Королевский долг - Пол Баррел

И Фонд, и изорванные письма. К концу 1997 года я почувствовал, что теряю контроль над миром принцессы, заботу о котором она мне сама доверила. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным, как тогда. Вдруг оказалось, что статья в «Таймс», где писали, что за советом надо обращаться к дворецкому, ничего не значила, Но не в моем характере спокойно смотреть, как все катится под откос. Мой долг — даже если я один считал это моим долгом — заключался в том, чтобы прекратить это безобразие. И тут я задумался: а кому можно довериться? Спенсеры меня не поймут — я не член семьи. Уильям и Гарри еще слишком юны, а принц Уэльский, скорее всего, даже слушать меня не станет. Оставался только один человек, с которым я мог поговорить: Ее Величество Королева. И я знал, как избежать длительной процедуры назначения аудиенции.

Я позвонил человеку, приближенному к королеве, человеку, которому я мог доверять.

— Как думаешь, королева сможет уделить мне пять минут? — спросил я.

— Я у нее узнаю и перезвоню.

На следующий день я получил ответ:

— Королева будет рада встретиться с тобой в два часа дня в четверг 19 декабря. Думаю, ты найдешь дорогу.

Я прошел во дворец с Букингем Пэлес-роуд. Полицейский у дверей уже ждал меня. Потом я прошел по коридорам первого этажа, пол которых был выложен плиткой, мимо кладовых, винного погреба, бельевой и цветочной. Затем поднялся наверх на маленьком — на два человека — лифте. Даже столько лет спустя я помнил, куда идти.

Выйдя из лифта, я нашел тяжелую дубовую дверь, за которой начинался застеленный красным ковром коридор — владения королевы. Я постарался подойти к Пажеской передней, где провел так много времени, когда служил у королевы, ровно в час пятьдесят пять. Там я сел и стал ждать, когда Ее Величество закончит пить чай. Ровно в два часа паж объявил:

— Королева вас ждет… Пол, Ваше Величество!

Она встретила меня в своей комнате. Я увидел хрупкую фигуру у стола в эркере. Она была как всегда в очках с полукруглыми стеклами. Всюду валялись бумаги и красные правительственные папки. Тут было также девять или десять собак. Некоторые — те, что появились после того, как я ушел от королевы, — подняли головы и зарычали.

Королева подошла ко мне, я поклонился, она протянула мне руку и сказала:

— Здравствуй, Пол! Как жизнь?

Она чуть постарела, седины стало больше, но улыбка осталась такой же, как прежде. Она была в синем костюме из украшений — три нити жемчуга и большая бриллиантовая брошь в форме сердца.

Тут она заметила, что у меня в руке.

— Это цветы для вас, Ваше Величество.

— Как мило! — сказала она, принимая цветы. — И как приятно пахнут!

Королева была дружелюбной и спокойной. Ее уже предупредили, что я хочу поговорить с ней о принцессе.

— Это очень странное дело, — начала она, отдавая цветы пажу.

— Знаю, Ваше Величество. Мне совершенно некому довериться. Вы — единственный человек, к которому я могу обратиться. Я очень рад, что вы дали мне возможность с вами поговорить. Это очень много для меня значит.

Мы стояли. Во время частной аудиенции у королевы не принято сидеть. Я это знал. Ее Величество спросила, как я живу. Я ответил, что стараюсь заниматься делами, чтобы отвлечься. Она спросила про Марию и моих сыновей. Я рассказал, что нового, и перешел к делу. Я рассказал ей, что теперь происходит в Кенсингтонском дворце, что за люди стоят во главе Мемориального фонда, объяснил, что меня тревожит. Мы поговорили об Энтони Джулиусе, о леди Саре, о Патрике Джефсоне, о моем будущем, о расходах Фонда: за один только октябрь было потрачено 170 тысяч фунтов. Затем мы заговорили о Доди Аль-Файеде и принцессе.

По всей вероятности, королеву, так же как и многих других, ввели в заблуждение газеты: она полагала, что их отношения очень серьезные.

— Ваше Величество, этот роман закончился бы слезами. Принцесса прекрасно знала, что у него были проблемы с деньгами, с наркотиками, с выпивкой, знала, что он пользуется услугами проституток. И все это, я думаю, вскоре сыграло бы свою роль, — убеждал я. — Я всегда говорил принцессе: «Не теряйте контроль над своим внутренним миром». Но на яхте с Доди она не могла ничего решать. Он, когда хотел включал кондиционеры на полную мощность, сам решал, куда им плыть, сам выбирал еду. Сам решил устроить ей ужин в Париже, и был уверен, что она не откажется. Она хотела вернуться домой, Ваше Величество. Ей не терпелось снова обрести свою независимость.

Королева слушала очень внимательно и, как и по другим вопросам, честно и прямо высказала свое мнение. Затем она рассказала мне, что с сентября ей много раз звонила Франсис Шенд Кидд.

— Осмелюсь сказать, Ваше Величество, что вы, должно быть, очень храбрая женщина, раз решились связаться с ними, — пошутил я.

Раз уж она сама ее упомянула, я рассказал ей, что меня беспокоит то, что происходит в Кенсингтонском дворце, что Франсис Шенд Кидд, ни с кем не советуясь, рвет документы, письма и личные записи принцессы, которые, как я считаю, могут иметь историческую ценность.

— Ваше Величество, я не могу спокойно смотреть, как уничтожают историю. Я буду защищать наследие принцессы, буду хранить ее тайны. И я намерен сохранить те документы и вещи, которые принцесса дала мне.

Королева молча слушала. Она не стала возражать. Думаю, она, как и я, считала, что мой долг — сделать что-то. Я не стал уточнять, о каких именно предметах идет речь и куда я их спрячу. Одного того, что королева не возразила и не нахмурилась, было для меня достаточно. Теперь я знал, что могу действовать так, как считаю нужным.

Полагаю, она понимала, что я чувствую. Она сказала: «Помню, когда умерла моя бабушка, я приехала в Мальборо Хаус и увидела, что там к каждому предмету прикреплены бумажки. Все накинулись на ее вещи как стервятники… я знаю, что на это очень тяжело смотреть тем, кто любил умершего».

После этого мы заговорили об Уильяме и Гарри я рассказал, как они приезжали в Кенсингтонский дворец, чтобы забрать свои вещи. Никогда в жизни я не беседовал с королевой так долго. Это была большая честь — беседовать с королевой по-дружески, да еще так долго — мы разговаривали с двух часов и, насколько я помню, расстались почти в пять. И все это время мы провели на ногах. За десять лет накопилось многое, нам было что рассказать друг другу. Атмосфера нашей беседы была настолько неформальной, что, мне казалось, она была больше похожа на встречу родственников после долгой разлуки, чем на разговор дворецкого с королевой.

И конечно, после моего суда в 2002 году газеты писали: «это полная чушь, что дворецкий мог беседовать с королевой три часа подряд». Королевские эксперты, которые могли только мечтать о такой длительной аудиенции, с экранов телевизоров уверяли, что такая беседа «немыслима», «в высшей степени невероятна» и «является полным вымыслом».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});