Апокрифы Другого мира: тулку на испытательном сроке (СИ) - Шелудяков Вадим

— Как ни странно — есть. Я вам об этом говорила ещё тогда, когда пыталась отговорить действовать принуждением. Только вам придётся действительно очень сильно переступить через себя, чтоб заслужить его прощение.

— И что я должна буду сделать? — почти шёпотом поинтересовалась Повелительница.

— Вам лучше с посольством передать артефакт связи и поговорить с ним самой. Не знаю, если я расскажу вам всё, не сочтёт ли он это нарушением своего запрета, — мудрая Бинелла прекрасно понимала: то, что Повелительница смиренно (тоже не факт) выслушает по артефакту связи, ей самой может стоить головы. Если матриарха в очередной раз переклинит, как клинило всё последнее время при упоминании о Шелде Рисленте. Ну нафиг, своя голова дороже. Пусть сама разбирается…

***

Как ни странно, но после утреннего разговора с прорицательницей, когда срочно посланная за ошейником в ритуальный зал стражница вернулась ни с чем, матриарх как-то обмякла и успокоилась. И пробыла в таком умиротворении весь день, вполне успешно разбираясь с накопившимися за несколько дней государственными делами. Невероятный факт, что столь жестоко и несправедливо обречённый ею на гибель юноша внезапно воскрес, вселило в неё веру в возможность чуда, когда удастся всё отыграть вспять и вымолить прощение.

Срочно вызванная к Повелительнице эйра Лорейн поначалу испугалась за психическое здоровье своей венценосной родственницы. Все же она также присутствовала в ритуальном зале в момент той драматической развязки и всё видела своими глазами. Но рассказ о том, что информацию принесла Бинелла, а потом обнаружилось, что из запертого ритуального зала исчез бесценный артефакт, всё же заставили главу госбезопасности усомниться в незыблемости собственных представлений о возможном. Тем более, что именно её, эйру Лорейн матриарх отправляла в Дарт с целью проверить, действительно ли он жив. Эйра имела достаточно возможности изучить его манеру поведения, чтоб сделать выводы, он это или не он.

День закончился тем же, с чего и начался: общением с великой провидицей. В этот матриарх смогла удивить до глубины души госпожу Ннагу, начав разговор с извинений за то, что не прислушивалась к мудрым советам и позволила себе обвинить её же в своих ошибках. А после попросила помочь понять, почему она так неадекватно резко, бурно и без всякой логики реагировала на Шелда.

Прорицательница долго что-то шептала себе под нос, после чего грустно сказала:

— В этот раз всё было против вас. Вы помните ритуалы, которые в возрасте трёх лет проводили над своей старшей дочерью? Они считаются обязательными для всех наследниц трона Драуры. Так накладывают на дроу особую защиту, которая избавляет принцессу-наследницу от излишней покладистости, снижает ценность эмоций и заставляет стремиться к безграничному контролю и над окружающими, и над собой. А Шелд, желая сделать вам приятное во сне, усиливал вашу женственность, чтобы подарить больше наслаждения и радости, как он её понимал. И случайно создал острый конфликт женственности с установками правительницы. В результате сам и пострадал.

— То есть вместе нам не быть… — мрачно констатировала матриарх.

— Не сказала бы, — возразила прорицательница, — Сейчас оба исхода пока равновероятны. Но я не могу после его запрета рассказать, о чем пойдёт разговор с ним и чего стоит ждать. У вас достаточно сильная связь, которая подтолкнула его придти в ваш сон и пойти на сближение. Но как именно станет возможно примирение теперь — я не знаю…

***

Этой ночью Аресса увидела удивительно яркий сон. Ей снилось, что она — человеческая девушка, родившаяся среди людей, внешне чем-то напоминающих сартанцев. Но в отличие от расположенной на берегу океана Сартаны, её родная деревня располагалась высоко в горах и была со всех сторон окружена гигантскими белоснежными пиками, настолько высокими, какие Арессе никогда видеть не доводилось. Таких огромных гор не было ни в Драуре, ни в Эльфаре, ни в Тардии.

Всё вокруг было странным, но с другой стороны она жила в этом странном мире и он ей казался привычным. Днём она выполняла тяжёлую работу крестьянки, а вечером убегала к горной реке, где встречалась с любимым юношей. Это был совершенно неунывающий балагур и хохмач. Рядом с ним её отпускала усталость. Но юноша был беден да и не особо стремился богатеть тяжёлым трудом. Поэтому семья собиралась выдать её, первую красавицу, сразу за трёх сыновей деревенского старосты[1]. Юноша предлагал ей убежать вместе с ним, но она не слишком доверяла этому весёлому охламону, поэтому предпочитала с ним смеяться и веселиться, но готовиться к свадьбе с куда более надёжными женихами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Обиженный юноша исчез из посёлка за пару недель до того, как она переступила порог дома своей новой семьи. Трёх своих мужей она не любила, поэтому без всякой жалости навела в доме суровые порядки, когда все три брата беспрекословно выполняли любые её распоряжения и боялись слово поперёк сказать. А она в тайне всё ждала, когда в деревню вернётся тот, кто заставлял её беззаботно смеяться и дарил счастье одним своим присутствием.

Жизнь, даже в зажиточной крестьянской семье, в высокогорье на границе вечных снегов — тяжела и скупа на радости. Поэтому через несколько лет вместо стройной, смешливой девушки в медном подносе отражалась замученная жизнью морщинистая мать троих детей. Но и она нет-нет, но с грустью вспоминала того, кто исчез не выполнив своих обещаний. Однажды в разговоре с соседками она услышала знакомое имя. Имя того юноши. Покинув родную деревню, он некоторое время ходил с караванами в качестве охранника. Но не долго он пробыл в этом качестве, поскольку не в меру жадный местный князь наложил лапу на товары и навесил на караванщиков неподъёмные долги. Не надеясь на "княжескую справедливость", юноша сбежал и, что естественно, примкнул к разбойникам, которые считали, что князю и его прихвостням полагается делиться неправедными доходами. Однажды, спасаясь отряда, посланного князем на поимку "вольных стрелков", он ушёл через высокогорный труднопроходимый перевал в соседнюю долину на запад. Видимо там и сгинул, поскольку вот уже два года о нём ни слуху, ни духу. Следующим утром Аресса проснулась в слезах с необъяснимой уверенностью, будто тот исчезнувший юноша и Шелд — один и тот же человек…

***

Год 412 от воцарения династии Алантаров. Начало августа

Место действия: Мингр, тиррство Минк, город Дарт

Чем ближе приближалось посольство к конечной точке своего путешествия, тем сильнее эйру Лорейн охватывало беспокойство и удивление. Ей доводилось бывать в Дарте лет сорок назад, когда город ещё не успел превратиться в нищее захолустье под ударами светлых. Но уже тогда тракт "Дарт-Корленор" представлял собой довольно жалкое, удручающее зрелище. И торговый караван на нём был "событием". Сейчас же торговцы шли в обе стороны нескончаемым потоком, а вдоль дороги развернулось довольно активное строительство. Обновлялись постоялые дворы и трактиры, появлялись лавки и ремонтные мастерские. Всё говорило за то, что торговля через Доал расширяется и процветает. Но и после развилки тракта, когда дорога на Доал оказалась в стороне, путь не стал менее заброшенным. Да, торговцев стало заметно меньше, но зато остались только самые богато одетые и в составе серьёзно охраняемых караванов.

Не менее удивительное впечатление произвела столица тиррства. Дарт выглядел хоть и скромным, но ухоженным городком. И если по чистоте и облагороженности он ещё не дотягивал до драурских городов, то уже явно превосходил все остальные виденные в дороге человеческие. Причём, и это эйра помнила очень хорошо, в прошлый её приезд городок ничем подобным похвастаться не мог. Также эйру очень удивил установленный на въезде в город рекламный щит, приглашающий путников селиться в новой гостинице "У семи сестёр". Эйра не могла этого знать, но щит был точной копией того, что установили годом ранее в Доале. Да и гостиница, как под копирку, напоминала ту же. У Лорейн зародились очень серьёзные подозрения, что столь неожиданные изменения могут иметь одно единственное объяснение. То самое, к которому она и приехала на поклон.