Путешественница Книга 1. Лабиринты судьбы - Диана Гэблдон

Джейми умолк, и я увидела движение его кадыка, когда он тяжело сглотнул.

Я слегка коснулась его лица, обведя пальцем линию скул и подбородка, и, улыбаясь, сказала:

— Нет, больше ты меня не потеряешь. Никогда. — Я пригладила и убрала за ухо выбившуюся рыжую прядь. — Даже если я узнаю, что ты был двоеженцем и напивался вдрызг в общественных местах, это ничего не изменит.

Джейми резко дернулся, и я от неожиданности опустила руку.

— В чем дело?

— Ну… — начал он и остановился, поджал губы и бросил на меня быстрый взгляд. — Просто…

— Просто что? Есть что–то такое, чего ты мне не рассказал?

— Ну, вообще–то печатание подстрекательских памфлетов совсем не прибыльное занятие, — признался Джейми.

— Полагаю, так оно и есть, — буркнула я, и сердце мое снова забилось сильнее в ожидании перспективы дальнейших откровений. — Чем еще ты занимаешься?

— Как тебе сказать? Контрабандой, — виновато сказал он. — Это позволяет прокормиться.

— Контрабандой? — Я вытаращила глаза. — И что же ты перевозишь контрабандой?

— Главным образом виски, но теперь бывает, что и ром, немного французских вин и батист.

— Вот оно что! — вырвалось у меня. Все части головоломки встали на свои места: и Уиллоби, и эдинбургские доки, и наше нынешнее местонахождение. — Вот какова твоя связь с этим местом, то, что ты имел в виду, сказав, что это мадам Жанна твоя клиентка?

— Именно, — кивнул он. — Мы прекрасно сотрудничаем: когда из Франции прибывает вино, его свозят в один из здешних подвалов. Часть вина мы напрямую продаем Жанне для нужд ее заведения, а остальное она хранит, пока мы не забираем, чтобы переправить дальше.

— Хм. И как часть этой договоренности… — осторожно произнесла я, — ты… э–э…

Голубые глаза сузились.

— Нет, англичаночка, все не так, как ты думаешь, — отрезал Джейми.

— Неужели? — произнесла я, стараясь не выдать своего чрезвычайного удовлетворения. — И о чем же я думаю?

— Ты думала, не пользуюсь ли я здесь порой своей партнерской долей, а?

Он поднял на меня бровь.

— Ну, думала, — призналась я. — Правда, меня это не касается.

— Значит, не касается?

Джейми поднял обе рыжие брови и взял меня за плечи, привлекая к себе.

— Не касается? — повторил он чуть позже, хотя на сей раз ему, похоже, недоставало дыхания.

— Да. — У меня тоже перехватило дух, и ответ мой прозвучал сдавленно. — И ты не…

— Нет. Иди ко мне.

Он заключил меня в объятия и привлек к себе. Память тела отличается от памяти разума: размышляя, гадая, сомневаясь и беспокоясь, я была неловкой и неуклюжей, а стоило обо всем этом забыть, как тело само стало с готовностью отзываться на все, словно никакой двадцатилетней разлуки не было и в помине.

— На этот раз мне было страшнее, чем в нашу брачную ночь, — пробормотала я, не сводя глаз с медленной сильной пульсации в ложбинке его горла.

— Правда? — Его рука обхватила меня сильнее. — Я внушаю тебе страх, англичаночка?

— Нет. — Я приложила пальцы к ритмично бьющейся жилке, вдыхая терпкий запах его кожи. — Просто… в первый раз… я не думала, что это будет навсегда. Тогда я собиралась уйти.

Джейми хмыкнул. Пот поблескивал в маленькой ложбинке в центре его груди.

— Так ведь ты и ушла. Но вернулась, — заметил он. — Ты здесь, и важнее этого ничего нет.

Я приподняла голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза были зажмурены, как у кота, ресницы имели тот поразительный цвет, который так хорошо запомнился, потому что часто мне снился: темно–каштановые нa кончиках, они приобретали все более светлый рыжий оттенок, становясь у корней почти белыми.

— О чем ты думал, когда мы лежали вместе в первый раз? — спросила я.

Темно–голубые глаза медленно открылись и остановились на мне.

— Это всегда было для меня навсегда, англичаночка, — просто сказал он.

Некоторое время спустя мы заснули в объятиях друг друга под звук дождя, который тихо стучал по ставням, добавляясь к обычным для такого рода заведений звукам, доносившимся снизу.

Ночь выдалась беспокойной. Слишком усталая, я бы с радостью погрузилась в крепкий сон, но боялась, что Джейми исчезнет, да и он, похоже, боялся того же. Так мы и лежали, прижавшись, в полудреме: близость друг друга не давала нам уснуть по–настоящему. Я ощущала каждый его вдох, каждое шевеление, и он, без сомнения, чувствовал то же самое.

В полудреме мы поворачивались и двигались вместе, все время соприкасаясь, словно в замедленном сонном танце, молча заново постигая язык наших тел. Где–то в тишине самой глубокой ночи он повернулся ко мне, а я к нему, и мы с величайшей нежностью занялись любовью. В конце концов мы замерли в безмолвном восторге от взаимного постижения наших тайн.

Нежная, как мотылек, порхающий в темноте, моя рука скользнула по его ноге, коснулась глубокого шрама, и пальцы, пробежав по всей длине невидимого рубца, остановились в его конце с невысказанным вопросом. Как?

Джейми вздохнул и положил руку поверх моей.

— Куллоден, — прошептал он.

Смерть. Тщета. И ужасное расставание, которое отняло меня у него.

— Никогда тебя не покину, — прошептала я. — Больше никогда.

Его голова повернулась на подушке, черты терялись в темноте, а губы дотронулись до моих легонько, словно прикосновение крылышка насекомого. Он перевернулся на спину, его рука тяжело покоилась на моем бедре, удерживая меня вблизи.

Некоторое время спустя я почувствовала, как он снова переместился и чуть сдвинул одеяло. Мое предплечье обдуло прохладным ветерком, крохотные волоски приподнялись, а потом снова улеглись под теплым прикосновением руки Джейми. Я открыла глаза и увидела, что он повернулся на бок и рассматривает мою руку, лежащую поверх стеганого одеяла. Белую неподвижную руку, которой смутное предрассветное марево придавало сероватый оттенок.

— Опиши ее мне, — прошептал он, наклонив голову и поглаживая в темноте мои пальцы, касающиеся его тела. — Какая она? Можешь ты сказать, что у нее от меня, что от тебя? Руки, например, они похожи на твои, Клэр, или на мои? Опиши так, чтобы я смог ее увидеть.

Его рука легла на одеяло рядом с моей. Красивая, сильная рука с длинными, ровными пальцами, плоскими сочленениями и аккуратно подстриженными ногтями.

— Больше на мои, — прозвучал мой хрипловатый со сна, едва покрывающий шум дождя голос.

На нижнем этаже все давно стихло.

Для наглядности я подняла руку, расставив пальцы.

— У нее длинные изящные руки, как у меня, но больше, чем мои, шире, однако с глубоким изгибом рядом с запястьем, вот здесь. Пульс у нее прощупывается там же, где и у тебя, на этом самом месте.