Измена. (не) Любимая жена - Лада Зорина

за порог.

Светка заботливо подсовывала мне бумажные полотенца и время от времени подливала в кружку травяной чай. На её веснушчатом лице отражалась искренняя забота. В некотором смысле она дарила мне то, чего не могла мне дать даже родная мать, оставшаяся глухой к моим переживаниям.

— Лиль, ты отпей ещё, а? Отпей, отпей. Может, не сразу, но полегчает.

Я послушно припала к кружке, глотая душистый отвар и почти не чувствуя вкуса.

— Так а как…

— Я н-не зна-а-аю… — выдохнула я, переводя дыхание, — я понятия н-не имею, кто ему всё так переврал. К-кто всё так извратил… Ты представь, я… У меня даже слов не нашлось… Я не знала, с чего начинать оправдываться.

Оправдываться перед изменщиком! Где это видано?

Правда, об измене Германа я и Свете не рассказала. Что-то по-прежнему железно удерживало меня от того, чтобы об этом распространяться. Подруга знала лишь, что мы разругались в пух и прах из-за проклятого корпоратива.

Мне ещё только предстоит разобраться в том, почему, совершив недопустимое, Герман по-прежнему винил во всех бедах меня! Он чего-то недоговаривал. И это что-то было настолько важным и весомым, что позволяло ему вести себя подобным образом. До того, что наш последний разговор почти не проливал свет на его шашни с Мариной, а стал перечислением моих мнимых грехов!

— Погоди, — Света уткнулась взглядом в столешницу, пытаясь припомнить. — Да в нашей лавке-то и нет никого, кто может водить знакомство с твоим мужем. Мы же птицы совсем другого полёта. Милованов же не может?

Фамилия владельца нашего цветочного магазинчика заставила меня ненадолго прервать свои судорожные попытки восстановить дыхание.

— Н-нет. Ни с кем из… из нашего коллектива его н-не знаком. Я бы знала.

— Хм-м-м, — протянула Светлана, протянув мне свежее бумажное полотенце. — Ну… ладно. Оставим этот вопрос открытым. Давай пройдёмся по очевидному. Что такого этот некто мог ему рассказать?

Я дёрнула плечами. Я и сама который час перебирала в голове все возможные варианты.

— Ничего ведь из ряда вон не происходило. Ну да, Алексеев за тобой, как обычно, весь вечер увивался. Но ничего лишнего себе не позволял. И Алексеев… ну, он же как пудель. Он же совершенно безвреден!

— Да уж, — шмыгнула я носом. — Ты это моему мужу скажи.

— Слушай, а что он тебе в конце концов-то вменяет?

Я промокнула мягкой бумагой безобразно распухший нос:

— Алексеева и вменяет. Платье припомнил. И моё состояние.

— Уф-ф-ф, — Светка закатила глаза. — А ты ему об этом не рассказала.

Она даже не спрашивала. Она уже поняла.

— Свет, да н-не могла я ему всё как на духу рассказать. Он бы меня задним числом заставил уволиться. А мог поступить и ещё хуже. Применил бы свои связи. Прикрыл бы наш магазинчик — и всё.

И лишил бы работы сразу нескольких человек, включая мою лучшую подругу. Я не могла быть уверенна на все сто, что именно так он и поступил бы. Но сейчас готова была поверить и в это. Разгневал Ахматова — пеняй на себя. Он никого не щадил и пленных не брал. Мой муж вырос в жёстком окружении и верил в то, что свои права и место под солнцем нужно отстаивать только силой. Не отстоял — слабак и жалости не заслуживаешь.

— Н-да-а-а…

— Да он и не поверил бы. Герман, только представь, я отрубилась прямо посреди вечеринки, — спародировала я свой фальшиво жизнерадостный тон. — Понимаешь ли, очень устала, присела в кресло и отключилась! С бокалом шампанского в руке. А он опрокинулся и залил моё платье. Вместо него я напялила очень кстати пришедшийся подарок Алексеева. Кто такой Алексеев? Ах, да ничего особенного! Просто мужик, который решил за мной приударить и не понимает слова «нет».

Светлана хмыкнула в ответ на мою импровизацию.

— Отлично звучит, правда? — я взглянула на подругу в абсурдной надежде, что она скажет, мол, объяснение как объяснение.

Но мы обе слишком хорошо понимали, что это не звучало как полный бред только для тех, кто был свидетелем произошедшего.

— Надо же было всему так запутаться… — наконец вздохнула подруга и потёрла плечо под рукавом своей цветастой футболки.

— И это я ещё о самом щекотливом умолчала, — кисло отозвалась я.

Света подняла на меня взгляд.

Она поняла, о чём я говорила.

Глава 16

— Ну, справедливости ради… — начала было Света, но я покачала распухшей от тяжких раздумий головой.

— Нет, Свет, ты просто пойми — тут как не описывай, кошмар получается. Я ведь едва помню, как до диванчика в нашей комнатке отдыха дотащилась. Точнее… как Алексеев меня туда дотащил! А очнулась я спустя примерно час после того, как отключилась. Сонная, с чугунной головой и пропахшая залившим платье шампанским. Зато накрытая пледом.

— Заботливый ухажёр, — невесело пошутила Света.

— Не то слово, — я снова шмыгнула носом. — Представь. Не сама дотащилась туда. Довели! И мне хватило ума переодеться в это чёртово платье. Ещё радовалась, что не додумалась его в мусорное ведро выкинуть, чтобы Алекссев наконец сообразил, что подбивать ко мне клинья бесполезно.

Я тихонько вздохнула и покачала головой, дивясь собственной тогдашней безмозглости:

— Но я же взрослой себя посчитала. Мол, ни к чему сцены устраивать и все эти театральные жесты. Платье можно и сдать, оно свою покупательницу найдёт.

Но я зря понадеялась, что Герман не заметит нового наряда — отдёрнувшаяся пола плаща сыграла свою роковую роль. И это сейчас я понимала, как неосмотрительно поступила. А в тот вечер я только и думала о том, как избавиться от запаха пропитавшего ткань шампанского. Меня от него буквально мутило!

Светка вздохнула со мной в унисон:

— Выходит, куда ни кинь — везде клин.

Я молча признала её правоту, но разве от этого легче? Разве легче от того, что трезво оцениваешь ситуацию? Вот мне, например, легче от этой ясности ничуть не стало.

Да, я понимаю, что по факту ни в чём не виновата. И кто бы чего ни наплёл моему мужу, в приступе мести скатываться до измены — это просто последняя подлость…

Зато, как ни крути, это давало ему возможность выторговать для себя иллюзорное оправдание. Ты, мол, пустилась во все тяжкие — будь готова к последствиям.

Никогда даже в самом своём жутком кошмаре не смога бы вообразить, что мой муж способен на подобное.

— И я никогда не смогу этого Герману объяснить, — озвучила я подруге продолжение своих мрачных мыслей. — Никогда не смогу объяснить это так, чтобы объяснения не звучали подозрительно. Особенно сейчас, когда он уже откуда-то