Битва королей - Джордж Мартин

Каждую ночь Арья повторяла эти имена.

— Сир Грегор, — шептала она в свою соломенную подушку. — Дансен, Полливер, Чизвик, Рафф-Красавчик, Щекотун и Пес, сир Амори, сир Илин, сир Меррин, король Джоффри, королева Серсея. — В Винтерфелле она молилась с матерью в септе, а с отцом в богороще, но на дороге в Харренхолл богов не было, и эти имена составляли единственную молитву, которую она позаботилась заучить.

Весь день они шли, а ночью она повторяла имена — но вот деревья стали редеть, уступая место холмам, извилистым ручьям и солнечным полям, где, как гнилые зубы, торчали там и сям остовы сожженных укреплений. Еще один долгий дневной переход — и впереди, у голубых озерных вод, показались башни Харренхолла.

В Харренхолле им будет лучше, говорили друг другу пленники, но Арья не была в этом так уверена. Она слишком хорошо помнила сказки старой Нэн об этом страшном замке. Харрен Черный подмешивал в раствор, скреплявший кладку, человеческую кровь, говорила старая Нэн, понижая голос так, что детям приходилось подвигаться к ней поближе — но драконы Эйегона зажарили в этих стенах и его, и всех его сыновей. Арья закусывала губы, неотвратимо приближаясь к этому замку на своих ороговевших от мозолей ногах. Теперь уж скоро — до башен осталось не больше нескольких миль, по всему видно.

Однако они шли весь этот день и большую часть следующего, пока не увидели войско лорда Тайвина, расположившееся лагерем к западу от замка, среди сгоревших руин какого-то городка. Харренхолл обманывал глаз, ибо был огромен. Его колоссальные крепостные стены поднимались у озера, как утесы, и скорпионы на них казались маленькими, как насекомые, от которых получили свое название.

Вонь ланнистерского войска дошла до Арьи задолго до того, как она стала различать эмблемы на знаменах вдоль озера, над шатрами западных лордов. Судя по запаху, лорд Тайвин стоял здесь уже довольно долго. Отхожие канавы, окаймлявшие лагерь, переполнились и кишели мухами, заостренные колья ограждения обросли зеленой плесенью.

Воротная башня Харренхолла, величиной с винтерфеллский Великий Чертог, зияла трещинами. Снаружи поверх стен виднелись только верхушки пяти громадных башен. Самая маленькая из них в полтора раза превышала самую высокую башню Винтерфелла, но не было в них подобающей башням стройности. Они скорее напоминали скрюченные, узловатые стариковские пальцы, ловящие пролетающие облака. Нэн рассказывала, как во время пожара камень плавился и стекал, словно свечной воск, из окон и по ступеням, раскаленный докрасна, отыскивая Харрена в его убежище. Арья охотно этому верила: каждая башня была уродливее и чуднее другой, бугорчатая, кособокая и щербатая.

— Не хочу я туда, — заскулил Пирожок, когда Харренхолл открыл им свои ворота. — Там привидения.

Чизвик услышал его, но в кои-то веки ничего не сделал, только улыбнулся.

— Выбор за тобой, пекаренок. Либо живи с привидениями, либо станешь одним из них.

Пленники, и Пирожок в том числе, прошли в ворота.

В бане, гулком строении из камня и дерева, их заставили раздеться и отмыться дочиста в корытах с настоящим кипятком. Две злобные старухи надзирали за ними, обсуждая их без всякого стеснения, точно вновь приобретенных ослов. Тетка Амабель неодобрительно щелкнула языком, поглядев на ноги Арьи, а тетка Харра ощупала ее пальцы, ставшие мозолистыми от долгих упражнений с Иглой.

— Масло, поди, сбивала. Крестьянская дочка, что ли? Ничего, девка, — тут ты сможешь подняться повыше, только работай на совесть. А лениться вздумаешь, будешь бита. Как тебя звать-то?

Арья не осмелилась назвать свое настоящее имя, и Арри тоже не годилось — так зовут только мальчишек, а теперь уж видно, что она не мальчик.

— Ласка. — Это было первое девчоночье имя, пришедшее ей на ум. — Ломми звал меня Лаской.

— Да уж ясно почему, — фыркнула тетка Амабель. — Волосы — прямо страсть, и вшей в них небось полно. Снимем их — и пойдешь на кухню.

— Я лучше за лошадьми ходить буду. — Арья любила лошадей — и потом, она, быть может, сумеет увести одну и сбежать.

Тетка Харра закатила ей такую оплеуху, что ссадина на губе открылась заново.

— Прикуси язык, не то хуже будет. Тебя никто не спрашивал.

Кровь во рту отдавала солью и металлом. Арья, потупившись, промолчала, думая угрюмо: «Будь у меня Игла, она не посмела бы меня ударить».

— У лорда Тайвина и его рыцарей за лошадьми смотрят конюхи и оруженосцы — таких, как ты, там не надобно, — сказала тетка Амабель. — На кухне чисто и уютно, там тепло спать и еды вдоволь. Тебе бы там было хорошо, но я уж вижу, что для такой работы у тебя ума маловато. Отдадим-ка ее Визу, Харра.

— Как скажешь, Амабель. — Арье дали рубаху из грубой серой шерсти, пару башмаков не по ноге и отослали ее прочь.

Виз был младшим стюардом башни Плача — коренастый, с мясистым носом и россыпью красных прыщей в углу пухлого рта. Арья входила в число шестерых, присланных под его начало. Каждую из них он просверлил взглядом.

— Ланнистеры щедры с теми, кто хорошо им служит, — вы такого обхождения недостойны, но на войне приходится брать то, что есть. Работайте усердно, помните свое место — когда-нибудь сможете занять столь же высокое положение, как я. Но не рассчитывайте особо на доброту его милости — милорд-то был и ушел, а я всегда тут. — Он долго расхаживал перед ними, уча их уму-разуму: благородным господам в глаза не смотреть и не обращаться к ним, пока тебя не спросят, и не путаться под ногами у его милости. — Мой нос никогда не врет, — похвастался он. — Я мигом унюхаю и дерзость, и гордыню, и непослушание. И если я учую такой душок, вы мне за это ответите. Все, чем от вас должно пахнуть, — это страх.

Дейенерис

На стенах Кварта били в гонги, возвещая о ее прибытии, и трубили в невиданные рога, свернутые кольцами, как большие бронзовые змеи. Колонна всадников на верблюдах вышла из ворот, чтобы с почетом проводить ее в город. На верховых были чешуйчатые медные доспехи и шлемы в виде звериных морд с медными бивнями и длинными плюмажами из черного шелка, седла украшали рубины и гранаты. Верблюдов покрывали попоны ста различных цветов.

«Такого города, как Кварт, еще не бывало на свете и не будет, — сказал ей Пиат Прей в Вейес Толорро. — Это пуп земли, врата между севером и югом, мост между востоком и западом, он существует с незапамятных времен и столь великолепен, что Саатос Премудрый выколол себе глаза, увидев его впервые, — ибо знал, что отныне все по сравнению с ним покажется ему жалким и убогим».

Дени не приняла слов чародея слишком всерьез, но город, бесспорно, был великолепен. Три толстые стены опоясывали Кварт. Внешняя была из красного песчаника, тридцати футов высотой, и резьба на ней представляла животных: ползущих змей, парящих коршунов, плывущих рыб, перемежаемых волками красной пустыни, полосатыми зебрами и чудовищными слонами. На средней, из серого гранита сорока футов высотой, изображались батальные сцены: мечи и копья били в щиты, летели стрелы, сражались герои, гибли невинные младенцы и высились груды мертвых тел. Фигуры на третьей, пятидесятифутовой стене из черного мрамора вогнали Дени в краску, но она приказала себе не быть дурочкой. Она давно не девица; если она спокойно встретила страшные картины серой стены, с чего ей отводить глаза от мужчин и женщин, доставляющих удовольствие друг другу?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});