Деяние XII - Павел Виноградов

От голода, жажды и недостатка кислорода Руслан потихоньку впал в странное сонно-экзальтированное состояние. Словно под воздействием наркотика, сознание его изменилось. Перед ним медленно плыли картины его жизни, порой наполняясь совершенно иными, чем ранее, смыслами. Он перебирал прошедшие события, всматривался в них, пытаясь выстроить в логически непротиворечивое целое. Но картинки рассыпались, как бусы на ветхом шнурке, хаотически мерцая. Он задавался мыслью, не есть ли эта пещера последний тупик, откуда нет выхода, потому что путь его завершён. Но в таком случае он не понимал, зачем шёл и куда. И начинал подозревать, что понимание это ему и не требовалось.

Отрок. Кнехт. Слуга. Долг. Деяние. «Ныне отпущаеши раба Своего».

Никакого ответа на вопрос «зачем» для него не было предусмотрено.

Что думал Кимбел, он не знал. Президент Клаба почти не двигался, часами глядя в одну точку, иногда начиная мычать какую-то мелодию. Глядя на него, Руслан вдруг подумал, что их вражда потеряла всякий смысл. Каждый из них как будто утратил свойства, имевшие значение в мире, откуда они пришли. Здесь не было ни Клаба, ни Артели, ни Игры. Только они двое и полсотни килограммов древнего дерева. Никто не мог спуститься сюда и подтвердить, что они друзья или враги, и рассказать, кто они вообще. Они были, словно эмбрионы в ещё не родившемся, эмбриональном мире. Абсолютно равны. И чужды друг другу. И потому одиноки.

– Как два диска йо-йо, – голос прозвучал во тьме потусторонне жутко.

Руслан вздрогнул и включил фонарь. В руках Кимбела была его игрушка.

– Посмотри. Они совершенно одинаковы и расстояние между ними ничтожно. Но они никогда не соприкоснутся. Разве что если йоха сломается.

Руслан несколько секунд глядел на поблёскивающие стальные диски, потом перевёл глаза на собеседника.

– Кто ты, Кимбел? – тихо спросил он.

Сахиб тихо рассмеялся, и смеялся долго, Руслан даже стал подозревать, что тот сошёл с ума. Но звуки смеха постепенно стали переходить в слова, а слова – в песню.

This is the end, Beautiful friendThis is the end, My only friend, the endOf our elaborate plans, the endOf everything that stands, the endNo safety or surprise, the endI'll never look into your eyes… again[5]

В голосе слышались медитативные металлические нотки, напоминающие звуки варганчика. Монотонная песня несла вдаль, как затягивающаяся под колеса автомобиля змея шоссе.

The end of laughter and soft liesThe end of nights we tried to dieThis is the end

Песня достигла пика своей колдовской силы и прервалась. Руслан был потрясён. Он узнал этот голос, но было просто невозможно.

– Ты!

Кимбел опять рассмеялся.

– Прости, друг, захотелось тебя удивить. Да, я был им. Но я не тот, про кого ты читал. Он был одной из моих масок. И вообще «Пинк Флойд» круче…

Руслан всё никак не мог отойти. Узнать, что рядом с ним – покойная звезда заграничного рока, чьи песни с замиранием сердца слушал в скверных записях, пытаясь проникнуть в их смысл, было слишком сильно. Но Руслан давно уже перестал быть простым советским пареньком. И просто принял открытие к сведению.

– Так кто же ты тогда? – вновь спросил он.

– Да Петя же Пёрышкин! – со смехом отвечал Кимбел. – Русь, пойми, я за жизнь носил столько личин, что мне самому трудно разобраться, какая из них моё настоящее лицо. Но Петя мне нравится.

Он задумался и рассеянно сунул руку в карман, вытаскивая табак и бумагу. Посмотрел на них, потом на Руслана.

– Слушай, какая разница, когда мы задохнёмся… Курить очень хочется.

– Давай. Может, хоть говном меньше нести будет, – Руслан достал свои БТ.

Никотин затянул их мозги приятной пеленой. Первым заговорил Кимбел.

– Я изучал твоё досье. Хотя там нечего было изучать. Но я хотел понять, почему именно ты. Все остальные Отроки были выдающимися. Или известными. Или знатными. А ты?

– Откуда я знаю! Да и не все. Чингис был рабом.

– Его отец был почти ханом. Но я не об этом. Ты, может быть, тоже станешь генеральным секретарём КПСС.

– Это вряд ли, – усмехнулся Руслан.

Кимбел кивнул.

– Или не станешь. Ты гляди: жил себе, учился, знать не знал ни о какой Игре, Артели, Клабе… И тут вытаскивают тебя, ничего не понимающего, и бросают, как щенка, барахтаться в воду…

– Убивают отца… – тихо проговорил Руслан.

Рука его потянулась к пистолету, с которым он не расставался. Кимбел не дрогнул, но весь подобрался.

– Ты бы на моём месте сделал то же самое, – проговорил он.

Руслан с удивлением понял, что не хочет смерти человека, который – до него только сейчас дошло – отдал приказ убить его отца. Слишком много трупов было на его пути. Он, конечно, убьёт Сахиба, не задумываясь, но только если это будет необходимо, а не ради мести, как Рудика.

– Может быть, – ответил он. Рука опустилась.

– Я понимаю, почему ты согласился идти в Игру, – осторожно продолжил Кимбел. – В школе душно. А у вас, в Союзе, так вообще… Ты хотел подвигов, приключений, яркой жизни… Я знаю, сам был таким. И меня тоже заманили в Игру.

– Говорят, тебе очень много лет… – в голосе Руслана угадывались вопросительные интонации.

– Да, много, – медленно ответил Кимбел. – Много. Но я всё помню, словно это было вчера. Индия, странствия, учитель… Я был тогда счастлив. Как, наверное, и ты в начале.

– В психушке – не очень, – заметил Руслан.

– Ну, тебя из неё вытащили артистически. Даже я на какое-то время поверил в твою смерть. Не в этом дело. Из нас – и из меня тоже – слишком рано сделали взрослых. Ты вот хотел быть взрослым?

Руслан пожал плечами.

– Ты не мог этого хотеть, – убеждённо продолжил Кибел. – Нельзя отнимать детство. Я знал это, когда ещё не умел формулировать мысли. Но знал! И остался ребёнком! Я никогда не вырасту, Руслан, ты понимаешь?! У меня в руках всё, чего может пожелать взрослый, но я – ре-бё-нок!

Он вскочил и счастливо засмеялся. В мрачной душной пещере это прозвучало зловеще.

– Пусть они сами живут в своём поганом мире и оставят меня в покое! Взрослые, большие, сильные, умные… Проклятые педрилы!

Лицо его исказилось от ярости.

– Я командую ими, как хочу, а сам не подчиняюсь их дурацким правилам. Потому что я дитя. Оставьте деточку в покое!

Слова песни полились из него, словно прорвался нарыв.

Teacher leave them kids aloneHey teacher, leave the kids aloneAll in all it's just another brick in the wallAll in all you're just another brick in the wall![6]

– Пой со мной! – закричал он Руслану, и тот, поддаваясь магической воле этого голоса и бешеных глаз, стал незаметно для себя подтягивать:

– All in all it's just another brick in the wall…

Сверкающие светлые пятна глаз вдруг оказались очень близко, у самого его лица.

– Русь, Русь, – горячо зашептал Кимбел, – ты тоже не взрослей. Ладно? Обещай мне, что не повзрослеешь!! Я дам тебе вечную жизнь, всё, что ты хочешь. Мы всегда будем вместе. Сейчас совершим ритуал, он подействует, я чувствую, даже без Копья. Я стану таким сильным, что мы тут же выйдем отсюда. А потом… Я стану властелином мира! И ты тоже! Мы вместе будем править миром!

Руслан пребывал в трансе. Он понимал, что загипнотизирован, но тело его продолжало покоиться, он послушно кивал в ответ на горячие слова.

– А эти педрилы побоку. Они же все грязные вонючие педрилы. И самый главный – Тот, Который на небесах. От Него всё зло. Но мы и Его надуем, да, Русь?

Со звериным рыком Кимбел впился поцелуем в губы Руслана, жадные руки зашарили по телу юноши. Поднявшаяся в том волна отвращения привела его в чувство. Не раздумывая, отработанным движением он хлопнул ладонями по ушам Сахиба, одновременно коленом отбрасывая его от себя. Пока не ожидавший сопротивления клабер ошеломлённо мотал головой, Руслан рёбрами ладоней ударил его по почкам и вскочил на ноги. Его «Стечкин» был направлен в лоб Сахибу.

– Сам ты вонючий педрила, – тяжело дыша, проговорил он в лицо противнику.

Кимбел глянул на него погасшими глазами.

– Дурак ты, Загоровский, – равнодушно бросил он и уселся на своё место.

Больше они не разговаривали.

Никто из них не знал, сколько часов прошло в темноте и молчании. То засыпали, то просыпались, грезя наяву. Мучила пыль и духота. Мучительно сохло в горле. Воды почти не осталось, и стало понятно, что умереть им суждено от жажды.

Тьма затопила их души и убаюкивала в своём лоне. Надежды не было. Руслан не сознавал, что шепчет пересохшими губами какие-то молитвы, а рука его судорожно сжимает угол сундука.

В этом полубредовом состоянии они не сразу восприняли некие почти незаметные сотрясения – где-то очень далеко. Их можно было принять за стихийные оседания породы. Потом к ним стали проникать глухие удары: тум-тумтум-тум-тумтум-тум.

Они уже поняли, что звуки означают чью-то деятельность в недрах рудника, но не говорили друг с другом об этом, опасаясь спугнуть вспыхнувшую надежду. Был момент, когда тум-тумтум вдруг стихло и не возобновлялось долго-долго, и отчаяние вновь подавило их. Но потом – совсем близко – раздался сильный удар, от которого со сводов пещеры полетели тучи пыли, а дальше пошёл привычный и всё приближающийся ритм: тум-тумтум-тум-тумтум-тум.