Путешественница Книга 1. Лабиринты судьбы - Диана Гэблдон

— У нее длинные изящные руки, как у меня, но больше, чем мои, шире, однако с глубоким изгибом рядом с запястьем, вот здесь. Пульс у нее прощупывается там же, где и у тебя, на этом самом месте.

Я коснулась жилки, проступавшей там, где запястье соединялось с кистью руки. Джейми не шевелился, и я могла ощущать его сердечный ритм кончиком пальца.

— Ногти ее больше похожи на твои, не овальные, как у меня, а квадратные. Зато мизинец правой руки кривоват. — Я продемонстрировала свой. — У моей матери был такой же, мне дядя Лэмберт рассказывал.

Моя мать умерла, когда мне было пять лет, и никаких внятных воспоминаний о ней у меня, разумеется, не сохранилось, но вид этого пальца всякий раз непременно наводил на мысли о ней, как случилось и сейчас. Я положила руку с кривым пальцем на его руку, потом поднесла ее к его лицу.

— Вот эта линия у Брианны такая же, — тихо сказала я, проводя пальцем по рельефному изгибу от виска к щеке. — Глаза точно твою, так же как ресницы и брови. Фрэзеровский нос. Ее рот больше похож на мой, с полной нижней губой, но широкий, как у тебя. Подбородок заостренный, на мой лад, но сильнее. Она крупная девушка — почти шесть футов ростом.

Ощутив его удивление, я слегка ткнула его коленом в колено.

— У нее длинные ноги, как у тебя, но очень женственные.

— А есть у нее эта маленькая голубая жилка вот тут? — Его рука коснулась моего лица, большой палец нежно провел по виску. — И ушки, как крохотные крылышки, а, англичаночка?

— Она сетовала на свои уши, говорила, что они торчат.

Неожиданно я почувствовала, как мои глаза защипало от слез — таково было воздействие вызванного мной к жизни образа Брианны.

— Они проткнуты. Ты не возражаешь, правда? — зачастила я, чтобы не расплакаться. — А Фрэнк был против, он говорил, что это смотрится дешево и что ей не следует протыкать уши, но она хотела это сделать, и я ей разрешила, когда ей было шестнадцать. У меня уши были проколоты, и мне казалось несправедливым сказать, что ей нельзя, когда мне можно, и все ее подружки проткнули, а я не хотела… не хотела…

— Ты была права, — сказал Джейми, прервав торопливый, чуть ли не истерический словесный поток. — Ты поступила правильно, — повторил он тихо, но твердо, обняв меня покрепче. — Ты была чудесной матерью, я знаю это.

Я снова заплакала, совершенно беззвучно, трясясь в его объятиях. Джейми нежно поглаживал меня по спине, повторяя снова и снова:

— Ты поступила хорошо. Ты поступила правильно.

И спустя некоторое время слезы иссякли.

— Ты подарила мне ребенка, mo nighean donn, — тихо промолвил он, зарывшись губами в облачко моих волос — Мы всегда будем вместе. Она в безопасности, а мы, ты и я, теперь никогда не разлучимся.

Джейми слегка коснулся меня губами и опустил голову на подушку рядом со мной.

— Брианна, — прошептал он на свой странный горский манер, словно вбирая ее имя в себя, после чего глубоко, счастливо вздохнул и заснул.

В следующий миг сон одолел и меня. Последнее, что я видела, был его широкий, нежный рот, расслабленный в сонной полуулыбке.

Глава 26

ЗАВТРАК БЛУДНИЦЫ

За долгие годы совмещения обязанностей матери и врача у меня выработалась способность даже после самого крепкого сна просыпаться мгновенно, без перехода. Так я проснулась и сейчас, тотчас осознав, что лежу на изношенных полотняных простынях, слышу стук падающих с кровли капель и ощущаю теплый запах тела Джейми, смешивающийся с прохладным свежим воздухом, проникающим через щель ставень надо мной.

Самого Джейми в постели не было; то, что место рядом со мной опустело, я поняла, даже не протягивая руки и не открывая глаз. А когда поблизости раздался негромкий, будто кто–то старался двигаться потише, звук, я повернула голову на подушке в ту сторону и открыла глаза.

Комната была наполнена серым светом, который вымывал краски из всего, оставляя лишь бледные очертания фигуры, явственно видимой в полумраке. Силуэт выделялся на фоне темноты комнаты, цельный и четкий, словно выгравированный в воздухе. Джейми стоял обнаженный, спиной ко мне, перед ночным горшком, который он только что вытащил из–под умывальника.

Я восхитилась совершенной формой его ягодиц с маленькой мускульной впадиной на каждой, таких уязвимых сейчас. Ложбинка его позвоночника пружинила в глубоком гладком изгибе от бедер к плечам. Когда он пошевелился, рубцы на спине засветились серебром, и у меня перехватило дыхание.

Джейми повернулся. Он выглядел спокойным, погруженным в свои мысли, но, увидев, что я смотрю на него, встрепенулся.

Я улыбнулась, но промолчала, поскольку не нашла нужных слов, и просто продолжала смотреть на него. А он на меня, с той же улыбкой на губах. Так же молча Джейми направился ко мне и присел на кровать; матрас сместился под тяжестью его тела. Раскрытая ладонь легла на стеганое одеяло, и я без колебаний вложила в нее свою руку.

— Хорошо спал? — задала я дурацкий вопрос.

Улыбка на его лице стала шире.

— Нет, — ответил он. — А ты?

— Нет.

Несмотря на прохладу в комнате, я даже на расстоянии ощущала жар его тела.

— Неужели ты не замерз?

— Нет.

Мы снова замолчали, но не могли оторвать глаз друг от друга. Я внимательно оглядела его в усиливающемся свете, сравнивая воспоминания с реальностью. Узкий клинок раннего солнечного луча прорезал щель ставень, осветив отливавшую полированной бронзой прядь волос, позолотив изгиб его плеча и гладкий плоский живот. Джейми показался мне чуть более крупным, чем я помнила, и чертовски, невероятно близким.

— Ты больше, чем я помнила, — нарушила я молчание.

Он наклонил голову набок, весело глядя на меня.

— А ты, как мне кажется, чуточку поменьше.

Его пальцы ласково сомкнулись вокруг моего запястья. Во рту у меня пересохло. Я облизала губы.

— Давным–давно ты спросил меня, знаю ли я, что между нами, — напомнила я.

Он остановил на мне взгляд, глаза его были такими темными, что казались почти черными в утреннем сумраке.

— Я помню, — тихо сказал он, сжав мои пальцы. — Что это — когда я касаюсь тебя, когда ты лежишь со мной.

— Я сказала, что не знаю.

— Я тоже не знал.

Улыбка его слегка поблекла, но не исчезла, а затаилась в уголках.

— И по–прежнему не знаю, — сказала я. — Но…

— Но это по–прежнему там, — закончил он за меня, и улыбка засветилась в его глазах. — Верно?

Так оно и было. Я по–прежнему ощущала его, как могла бы ощущать зажженную шашку динамита в непосредственной близости от себя, но характер нашей с ним связи претерпел изменение. Мы заснули как единая плоть, соединенные любовью ребенка, которого сделали, а проснулись как два человека, связанные чем–то другим.