Порочный круг - Майк Кэри

— Гвиллем! — старательно изображая затрудненное дыхание, позвал я. Вероятно, на моем лице читалась самая настоящая паника, потому что святой отец на секунду замялся.

— В чем дело?

— У меня аллергия!

— На что именно? — с подозрительной мягкостью спросил он.

Какое из двадцати возможных лекарств в одноразовом шприце? Придется гадать.

— На пропофол.

— Тогда можете успокоиться, — пожал плечами Гвиллем. — Здесь не пропофол.

Игла приблизилась к шее. Я дернулся в железных объятиях Саллиса, и Гвиллем остановился: убивать меня ему не хотелось, по крайне мере, пока не отвечу на оставшиеся вопросы.

— Держи его крепче! — прохрипел он.

Саллис схватил меня за шею и придавил всем телом, стараясь максимально ограничить движения.

Естественно, подобными маневрами я лишь пытался выиграть побольше времени и работал легкими, словно кузнечными мехами, чтобы сделать побольше глубоких вдохов до тех пор, пока игла не проткнула мою кожу, и большой палец Гвиллема не нажал на поршень.

На сознание упал красный занавес, потом, через секунду, черный. Нет, это не занавесы, а кирпичные стены! Я провалился в забытье, фактически не ощутив силу удара.

* * *

Пробуждение получилось медленным и болезненным. Кровоточащие обрывки мышления стекались, подобно капелькам ртути, и ультрахолодными озерами заливали фрактальные пустоты мозжечка.

Первым появилось «я», одинокое, ничем не подкрепленное. Просто я. Кто я? Где я? Хотя какая к черту разница? Абсолютно никакой! Дурацкое «я», кем бы оно ни было, подождет. Где-то рядом притаилась боль, поэтому хотелось спрятаться: вдруг не найдет?

Минутой или часом позже откуда-то вытекло «живу» и прилепилось к «я». Я живу. Значит, я думаю.

Итак, мое сознание, пузырясь, пробивалось сквозь химическую тину анестезии. Независимо от воли, оно мучительно возрождалось в холодной темной комнате, которая будто накренилась. Нет, дело не в комнате, а во мне. Я лежал под странным углом — щека у пола, ноги почему-то наверху. Так и не разобрав, в чем проблема, я закрыл глаза.

По-крайней мере я был жив и не утратил способности мыслить. Поврежден ли мозг? Откуда мне знать? Скорее всего вместе со значимым количеством синапсов человек теряет способность осознавать наличие проблемы. Так что, вероятно, тяжелая пульсирующая боль в глубине черепной коробки — это добрый знак. Выходит, там еще достаточно нервных окончаний, худо-бедно выполняющих свою работу.

Сыворотки правды относятся к группе обезболивающих. В основном это стимуляторы, которые вводят для того, чтобы вырубить сознание больного, а затем резать, кроить и шить его тело, не опасаясь бурной реакции мозжечка. С помощью учащенного дыхания я надеялся извлечь максимум из введенной Гвиллемом дозы и как можно скорее. Очень хотелось пролететь мимо фазы ассоциативного поноса прямо в забытье. Наверное, у меня получилось: по крайней мере болтовни своей я не помнил. Хотя, кто знает, вдруг от этого препарата случаются провалы в памяти?

Разлепив глаза, я не увидел ничего. Либо случился приступ истерической слепоты, либо я находился в абсолютно темном помещении. Попробовал шевельнуться — безрезультатно. Удалось лишь поднять голову, но это оказалось ошибкой: пульсирующая боль усилилась. Я открыл рот, чтобы выругаться, но язык почему-то прилип к высохшему нёбу.

Лишь через некоторое время вспомнилось, что меня привязали к стулу. Похоже, так и не отвязали, а стул теперь лежал на боку. Это объясняло и столь необычный ракурс, и почему я не мог шевелиться.

Сукин сын! Разве Ватикан не присоединился к Женевской конвенции? Мой стул откатили или волоком оттащили в какой-то шкаф-купе, а затем толкнули так сильно или так неловко, что стул опрокинулся. С военнопленными обращаются совершенно иначе!

Пока боль стихала, я занимался веревками. Оказалось — ничего страшного; думаю, по плану следовало обездвижить меня лишь на время допроса, а не удерживать вечно. В результате Цукер с Саллисом не удосужились проверить, сумею ли я дотянуться до узлов.

И все-таки прошло немало времени, по моим догадкам как минимум час, прежде чем удалось развязать руки. К тому моменту пальцы ободрались о жесткие сизалевые волокна и болели так, что, прежде чем заняться ногами, пришлось отдохнуть. Ноги я распутал куда быстрее, но встал не сразу, а минут десять их массировал.

Ура, свобода! Но куда меня запрятали, черт подери? От стула я отодвигался маленькими, короткими шажками, выставив вперед руки, до тех пор, пока не натолкнулся на стену, затем таким же способом дошел до угла. Нет, это явно не шкаф-купе, а приличного размера помещение, причем грубая штукатурка стен наводила скорее на мысль о складе, чем о месте общего пользования.

Я планировал кругосветное путешествие по комнате, но уже на второй стене обнаружилась дверь, а рядом с ней — весьма нужный сосед, выключатель. Прочитав беззвучную молитву, я нажал на кнопку — над головой вспыхнули три люминесцентные лампы, заставив жмуриться на ослепительно ярком свету.

Догадка подтвердилась: я находился в складском помещении с высоким потолком и глубокими стеллажами во всю длину дальней стены. На полках не оказалось ничего, кроме нескольких барабанов диаметром около полуметра — вероятно, древних коробок с кинопленкой. Похоже, отправляя экспозицию в поездку по стране, руководство собрало все экспонаты за исключением намертво прибитых к стенам. Либо так, либо Гвиллем заранее приказал очистить склад от того, что могло помочь мне сбежать.

Однако никто не идеален. Бросив взгляд в противоположный конец склада, я расплылся в улыбке. На самом виду к стене была привинчена неприметная белая коробочка с красным крестом. Аптечка! Мой билет на свободу!

20

Содержимое медицинских аптечек бывает разным, но имеется и некая константа — бинты и пластыри всевозможных форм и размеров. Плюс пузырек с антисептиком, ватные палочки и экзотичные наполнители вроде бальзама «Спасатель» или бутылочки с уксусом на случай, если укусит пчела. Однако ни пластырь, ни антисептики меня не интересовали: я искал что-нибудь колюще-режущее.

К счастью, в аптечке обнаружились ножницы, пинцет для удаления осколков и штук пять булавок.

В дверь был врезан замок неизвестного производства. Пинцет пришлось бросить обратно в коробку, пожалуй, он слишком толстый и наверняка недостаточно прочный. Я разогнул булавку и, используя вместо клещей ножницы, согнул тонкий конец в крючок. После шпилек булавки — мой любимый материал для изготовления импровизированных отмычек. Для столь простого замка большего не требовалось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});