Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин

Лют сцепил зубы, слова протиснулись с трудом, плоские, ужатые:

– Если пойдем изможденные, то сдохнем за первым поворотом. Тебе невелика печаль, но отдохнувшие пройдем дальше и принесем, что нужно. Подумай, неужели наша смерть лучше обладания заветными вещами?

Кащей хмыкнул, вгляделся в гридня пристально, вновь заколебался.

– Гм… Как я раньше не заметил, – сказал он после паузы. – Ты ведь не прост, не прост. Отмечен каким-то богом, из новых, верно. Пожалуй, у тебя может получиться. Ты прав, мне шкатулка ценнее ваших вонючих шкур. Придется подлечить. И… кое-что дать в помощь.

Кащей поколебался. Белая змея переползла на протянутую руку. Нелюдь деловито свернул ее в кольцо, как веревку, и швырнул в Люта. Витязь невольно отшатнулся, но, сдержавшись, неловко поймал.

Змея подозрительно уставилась Люту в глаза, раздвоенный язык лизнул грязное людское лицо, бусинки глаз яро вспыхнули. Лют переглянулся с Буслаем и спросил недоуменно:

– А на кой она?

– Возьми за хвост, – посоветовал Кащей, как тупому. – Стой спокойно, не дергайся.

Змея свесилась головой вниз, гибкое тело вытянулось в струнку, и гридни изумленно ахнули: тело уплощилось, блеснули острые края, блеск драгоценностей заиграл на клинке. Лют осторожно взмахнул мечом – лезвие постепенно ширилось от рукояти к острию – клинок-спата.

Широкое острие неуловимо превратилось в змеиную голову – диковато было видеть острую сталь с живой головой змеи. Спата окончательно превратилась в змею, гадина обвила Люту шею, уткнулась острой мордой.

– Это Аспид-змей, – сказал Кащей с толикой гордости. – Свою железку можешь оставить, в походе помешает.

Лют поежился: горло нехорошо давит, страшновато ходить с гадом на шее – вдруг укусит. Буслай посмотрел с завистью: до того мог бахвалиться, что у него оружие мощнее, но тут в самом деле великолепие! Как не взвыть от зависти?

Лют, поколебавшись, оставил ножны, виновато глянул на верного друга, что не раз спасал. А сейчас оставляет, предает.

Кащей скучающим жестом услал всех прочь. Ушкуй повел гридней из сокровищницы. Прошлись по многочисленным залам подземного – или подгорного? – дворца, ахали на каждом шагу, выпучивая глаза, как раки.

Земляной кот вел дальше, шипел, впивался когтями в зад. Однажды рассердился на гридней, изумленных убранством комнаты так, что уши заполыхали. Ушкуй привел воинов в уютную пещерку с парующими озерцами и принялся брезгливо смотреть на плещущихся двуногих, что вылизываться не умеют.

Горячие воды оказались целительными. До того чувствовали себя так, словно ночью намной навалился, потоптал всласть. Но боль и усталость незаметно исчезли, синяки и кровоподтеки рассосались. С удивлением гридни ощутили прилив сил. Буслаю захотелось на пробу швырнуть валун размером с быка, а то и жахнуть кулаком в стену, с удовольствием глядя на ползущие трещины.

Ушкуй принес новую одежу и, смешно морща морду, сказал назидательно:

– Берегите – потом постираете, вернете.

– Мог бы и кольчуги притащить, – буркнул Буслай. – Наши поистрепались.

– Ваши беды, – заметил кот презрительно.

Затем привел их в пещеру, где вместо свода темнело закатное небо, такое красивое, родное. Из щелей высыпали маленькие человечки, залопотали тонкими голосами. Буслай невольно отшатнулся, когда карлики приблизились и, вцепившись ручками в штанину, потянули куда-то с чрезмерным усердием на чумазых личиках.

Ушкуй распушил усы и молвил:

– Здесь ваши дороги расходятся. Тебе на поверхность, – сказал он Буслаю, потом оборотился к Люту, – а тебе в Навь.

Буслай поежился, глянул на потемневшего соратника сочувственно: прогулка в преисподнюю – тяжкое испытание. Сам бы ни за что не пошел, а Лют держится мужественно, как всегда – себе самое трудное.

Гридни крепко обнялись. В глазах Буслая появилась тоска: могут не увидеться! Лют сжал дружески плечо, отвернулся и пошел с прямой спиной и гордо развернутыми плечами. Буслай вздохнул и зашагал за крошечными человечками.

Ушкуй проводил обоих насмешливым взглядом и затопал обратно.

Глава четвертая

Сомчей разлепил веки: перед глазами располагался потолок шатра, ноздри щекотали терпкие запахи горящих трав. Шевелиться оказалось трудно из-за наваленных в десяток слоев одеял. Слуха коснулось заунывное пение, он поморщился – от резкого движения накрыло дурнотой и звенящей слабостью.

– Великое Небо, доблестный Сомчей очнулся! – проскрипел старческий голос.

Над лежащим полководцем склонилась высохшая фигура в парчовом халате. Морщинистое и темное, как кора старого дерева, лицо Шергая выглядело обеспокоенным, глаза лучились сочувствием. Он заботливо поправил кипу одеял, потом брезгливым жестом услал поющего целебную песнь шамана.

– Хорошо, что опасность смерти миновала, – сказал маг искренне. – Повелитель будет очень рад.

Зашуршал полог, и шаман вышел, шипя рассерженно. По мановению Шергая воздух очистился от дыма лекарственных трав. Полководец с трудом сглотнул ком. Сознание временами гасло, голова раскалывалась от гула.

– Что сейчас? – выдавил Сомчей слабым голосом.

Маг пошептал заклятие, кулаком сгреб воздух над полководцем, отбросил что-то невидимое, и Сомчею полегчало.

– До сих пор погребаем павших, – сказал Шергай. Лицо его потемнело, глаза подернулись рябью. – Слишком много сынов степи пало. Лесные дикари на диво могучи, эх, еще и легкие победы расслабили.

Лицо военачальника дрогнуло, глаза устало закрылись, он прошептал смертельно усталым голосом:

– Что они?

Колдун понял, сказал обыденно:

– То же самое. Повелитель в великой милости и благородстве договорился с ними о перемирии – они похоронят свои отбросы, заодно укрепятся.

– Войско?

– Пока не особо заметно, но ропщет, – сказал маг грустно. – Многие ужаснулись той крови, с какой одержана первая победа. Даже не победа, это мы так говорим, чтобы тошно не было, просто купили тысячью жертв право осаждать крепость. Али-Шер предлагал для поднятия духа разорить окрестные земли, но Повелитель отказался. Он слишком сильно хочет попасть в город и все время теребит заветный мешочек на груди.

Сомчей вздохнул горестно и устало осмотрел шатер. В бледном свете жирника – плошки с жиром – слабо поблескивали золотые подносы с яствами и кубками.

Слабость уничтожила ощущение тела, показалось, что теперь он существует по-настоящему, освобожденный от мясной шелухи. В ушах сквозь мерный гул слышались неразборчивые голоса – могучие, грозные.

– Не нужен ему город, – прошептал Сомчей в бреду. Маг навострил уши. – Тогда… на Пепельном валу… Здешний правитель пришел на помощь отцу Повелителя… ясаги могли угрожать и их землям… на пиру… дочь мелкого князя. Он старался, но она… А отвергнутый подарок хранит… здешние женщины любят зеленый бисер…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});