Избранное: Динамика культуры - Бронислав Малиновский

В многообразии индивидуальных мнений можно провести важную демаркационную линию, разделяющую мнения компетентных специалистов и взгляды непосвященных. Мнения специалистов основаны на традиции, они ясно и четко сформулированы, и в глазах туземцев именно они представляют ортодоксию веры. Так как лишь небольшая группа лиц или даже только один человек могут считаться «специалистами» в каждом особом вопросе верований, понятно, что самые важные интерпретации получить достаточно просто.

Но такие интерпретации не отражают все точки зрения, они даже не всегда могут считаться типичными. Например, в случае черной (злой, смертоносной) магии необходимо различать мнения «специалистов» и всех прочих, поскольку и те, и другие представляют одинаково важные, хотя и, естественно, различные аспекты одной и той же проблемы. Существуют также определенные категории верований, для получения информации относительно которых было бы напрасно искать «специалистов». Например, некоторые люди высказывают такие суждения о природе балома и их отношении к коси, которые выглядят более убедительными и подробными, чем другие, но нет общепризнанного авторитета, способного представить ортодоксальное мнение по этому вопросу.

При рассмотрении вопросов, связанных с верованиями, не подкрепленными мнением «специалистов», а также по тем, где взгляды непосвященных как раз и представляют главный интерес, нужны некоторые правила, позволяющие как бы фиксировать взгляды, свободно изменяющиеся в обществе. Здесь я вижу только одно существенное и ясное основание для того, чтобы провести границу. Ее можно провести между тем, что можно назвать общественным мнением, или, лучше сказать, – так как термин «общественное мнение» имеет для нас специфический смысл – общим мнением данной общины, с одной стороны, и приватными мнениями индивидов – с другой. Такого разграничения, как мне представляется, вполне достаточно.

Если провести опрос «широких масс» в деревне, включая женщин и детей (что достаточно легко, но только при условии, что вы владеете языком и месяцами живете в одной деревне), то ответы ваших собеседников, конечно, в тех случаях, когда они понимают вопросы, всегда оказываются одинаковы: они никогда не пускаются в собственные рассуждения. Наиболее ценную информацию по многим вопросам я получал от мальчишек и даже от девочек в возрасте от семи до двенадцати лет. Очень часто пополудни я долго прогуливался в компании детей. Именно дети, которые не имели особых причин просто молча сидеть и внимательно слушать, что я говорю, охотно разговаривали и объясняли многое с удивительной ясностью и знанием дел своего племени. Правду сказать, часто, когда старшие чувствовали себя совсем беспомощными, именно дети помогали мне распутывать социологические головоломки. Живой и естественный ум, отсутствие всякой подозрительности и, может быть, кое-какая подготовка, полученная в миссионерской школе, – все это способствовало тому, что дети были несравненно лучшими информаторами по многим вопросам, чем взрослые. Что касается той опасности, что их взгляды могли быть искажены вследствие обучения у миссионеров, то я могу только сказать, что был поражен абсолютным «иммунитетом» сознания туземцев к этому влиянию. Небольшая доля наших верований и представлений, которая ими все же усваивается, помещается в герметически изолированных уголках их сознания. Таким образом, общее мнение племени, которое практически не дифференцировано, можно установить в беседе даже с самым скромным информатором.

Совсем иначе обстоит дело, когда речь идет о взрослых и опытных информаторах. Ведь именно с ними главным образом и работает этнограф. В этом случае разнобой во мнениях получается весьма заметным. Так продолжается до тех пор, пока исследователь не решает записать один вариант мнения по каждой теме и не отступать от него ни на шаг. Мнение умных и сообразительных личностей, как я думаю, нельзя свести к чему-то единому или как бы то ни было унифицировать. Эти мнения выступают в качестве важного показателя умственных возможностей всего общества. Кроме того, очень часто они представляют собой типичные способы понимания верований или разрешения затруднений.

Но надо ясно сознавать, что эти мнения по своей социальной природе совершенно отличны от того, что мы называем догмами или социальными идеями. Они также отличаются от общепринятых или популярных идей. Скорее, они образуют класс интерпретаций верований, который можно было сравнить с нашими личными размышлениями по вопросам веры. Приватные мнения разнородны и не находят выражения ни в каких традиционных формулах, они не являются ни ортодоксальными мнениями «специалистов», ни ходячими истинами.

Можно подвести итог этим рассуждениям о социальных аспектах веры, классифицируя разные группы верований таким образом, чтобы передать их естественные сходства и различия, – настолько, насколько это позволяет сделать материал, собранный в Киривине:

1. Социальные идеи, или догмы: верования, воплощенные в институтах, обычаях, религиозно-магических формулах и обрядах, а также в мифах. По своей сути они связаны с эмоциональными реакциями, выступающими в поведении людей, и характеризуются этими реакциями.

2. Теология, или интерпретация догм:

а) ортодоксальные объяснения, содержащиеся во мнениях «специалистов»;

б) популярные, общепринятые мнения, формулируемые большинством членов общества;

в) индивидуальные мнения.

Для каждой группы верований в этой работе легко найти примеры, по которым хотя бы приблизительно можно составить представление о степени и характере социальной нагруженности, о «социальном измерении» каждого верования. Однако нельзя забывать, что эта теоретическая схема, смутно вырисовывавшаяся с самого начала исследований, все же не могла быть применена в полной мере, так как методика полевых исследований формировалась постепенно, шаг за шагом, с учетом приобретаемого опыта. По отношению к материалу, собранному в Киривине, эта схема скорее является выводом ex post facto[51], нежели основанием метода, с самого начала и систематически применявшегося в исследованиях.

Примеры догм, социальных идей можно найти во всех верованиях, воплощенных в обычаях праздника миламала, а также в магических ритуалах и заклинаниях. Их можно найти также в соответствующих этим верованиям мифах, как и в мифологическом предании о посмертной судьбе духа. Эмоциональный аспект был принят во внимание, насколько позволяло мое знание, при описании поведения аборигенов в магических обрядах во время миламала, в описании их поведения по отношению к балома, коси и мулукуауси.

Что касается группы теологических взглядов, здесь приведено много ортодоксальных интерпретаций магических обрядов, полученных из объяснений самих магов. Популярными мнениями (за исключением тех, которые одновременно являются догмами) я называю здесь верования, связанные с общением с духами: все, включая детей, твердо верят, что некоторые люди бывают на Туме и приносят оттуда песни и вести для живых. Однако их ни в коем случае нельзя признать догмами, так как некоторые умные информаторы проявляют явный скептицизм относительно достоверности рассказов о таких путешествиях, и, кроме того, эти поверья не связаны ни с одним традиционным институтом.

Спекуляции туземных мыслителей о природе и сущности балома являются лучшим примером, иллюстрирующим сугубо индивидуальный тип теологии.

Я хотел бы напомнить читателю, что местные различия верований, их изменения в зависимости от района вообще не рассматривались в этой теоретической части. Такая дифференциация является предметом антропогеографии, а не социологии. Кроме того, различия в зависимости от местности мало отражены в представленных здесь данных, так как практически весь материал был собран в границах небольшой области, где этих различий практически нет. Лишь в случае веры в перевоплощение некоторые расхождения можно объяснить местными различиями (см. выше, раздел VI).

От местных различий в верованиях следует отличать вышеупомянутую местную специализацию по некоторым магико-мифологическим областям (гром в Иалаке, акулы в Куаибуоли и т. д.). Специализация связана с социальной структурой, ее вообще нельзя рассматривать как пример известной антропологической истины, что все изменяется по мере нашего передвижения по поверхности земли.

Настоящие теоретические заметки, разумеется, подводят итоги опыта, полученного в полевых исследованиях. Этот опыт пришлось глубоко продумать в связи с полученными ранее данными, прежде чем решиться на публикацию. Данные заметки также можно рассматривать как этнологические факты, хотя и гораздо более общего характера. В этом смысле они важнее, чем конкретные детали обычаев и верований. Только единство двух аспектов, общих законов и детальной документации, способно придать информации об интересующем нас предмете действительную полноту, насколько это возможно.