Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным - Сергей Белоусов

-- Моргенмильх, семнадцать-сорок! Это вы извините нас. Колебания магнитного поля -- сегодня на линии досадные помехи! Алло, вы слышите меня?!

-- Да, спасибо, всего доброго... -- Лиза отодвинула аппарат и откинулась в кресле как раз вовремя. В зал торжественно вплывал Пломбир, все с тем же бидоном и потрясающим букетом дымчато-палевых хризантем.

-- Абсолютно случайная неувязка! -- объявил он, избегая однако смотреть Лизе в глаза. -- Одна на миллион! Бидон я лично вымыл ключевой водой. Стерильность гарантирована! Сейчас в нем истинный образец непревзойденного творчества Цецилии. Примите подарок фирмы, -- он ловко пристроил цветы под мышку клиентке. -- Позвольте, я сам отвезу вас домой!

-- Благодарю, -- сухо ответила Лиза, -- но провожать меня не надо. Не скрою, нашей семье предстоит трудный вечер. Обдумать, отведать, отведать, обдумать... Возможно, я зайду к вам еще. До встречи, господин директор!

-- Большой гудбай, Бетси! -- произнес собакомедведь, но в вялом его голосе можно было ощутить и легкий отзвук надежды...

Лучшим садовником Фантазильи всегда был Розарио. Одно за другим наслаивались столетья на хищный шампур времени, сменялись чередой поколения, войны и революции сотрясали планету. Леса истреблялись и насаждались, сгорали и возрождались опять, но менялись лишь детали прически, и никуда не исчезала, на счастье всего живого, зеленая шевелюра Земли.

Розарио, искуснейший парикмахер природы, до недавнего времени казался совершенно довольным жизнью...

Очевидно, стоило прибавлять к его имени числительное, Розарио Двухсот Первый, скажем, или Тысяча Сто Семнадцатый. Вот только никто бы не смог назвать правильный номер -- к началу летописей Фантазильи род Розарио --потомственных садовников -- существовал уже давным-давно.

Непостижимо, как это случалось, но у каждого предыдущего Розарио непременно рождался хотя бы один сын. Если же сыновей было несколько, то талант садовника проявлялся лишь у старшего.

Другие братья становились кузнецами и портными, полководцами и мореплавателями, учеными и художниками -- да кем угодно. Их имена, тоже славные порой, в конце концов растворялись в веках. Но тысячу лет назад, как и теперь, сказать "Главный Садовник Фантазильи" означало сказать "Розарио"...

Итак, нынешний Розарио, как и все его пращуры, еще несколько месяцев назад считал себя почти счастливым. Лишь один едва заметный червячок подтачивал его душу. Садовник, занимаясь любимым искусством, постоянно ловил себя на зависти к природе, создающей зачастую еще более прекрасные композиции, чем он сам. Умница Розарио, прекрасно понимая, что Господа Бога ему не превзойти, тем не менее втайне страдал и все реже оставался доволен делом собственных рук.

Когда в Фантазилье был создан Отбеливатель Зависти, Розарио не кинулся туда одним из первых, словно предчувствовал дальнейшую судьбу. Долгое время он прикидывал, взвешивал и только год спустя решился... Хитроумное волшебное устройство утомило садовника до одури: просвечивало, обмеривало, задавало сотни неожиданных, нелепых, казалось бы, вопросов, просвечивало опять...

Приговор машины ошеломил Розарио. " Талант близок к абсолютному. Призвание -- устроитель государственных переворотов".

Главный садовник не воспользовался летающей беседкой, отказался от навязчивых услуг говорящей кареты, не сдержавшись, впервые в жизни плюнул в сердцах на развязный, нагло стелющийся под спину ковер-самолет. Домой он приплелся за полночь, со стертыми ногами и, не замечая боли, рухнул на кровать, продолжая думать.

Дело в том, что Отбеливатель Зависти не ошибался НИКОГДА, так уж устроили его лучшие маги во главе с Федей и Печенюшкиным.

Выходов из ситуации просматривалось несколько. Первый -- обратиться в Совет Магов, затем к врачам, все забыть, получить в придачу стойкую неприязнь к Отбеливателю и вернуться к прежней, вполне счастливой жизни. Но какой позор! И нет полной гарантии, что тайна, известная столь многим, не выплывет вновь на свет.

Второй выход -- броситься с вершины баобаба в знаменитый водопад Холодрыга, ответив ударом о камни на жизненный удар. Этот вариант манил больше, чем первый, но, тем не менее, отпадал. Розарио-младший, единственный сын садовника, был еще слишком юн и не успел получить от отца все секреты фамильного мастерства.

Выход третий -- загнать ужасный секрет в глубину сознания и жить дальше, надеясь, что любимый труд излечит от тягостных раздумий. Его и выбрал Розарио, отгоняя мысли о последнем, четвертом, выходе.

Утром он вернулся к хлопотным обязанностям, еще не подозревая, что стал другим за эту ночь... Мелькали дни, текли недели, месяцы шествовали неспешной походкой. Подстригая кусты, разбивая цветники, меняя обустройство парков, Розарио постоянно строил в голове модели нового общественного обустройства.

Он как бы играл сам с собой, решая незаметно, для собственного удовольствия, сложнейшую затейливую головоломку. Вначале она походила на беспорядочную кучу мелких деталей: винтиков, пружин, пластиночек, колесиков, превращаясь с каждым днем -- все ближе и ближе -- в огромный хитрый механизм. И вот, когда несколько последних крохотных пружинок уже готовы были стать на нужные места, во сне Розарио впервые появилась дама в черном.

Маэстро Мизерабль вовсе не помышлял об Отбеливателе Зависти. Поэт, прозаик, драматург, критик, он работал много и плодотворно. Творческие мучения были ему чужды. Рука с лебединым пером никогда не замирала подолгу над чистым листом бумаги.

Все созданное Мизерабль немедленно издавал. Книги его выходили на прекрасной бумаге, в добротных переплетах, порой даже с талантливыми иллюстрациями. Одна беда -- публике они не нравились.

Но несколько читателей (тоже литераторов) у бедняги все-таки имелось. Изредка, устав от создания шедевров, они изучали написанное друг другом, договариваясь о каждом таком случае заранее. Потом коллеги собирались вместе, и каждый долго хвалил приятелей, ругал удачливых соперников и делился планами: как привести фантазильцев к пониманию истинных ценностей.

Ветвями махала рябина,

Упрямо спорила с дождем.

Ей вторила соседняя калина,

Восхищаясь вспухнувшим ручьем.

Трах в голове -- раскаты грома!

Блеснула молния, шутя,

И распласталась в поле где-то...

Не полюбил ли я тебя?!

Перечитав заключительные строчки, Мизерабль вспотел от восхищения и остро позавидовал сам себе. Поэма "Вымах мги", бесспорно, возглавит список его работ. А какова сила последнего созвучия: "шутя -- тебя"! Любой удачливый ремесленник срифмовал бы "любя -- тебя", но это же плоско! Это лежит на поверхности. Вообще, кумиры толпы легковесны. Он же, Мизерабль, --истинный добытчик литературной пушнины, бережный старатель на золотых приисках словесности. Но время лжепророков уходит. Глупое, счастливое, ничего не зная, оно бежит, приплясывая, к волчьей яме с острыми кольями внутри, замаскированной желтыми фальшивыми цветами. Падение, крик, удар!.. И все... Остались считанные дни, только бы дождаться.

В нормальной жизни, во всем, так или иначе не связанном с литературой, Мизерабль был не глупее других. Вот только жаль, что нервный сочинитель даже самые обыденные вещи умудрялся пропускать через призму своей поэтической фантазии. Простой убегающий гриб в лесу или жареный петух, вылупляющийся из обеденного стола, непременно вдохновляли поэта на создание нескольких метров корявых образов. Сам себя Мизерабль с недавнего времени стал уподоблять ослепительному бриллианту, парящему над толпой слепцов. И вот теперь неземной красоты рука готова убрать повязки, приросшие к глазам обитателей Фантазильи... Да, судьба поэта волшебно изменилась с тех пор, как в его снах впервые появилась дама в черном.

Самый страшный миг в своей жизни Сморчков-Заморочкин отчетливо помнил вот уже двести двадцать лет. Крепостной из Шипиловки, небольшой подмосковной деревеньки, последние два года в ту пору он состоял в услужении у барина.

Михаил Анатольевич Шипилов-Трудный, блестящий лейтенант флота, вышел в отставку после знаменитого Чесменского сражения. Военный талант, мужество, отчаянная, граничащая с безрассудством храбрость -- все предвещало ему завидную, стремительную карьеру. Чудом спасшись с взорванного линкора, раненый, Шипилов не оставил поля боя. Перейдя на брандер, молодой офицер, вместе с однокашником, лейтенантом Ильиным, сумел в дерзкой вылазке поджечь вражеский корабль. Вспыхнувший пожар охватил другие турецкие суда, вся неприятельская эскадра запылала. Победа была полной. Русский флот завоевал безраздельное господство в Эгейском море.

Чины, ордена, богатства -- милости императрицы щедро осыпали победителей. Всех... кроме Михаила. Контр-адмирал Грейг, невеста которого была неравнодушна к красавцу лейтенанту, из зависти оклеветал удачливого соперника...

Выписавшись из госпиталя, Шипилов подал в отставку, поставив крест на военной карьере.