Спасение Рейн (ЛП) - Кингсли Келси

— Не смей указывать мне, что, черт возьми, делать. Это мой сын!

Она произнесла это слово так, словно провела последние восемнадцать лет, играя роль любящей матери. Мама протиснулась мимо него и схватила меня рукой за подбородок.

— Боже мой, посмотри на свое лицо! Что, черт возьми, произошло?!

В ее глазах были паника и привязанность, которых я не видел с тех пор, как был достаточно мал, чтобы держать ее за руку, когда мы переходили улицу. Неожиданный всплеск эмоций прорвался сквозь мои затвердевшие мышцы и проник в мое измученное, израненное сердце, и я подавил желание обнять ее и заплакать без всякой причины, чтобы мама меня обняла.

— Я подрался, — ответил я прямо, как будто это ничего не значило.

Потому что так оно и было.

Драки были мне не в диковинку. Но в большинстве из них мне не требовалось ничего больше, чем несколько таблеток «Адвила».

Мама выглядела испуганной, словно не могла поверить, что я способен на такое. Диана Мэйсон всегда была хорошей актрисой.

— Драка?!

Я пожал плечами.

— Он ударил меня разбитой пивной бутылкой.

— А на бешенство проверяли? Или столбняк?

Седовласая медсестра, устанавливающая металлический лоток с принадлежностями для наложения швов, ободряюще улыбнулась, не заставляя маму чувствовать себя глупо.

— Маловероятно, что он заразился бешенством от разбитой бутылки. Но на всякий случай мы сделали ему прививку от столбняка.

Мама вздохнула и села рядом со мной на кровать. Потянулась к моей руке, переплела наши пальцы и крепко сжала. Я напомнил своему сердцу, что это ничего не значит, что она вернется к своей обычной жизни, как только мы вернемся домой, но, блин… я надеялся, что мама продержится еще какое-то время.

— Как выглядит другой парень?

— Ну, его нос уже никогда не будет выглядеть так, как раньше, это точно, — пробормотал я, думая о том, что Сет заслуживал худшего за то, что он почти сделал с этой девушкой.

Рейн. С красивыми глазами и мягкими волосами.

Медсестра пыталась сдержать смех, когда мама кивнула.

— Хорошо.

Было забавно, что мама не спросила, из-за чего была драка и были ли в ней замешаны копы. И я не мог сказать, было ли маме просто все равно, или она просто не подумала спросить, и, честно говоря, мне было наплевать. Но и не думал разглашать тот факт, что остановил взрослого мужчину от принуждения несовершеннолетней девочки. Я не искал благодарности или похвалы от мамы или кого-то еще, потому что мне было достаточно того, что Рейн добралась до дома в целости и сохранности.

Нет. Все, что меня волновало в тот момент, — это то, что, пока медсестра накладывала пятнадцать швов на мое лицо, мама была рядом и держала меня за руку. Напевала песню смутно знакомым голосом, потертым и выцветшим, как старое детское одеяло.

«Ты мое солнышко, мое единственное солнышко…»

Зажмурив глаза, я представил себе, как хороша была бы жизнь, если бы такие моменты не были случайностью. Если бы каждый божий день моей жизни с самого рождения был наполнен таким количеством любви и ласки, что не было бы ни единого шанса, что все закончится так, как закончилось. Я бы не продавал школьникам розовые таблетки в надежде, что однажды не найду маму на диване, мертвую или в коме. Не бросил бы школу, не работал бы в продуктовом магазине и не проводил ночи в «Яме» с другими такими же преступниками, как я, пытаясь заработать достаточно денег, чтобы не погас свет.

Наверное, мама была права. Яблоко от яблони недалеко падает.

Но потом… я подумал о Билли.

Его мама была идеальной. Она была такой, какой и должна быть мама, а его отец был таким же крутым, как и все. Они ничего не сделали, чтобы подтолкнуть его к тому, что он сделал, но Билли все равно сделал это.

И тогда я понял, что не всегда важно, с какого дерева упало яблоко.

Иногда оно просто гнилое.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПОСЛЕДНЯЯ ТАБЛЕТКА

Двадцать один год

Пора было платить и за аренду, и за электричество, и совсем скоро просрочат счет за кабельное телевидение. На кухне нечего было есть. А мама, конечно же, забывала делать все, что угодно, кроме покупки своих драгоценных таблеток и выпивки на те небольшие деньги, которые она получала в новом салоне в городе.

Она проработала там многообещающие два месяца, прежде чем Гордон попросил меня открывать продуктовый магазин всю неделю. Очевидно, маме нужно было, чтобы я будил ее утром, поэтому она не появлялась на работе всю эту неделю.

— Мама, тебе нужно найти другую работу, — со вздохом сказал я, обхватив голову руками за кухонным столом, который мы больше не могли использовать для еды.

Я не видел поверхность этого стола уже несколько лет.

В моем бумажнике было шестьсот долларов. Этого хватало на электричество, продукты и часть арендной платы, но не на все. И хотя я мог бы попросить у хозяина еще пару недель, чтобы собрать оставшиеся деньги, это решило бы проблему только в этом месяце. А как насчет следующего или последующих?

— Может быть, ты сможешь подрабатывать в продуктовом магазине, — предложила мама, откинувшись в кресле.

В эти дни она принимала больше таблеток, чем обычно. В хорошие дни мама едва могла держать глаза открытыми, и сегодня был не такой день.

— Я не могу работать больше часов. У них есть законы, запрещающие это делать.

— С каких это пор нас волнуют законы?

Может, ей и наплевать на законы, но мне — нет. Может быть, я не всегда поступал правильно, может быть, я не жил по правилам, но это не значит, что мне было все равно. И все, чего мне хотелось, — это довести себя до такого состояния, когда я смогу позволить себе жить по правилам.

Втайне от нее я работал над этим. Мне нужно было только положить еще немного денег в конверт, который я приклеил к нижней стороне кровати, и я смогу выбраться из этой дыры. Оставалось только убедить ее поехать со мной. В другом месте жизнь была бы лучше; нам было бы лучше. Нам просто нужно было уехать.

— У тебя что, больше нет денег? — спросила мама, ее неуверенный голос был похож на мольбу.

Она хотела быть бездомной не больше, чем я. Просто у нее не хватало силы воли заглянуть дальше своего очередного кайфа, чтобы что-то предпринять.

— Нет, — соврал я.

Если бы нам это было так необходимо, я бы воспользовался своим фондом спасения. Я не позволю нам умереть с голоду. Но прежде чем это сделать, сначала продал бы еще несколько таблеток.

Я уже подумывал о том, чтобы отправиться в «Яму». На улице было холодно — тоскливая февральская пятница, — но я знал, что там всегда найдутся подозреваемые, которые не захотят идти домой после школы, даже если земля промерзла, а воздух был горьким. Они бы искали меня. И хотя я никогда ни на что не давил, они знали, кто я и что делаю. И я ненавидел каждую частицу той репутации, которую себе создал.

«Но, блин, когда ты вырыл такую глубокую яму, как, черт возьми, ты должен был выбраться обратно, если не догадался прихватить с собой лестницу?»

«Хотя никогда не поздно все исправить».

«Просто воспользуйся своими сбережениями. Возьми достаточно, чтобы заплатить то, что ты должен заплатить».

«Не ходи туда. Не ходи в «Яму». Ты можешь измениться».

Я выдохнул и кивнул сам себе, внезапно готовый в свой двадцать первый день рождения открыть новую, свежую страницу в истории своей жизни. Я не пойду в «Яму». Не буду пичкать своих бывших одноклассников и нынешнюю волну старшеклассников своей отравой. Я буду лучше.

Резко встав, я решительно направился в свою комнату, затем опустился рядом с кроватью и стал ощупывать нижнюю часть каркаса кровати, пока не нашел конверт.

Из моих легких вырвался жалкий, напряженный звук, прежде чем я произнес:

— Какого черта?

Как будто моему мозгу требовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, я уставился на плоский конверт — слишком плоский, чтобы в нем было столько денег, сколько у меня там было, — переворачивая его трясущимися руками, в то время как мое сердце учащенно забилось в тревожном, неровном ритме.