Наш грешный мир - Ольга Володарская

– В нашем отеле с животными нельзя, – ответил ей брат. – Я уже узнавал.

Леша был очень развит для своего возраста. Он не только отлично читал и считал, но и вполне сносно говорил по-английски. Еще он был обстоятельным и рассудительным. Тоже не по годам. Как говорила свекровь, этим пошел в отца. Логично было бы предположить, что Лина возьмет многое от мамы. Но нет, этого не случилось. Сергей Отрадов считал, что дочка точная копия прабабки Элеоноры, в честь которой ее и назвали. В том числе внешне. Необыкновенно красивая девочка привлекала внимание рекламщиков и телевизионщиков. Лину (через родителей, естественно) не раз приглашали сниматься для журналов и на телевидение – участвовать в конкурсах «Маленькая Мисс». Но Петр был категорически против. Он даже велел Ане удалить Линин аккаунт в «Инстаграм». Аня поддалась на уговоры дочки и создала ей страничку. У многих подружек Элеоноры они были. Некоторые там даже деньги зарабатывали, размещая рекламу. Понятно, что все это придумали их мамашки, но девочки очень гордились тем, что им удается попасть «в топ». Сравнивали, у кого больше подписчиков, хвалились «лайками».

– И это в шесть-семь лет! – возмущался Петр. – А что с ними в тринадцать будет? Станут девственность свою через интернет-аукционы продавать?

Аня считала, что муж перегибает палку. Ничего плохого в том, чтобы дочь имела свой аккаунт и иногда снималась в рекламе шоколада или детской косметики, она не видела.

– Зачем? Чтоб заработать? Но мы богаты. Покрасоваться? Но наша дочь и так от зеркала не отходит, а ты еще хочешь ее в телевизор пустить. Реализовать себя? Но ты же не угрохала свое наследство на то, чтобы прославиться, а пошла учиться, начала развиваться как личность.

– Я – другая! – отвечала Аня.

– И слава богу! Потому что ту, в которую превратится наша дочь, если мы ее в столь раннем возрасте отдадим на растерзание стервятникам из шоу-бизнеса, я бы не полюбил.

– Но Леше ты позволил сняться в передаче «Вундеркинды»!

– Там он бегло переводил фразы с английского на русский и занял второе место, уступив девятилетнему. Если Лину пригласят в подобное шоу, я возражать не буду.

На том и порешили. Но Лина умом блистать не собиралась. Только красотой. Оба родители надеялись, что у дочки появится тяга к знаниям, однако Аня в этом сомневалась. Ей дочка напоминала не Элеонору Георгиевну Новицкую, в девичестве Шаховскую, а ее внучку Ефросинью. Пожалуй, окажись они вместе: Лина, Аня и Фрося, именно последнюю приняли бы за мать девочки… А Аню за ее няню.

Ефросинья уродилась красавицей и, планируя будущее, именно на внешность свою надеялась. Высшее образование необходимо дурнушкам, считала она. Быть просто страшненькой все же лучше, чем страшненькой дурой. А вот умная и привлекательная – это уже перебор. Мужики таких боятся. Поэтому Ефросинья сражала наповал своей красотой и сексуальностью. Не то чтобы она была глупа, но интеллект старалась не демонстрировать. И развиваться не хотела, доверяя одним инстинктам…

Именно из-за нее супруги Моисеевы чуть не развелись. Ефросинья одолевала Петра. Атаковала, пуская в ход тяжелую артиллерию. Тот изо всех сил оборонялся. А это было трудно, ведь Ефросинья умудрилась стать его клиенткой. Они часто виделись, и она так нуждалась в помощи. Нет более желанной особы для мужчины, чем несправедливо обиженная красавица. По крайней мере, для Петра. Эту его слабость Ефросинья вычислила моментально. Принцесса, заточенная в башню злой мачехой. Как не спасти такую? Разве он не рыцарь? Потом получить от спасенной красавицы поцелуй, ускакать в закат и жить долго и счастливо. Но Петр устоял перед соблазном. По крайней мере, он в этом клялся. И Аня ему верила. У нее не было другого выбора. Она так любила Петра, что не представляла без него жизни… Да еще беременной была на тот момент. Оставить детей без отца из-за неуверенности в себе? Именно так рождается ревность и рушатся семьи. Но Аня справилась.

…Сейчас она сама себя ругала за то, что нет-нет да вспоминала ту историю. Семь лет прошло, Петр за это время ни разу с Ефросиньей не виделся… А у них, Моисеевых, так все хорошо, что даже страшно.

* * *

Таксист устал ждать и посигналил.

Аня бросилась к детям, чтобы обнять их. Леша вел себя сдержанно. Ткнулся присевшей на корточки матери в грудь, похлопал по плечу и сказал «буду скучать». Удивила Элеонора. Она повисла у Ани на шее и зашмыгала носом.

– Не плачь, – попросила она, – а то я сама разревусь.

– Мне мошка в нос попала, – пробормотала Лина и отстранилась. – Ты же без нас не пропадешь?

– Все будет хорошо.

– Если папа в ближайшие дни не вернется, зови деда.

– Маме пора привыкать к самостоятельности, – улыбнулась свекровь. – Садитесь в машину, надо ехать.

Дети забрались в салон. Лина прилипла к стеклу. Глазенки грустные. Еще две минуты назад хохотала и нетерпеливо припрыгивала, а теперь куксится. Это так на нее не похоже! Девочка была скупа в проявлении чувств. Разве что на деде висла. Но Сергей Отрадов обаял и зятя, и его мать, и внуков, и даже зловредных кошек. А Аня никак не могла поверить, что достойна любви. Поэтому ей иногда казалось, что Лина относится к ней просто с симпатией и благодарностью.

Об этом она не говорила ни мужу, ни отцу. Знала, что они ей начнут вправлять мозги. Увещевать и поругивать. Но Аня выросла в нелюбви. Приемная мать, Шурка Железнова, ее лишь терпела. И то с трудом. Закрывала в шкафу, когда приводила домой мужиков. Ревновала к ним подросшую Аню. Когда та устроилась работать на винзавод, заставляла воровать для них водку. Не заступалась, если они крыли Аню матом и выгоняли за порог. На Шурку нормальные не зарились. Дебоширы да пьяницы. В школе над Аней смеялись. Из техникума выперли. Как и с завода винного – когда попалась на краже. Кто ящиками воровал, тем ничего, а она из-за бутылки полетела со своего места. Хорошо, что без последствий.

Первым человеком, который отнесся к ней по-хорошему, оказалась бабуся Элеонора Георгиевна. И тогда Ане уже двадцать три исполнилось.

Две трети жизни она прожила в нелюбви…

И до сих пор ждала подвоха.

Такси тронулось с места. Аня помахала вслед.

Она думала, что едва машина скроется из виду, слезы хлынут из глаз. Но нет, получилось сдержаться. Присев на лавку во дворе, Аня задрала голову и нашла взглядом свое окно. Данилка таращился на нее, навострив уши. Он убедился в том, что его не бросили, но не понимал, почему держат в квартире, если можно выпустить. Но выгуливать пса Аня не собиралась. Ей хотелось забраться на диван с огромным блюдом соленого попкорна и посмотреть запись с последнего (крайнего, тут же саму себя поправила Аня) семейного отдыха. Потом позвонить мужу, услышать родной голос, а уже ближе к вечеру выйти с Данилкой на улицу.

– Вы внучка Элеоноры Георгиевны Шаховской? – услышала Аня густой бас и обернулась.

В паре метров от нее стоял импозантный мужчина. В годах, но стариком его язык бы не повернулся назвать. Пожилой господин. Только так, и никак иначе.

– Простите?

– Я ошибся?

– Моя бабушка носила фамилию Новицкая.

– У Линочки было столько мужей, что всех и не упомнишь, – отмахнулся мужчина. – Я познакомился с ней, когда она была Заславской.

– В каком же это было году?

– Еще до Великой Отечественной войны.

– Выходит вам…?

– Мне восемьдесят четыре, юная леди.

– Ни за что не дала бы! – ахнула Аня и, спохватившись, сказала: – Меня Аня зовут.

– Благодарю за комплимент, – улыбнулся пожилой господин и тоже представился: – А я Андрей Геннадьевич. Мы с вашей бабушкой были соседями. Жили на одной лестничной клетке.

– Тут, в Москве? – решила проверить его Аня.

– В Ленинграде. Она приехала в Северную столицу вместе с мужем. А я там родился. На момент знакомства мне было шесть с половиной лет. Ей… Я точно не знаю сколько. Лет двадцать пять. Она детей не особо любила. Избегала меня. Что неудивительно, я ведь все время лез к ней. Обожал ее безмерно. Хотел играть с взрослой красавицей из соседней квартиры, а не с детворой со двора. Если бы не война, мы бы не подружились.

– Извините, что прерываю… Но как вы меня нашли?

– Я не искал, – мужчина опустился на лавку рядом с ней.

– Встретили случайно и сразу поняли, что я внучка Элеоноры? – Аня была наивной, но не до такой степени.

– Нет. Я все расскажу, позвольте закончить.

– Хорошо, – смиренно проговорила она.

– Мы пережили блокаду вместе с Линой. Мой отец ушел на фронт и там погиб. Ее муж, врач, тоже. Госпиталь, где он оперировал, разбомбили. Я остался с мамой, но она умерла от голода. Как и многие в нашем доме. А мы с Линой жили. Помогали друг другу чем могли. Больше она, как взрослая. Но и я в долгу не оставался. Защищал ее. В Ленинграде тогда неспокойно было. От голода люди сходят с ума и начинают вести себя как дикари. Грабежи, нападения. А я мог постоять и за себя, и за свою даму. Дрался, как бес. Охранял продукты и Лину. Из Ленинграда меня вывезли раньше. Детей эвакуировали первыми. Ее через пару месяцев. Мы потерялись надолго. Но я искал Линочку, когда повзрослел. Долгие годы.