Июнь. 1941. Запрограммированное поражение. - Лев Лопуховский

В отличие от связистов вермахта их советские оппоненты не были оснащены ни радиорелейными станциями, ни аппаратурой высокочастотного телефонирования и тонального телеграфирования, ни УКВ-радиостанциями, ни кабелями дальней связи. Несколько лучше было поставлено шифровальное дело. В штабах РККА от дивизии и выше для кодирования передаваемых донесений использовалось машинное шифрование. На оперативно-тактическом уровне применялись малогабаритные дисковые кодировочные машины К-37 «Кристалл», на оперативно-стратегическом уровне — шифровальные машины М-100 «Спектр». Специальная техника позволяла повысить скорость обработки текста в 5–6 раз по сравнению с ручным способом, сохраняя при этом гарантированную стойкость передаваемых сообщений. Однако советские шифровальные машины уступали в портативности и удобстве применения немецкой «Энигме», тоже предназначенной для автоматического кодирования и раскодирования текста. А главное — их было слишком мало, поэтому в большинстве случаев кодирование приходилось производить вручную. Из-за необходимости постоянно зашифровывать и расшифровывать передаваемые сообщения обмен в эфире занимал слишком много времени. Это сильно замедляло и затрудняло радиопереговоры и делало радиосвязь неудобной для повседневного пользования.

К тому же многие советские военачальники в то время просто не доверяли радиосвязи и считали, что она только демаскирует их командные пункты. Эти страхи были отнюдь не беспочвенными. Немецкие подразделения радиоразведки постоянно следили за эфиром и быстро засекали места с повышенной активностью радиопереговоров. Затем они по типу и интенсивности используемых передатчиков определяли иерархию узлов связи. Важные пункты управления пеленговали и оперативно передавали их координаты своей авиации.

В начале войны основным средством связи в высшем звене Красной Армии являлись телеграфные аппараты Бодо. Они были слишком громоздки и сложны в эксплуатации и потому не отличались удобством в использовании, особенно при передислокации. Это и понятно, ведь для их работы было необходимо прокладывать проводные линии, способные пропускать более сильный ток, чем в обычных телеграфных проводах. Но по требованию Сталина именно их приходилось использовать для прямых переговоров между Ставкой и штабами фронтов и армий. Тогдашний начальник Главного управления связи РККА И.Т Пересыпкин свидетельствовал:

«И.В. Сталин очень верил в аппарат Бодо и в невозможность перехвата его работы. Возможно, кто-то из специалистов убедил его в этом. Работу буквопечатающих аппаратов Бодо перехватывать было значительно труднее, чем простейших аппаратов Морзе, но возможно. Это было доказано еще в период Первой мировой войны, во время специальной проверки, которая была организована русским морским генеральным штабом» [669].

Советским войскам приходилось пользоваться средствами связи, не отвечающими современным требованиям, да и тех зачастую не хватало. Перебои в связи, а тем более ее полное отсутствие вели к дезорганизации войск, и без того страдавших нехваткой должной выучки, координации и грамотного командования. Особенно тяжело приходилось в таких условиях недостаточно опытным советским командирам, не приученным к самостоятельности и привыкшим постоянно получать приказы на все случаи жизни. При потере связи они нередко терялись и даже не пытались проявить инициативу, тщетно ожидая руководящих указаний сверху. Такая картина была разительным контрастом с обстановкой, в которой воевали немецкие войска. Они постоянно поддерживали связь друг с другом и со своим командованием и в случае необходимости по вызову быстро получали поддержку и с земли, и с воздуха. У маршала Буденного были веские причины тогда сказать: «Сильна Красная Армия, но связь ее погубит».

Транспорт. В Красной Армии, неплохо оснащенной к началу войны основными видами вооружения и боевой техники, положение с обеспечением войск транспортными средствами было совершенно неудовлетворительным. Некомплект армейских машин был огромным: в РККА накануне войны имелось только 36 % автомобилей от потребностей военного времени. Особенно сложным было положение со специальным автотранспортом. Санитарные и штабные автомашины заменялись пассажирскими автобусами и обычными грузовыми машинами, автоцистерны — грузовыми машинами с бочками из расчета одна грузовая машина с 6 бочками по 250 литров на одну автоцистерну. Некомплект автотранспорта планировалось компенсировать, хотя бы частично, путем мобилизации этой техники из народного хозяйства. Но найти замену спецмашинам, которых не было в народном хозяйстве (водо-, масло-, бензозаправщики, пожарные, автомастерские и т. п.) было невозможно. Командирам частей предлагалось содержать их в некомплекте до получения из промышленности. Так, для доукомплектования войск ЗапОВО требовалось 103 передвижных авторемонтных мастерских (ПАРМ) типа «А» и «Б», которые имелись только в МТС восточных областей БССР (при этом заранее было известно, что 35 из них требовали капремонта и 49 среднего) [670].

В том, что расчеты во многом были построены на песке, убеждал опыт частичной мобилизации в 1938 и в 1939 гг. Руководители предприятий, которые должны были отдать в армию часть своей техники по мобилизации, обычно старались избавиться от самых худших ее экземпляров, ведь с оставшимися машинами им предстояло продолжать работать и выполнять план! Неудивительно, что «поставленные в РККА автомашины и трактора оказались в очень плохом состоянии и совершенно не обеспеченными запасными частями и резиной, ‹…› эксплуатация машин в народном хозяйстве не налажена, ею (эксплуатацией) никто не руководит, не налажен также своевременный текущий и восстановительный ремонт» техники, предназначенной к поставке в армию в случае объявления мобилизации» [671]. Созданной комиссии было поручено представить перечень конкретных мероприятий по исправлению обнаруженных недостатков. Но решить в короткие сроки такую сложную проблему оказалось невозможно. Это констатировал Я.Н. Федоренко в своем докладе «О состоянии обеспечения автобронетанковой техникой и имуществом Красной Армии». Он подготовил его для выступления на Главном военном совете Красной Армии, запланированном на 25 июня 1941 г. Начавшаяся война сорвала это заседание, но доклад Федоренко сохранился, и вот что там было сказано о грузовых машинах:

«Рассчитывать на покрытие некомплекта по этим машинам[125] за счет поставки по мобилизации из народного хозяйства, как показал опыт польской и финской кампаний, не представится возможным, так как громадное количество машин будет поступать на сдаточные пункты в плохом техническом состоянии и с изношенной резиной» [672].

Даже в случае полного выполнения планов мобилизации транспорта из народного хозяйства обеспеченность РККА автомобилями не достигла бы и 68 % от потребностей военного времени. В связи с этим НКО поставил вопрос об увеличении производства необходимых для армии грузовых машин большей грузоподъемности, прицепов, специальных машин, тракторов и направлении их в первую очередь в хозяйства на территорию приграничных округов [674].

В действительности все оказалось гораздо хуже. Вооруженные силы рассчитывали получить по мобилизации из народного хозяйства более 447 тыс. автомобилей и около 50 тыс. тракторов [675]. Фактически после начала войны к 1 июля в армию были поданы только 234 тыс. гражданских автомобилей и 31,5 тыс. тракторов [676]. Особенно туго с транспортом было в войсках западных округов, которые приняли на себя первый вражеский удар. Они не только не успели получить львиную долю причитающейся им гражданской техники, но и потеряли массу своих машин в результате крайне неудачного для них начала боевых действий. В первые же дни войны из войск пошел поток жалоб, в том числе и на имя главного военного прокурора, на подачу из народного хозяйства автомашин, требовавших капитального и среднего ремонта. Такие составляли до 80 % от общего объема поставок и только загружали и без того перегруженную железную дорогу. Поэтому 5 июля в автотракторное управление поступила просьба о дополнительной мобилизации из народного хозяйства 1000 лучших по техническому состоянию автомашин, в том числе для обеспечения связи: ЗапФ — 100, СЗФ — 208, ЮЗФ — 100, ЮФ — 211 [677].

Вермахту в 1941 г. было далеко до полной моторизации, но по оснащенности транспортом он, несомненно, существенно превосходил Красную Армию. Это превосходство в количестве не только колесных и гусеничных машин, но и самых обычных лошадей показано в Приложении 8. Так, в 1941 г. немецкой пехотной дивизии по штату были положены 1009 автомобилей и 4842 лошади [678], а в советской стрелковой — 558 автомобилей и 3039 лошадей [679], т. е. она в 1,6–1,8 раза уступала современной ей немецкой пехотной дивизии по всем видам транспорта. Поэтому соединения вермахта, и не только танковые и моторизованные, но и пехотные, намного превосходили в подвижности соответствующие соединения Красной Армии, в том числе и за счет лучшей организации маршей. Это позволяло им быстро маневрировать своими силами и средствами, создавать на ключевых участках фронта в нужное время необходимое для успеха превосходство в силах и средствах и поддерживать высокие темпы наступления, а также обеспечивать снабжение войск всем необходимым для ведения боевых действий.