладно…

Коротко поклонились. Князь посмотрел вслед и поморщился излишне громкому стуку двери. Половицы скрипнули под сапогами, запор нехотя выполз из петель, ставни радостно распахнулись, глаза ослепила вспышка молнии. В лицо ударило прохладой. В свинцовых тучах грозно ворчало. Ливень клокотал, как кипящая вода в котелке.

Город притих, жители попрятались по теплым домам. В тереме виднелись робкие огоньки, будто кусочки золота на войлочной подушке. Доносился гул веселья: князья пировали мощно, бесшабашно. Сволочи, запасы почти проели, чем кормить, если осада затянется до осени?

«Да как урожаи собирать?» – мелькнуло горькое. Поля сожжены или вытоптаны, тяжкий труд пущен прахом. Дай Семаргл, зима будет мягкой, иначе лишенные жилищ померзнут в лесах. И придется стариков сажать на сани – и в лес. Тяжко, конечно, но они поймут, сами попросят детей, дабы не объедать внуков, лучше им лишний кусок…

Ослепительно блеснуло – город явился из темноты, как при свете дня. Князь рассмотрел его до мельчайших подробностей, успел досадливо поморщиться неурядице, от оглушительного грома земля содрогнулась. При свете молнии успел заметить поврежденный настил канавы, плавающие в широкой луже обломки: какая-то свинья наступила, желоб засорился, водовод перестал сбрасывать излишек в реку. Теперь в том конце подтопит несколько домов, опять подданные пострадают.

Усмехнулся невесело: не зря Вольга говорил про правильность выбора батюшки. Младшему сыну княжества было не видать, как своих ушей, но неожиданно для всех отец объявил престолонаследником его. Старший брат так и не простил обиды, шлялся по свету неведомо где. И теперь князь думал в первую очередь о народе, будто не стояло под стенами войско того, кто хочет отнять самое драгоценное в жизни.

Кто мог подумать, что двух побратимов рассорит женщина? Алтын так и не забыл, хотя столько лет прошло. Эти годы он усиленно копил силы, стал вождем степных кланов, явился под стены.

Невольно князь испытал к сопернику уважение. Все-таки не растратился впустую, не пошел по непотребным девкам, не залил горечь вином. Хоть и подонок, что пришел в цветущие земли с разором, но лучше тех, кому любая девка хороша, а нет девки, дык и животных можно. Как у этих балбесов говорится: «Всякую дрянь бери да пяль, бог увидит – лучше подаст». Этому не все равно, борется, хоть гадкими методами, но все же…

Но Умилу он не увидит!

Лицо князя во вспышке молнии показалось страшным: слюна на клыках полыхнула мертвенным светом, в щелочках глаз мелькнуло темное пламя. Яромир отошел от окна, сердце тяжело било, ребра похрустывали, голову сдавливал невидимый железный обруч.

Отошел от окна, и тень разлеглась на стене, взглядом прошелся по прикрепленным мечам, топорам, расписным щитам. Озлился, тряхнул головой. Что это он все о битвах? Рядом прекраснейшее существо, которое вот-вот станет добычей грязного, вонючего степняка, что привык испражняться в седле. А он тратит бесценное время на ерунду. Сейчас надо быть подле нее: говорить слова ласковые, веселить, целовать уста сахарные.

На миг представил, что в самом деле потеряет любимую, – в сердце воткнулась ржавая игла, сознание затопила вспышка ярости пополам с режущей болью. Тень на стене переломилась в поясе вслед хозяину, потемнела, подернулась рябью.

Яромир отдышался. С висков текли мутные ручьи, в груди давило гнусно, противно. Перед глазами мелькнул облик супруги, и боль отступила. Князь двинулся вдоль стены, предвкушая встречу с удивительнейшим существом, складки на лице разгладились, от нахлынувшей нежности в груди сладко щемило.

Тень осталась на месте. Яромир двигался, не замечая, что от него отходят темные полоски, а темное человеческое очертание наливается мраком, колышется зыбко. Бревна вокруг серебрились пленкой инея.

В спину дохнуло холодом. Князь обернулся, и его глаза полезли на лоб: от стены отделился человекообразный кусок мрака, холодный, как морская бездна. Зыбкая фигура подошла – следы на половицах блестели изморозью. Расплывчатые очертания руки приблизились к княжьему горлу.

Горло сдавил ледяной ошейник, золотая гривна заиндевела, и Яромир захрипел. Холод заморозил воздух в легких, в горле появилась сосулька с острыми краями, глазная жидкость покрылась прозрачной корочкой.

По тени прошла зыбь, хватка усилилась, холод коснулся груди, сердце стукнуло заполошно, проламывая корку льда, и обреченно застыло. Живот скрутило жестокой судорогой, будто проглотил пыльный булыжник, холод въелся в кости.

Князь поднял отяжелевшие руки и вцепился пальцами в полосу мрака. Холод стегнул болью, в пальцах захрустела кристаллами кровь. В голову ударила дурнота, члены сковала страшная слабость. Мир погрузился во тьму, глухо слышались звуки дождя, ток крови…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});