Zемляки. Коп. Книга 1 - Михей Белый

мне какой- нибудь ствол захватите!

— Топор возьми, за пояс заткнешь, если что — яйца не отстрелишь!

— Ха-ха-ха

— Ах-ха-хах!

— Дебилы!

— Сам такой!

Спустя минут восемь….

— Пахан, чайник закипел?

— Какой чайник?

— Электрический, бля!

— Нет!

— Почему?

— Так провод не дотягивается!

— Куда?

— До розетки! Хули вы угораете? Давно кофе забодяжил, вас ждет!

— А Пахан у нас молодец, исправляться начал!

— «И не говори, кума, у самой муж пьяница».

— Ха — ха — ха!

— Парни, а что это вы все блядь такие веселые?

— А чего нам, плакать что ли?

— Так Серый же пропал!

— Вадюх! Он каждый раз пропадает! Сколько с ним на коп ни приезжали, ни разу случая не было что бы он не пропал. Сто процентов — накинул пиваса на старые дрожжи и дрыхнет сейчас под кустом каким — нибудь. Так что не парься — Георгич его живо найдет и люлей ему еще пропишет за панику. Хотя его не перевоспитаешь — он таким был, есть и будет. Привыкай!

— А Пашка что видел мигающее?

— А у него после пузыря в одно рыло вечно что — нибудь мигает!

— Забей, Вадюх!

Народ, веселясь и подшучивая друг над другом (а больше всего почему то доставалось Пашке), стал подтягиваться к раскладному столику, на котором уже призывно дымились, испуская, как в древней рекламе — «Чаруюшый аромат свэжэсварэнного кофэ» металлические походные кружки, а на куске фанерки, заменяющем разделочную доску, лежали сварганенные на скорую руку бутерброды с толсто покромсанной колбасой и паштетом. Вадим, глянув на это великолепие, довольно крякнул и долил кружки с кофе доверху коньяком из своей знаменитой фляжки, которая стояла тут же под столом.

— Георгичу не доливай, он чистый кофе пьет.

— Окей!

— Че то кстати долго он гуляет, уже пятнадцать минут прошло!

— Ау, Георгич, ты там не потеряйся, как Серега!

— Георгич, кофе стынет!

За шутками и прибаутками никто не заметил, как к столу из зарослей вышел необычно посерьезневший Георгич. Все обернулись, упершись в него вопросительными взглядами.

— Чего? Нет там Сереги. Ни живого, ни мертвого, ни пьяного, ни сонного под кустом. И медведя никакого нет! — прислоняя ружье к дереву стволами вверх, предвосхитил он читающийся в глазах парней не заданный вопрос. — Чего вы тут пьете? Кофе? С коньяком? — потянул он носом. — Ну-ка, Вадюх, плесни-ка мне чистоганчиком!

Изумленный Вадим молча взял нетронутую кружку, не глядя выплеснул кофе в сторону и нацедил из фляжки грамм сто ароматного напитка. Георгич принял из рук Вадима кружку, медленно выпил ее как воду, ни разу не поморщившись, взял со стола бутерброд, откусил его и стал мрачно жевать, смотря куда то в сторону и хмурясь.

— Ох и нихрена ж себе…Даже не поморщился…А говорили- не пьет.. — раздались возбужденные шепотки со всех сторон.

— Андрюх! — вышел из оцепенения Вадим.

— Аиньки?

— Ты чего?

— В смысле?

— Ты ж не пьешь! Что там? Нашел Серого? Парни готовы, вооружились, только твоей отмашки ждем!

— Чего?

— Йух через плечо! — стал выходить из себя Вадик. — Что ты там нашел? Где Серега? У тебя вид такой….

— Какой такой?

— Ну хрен знает какой! Ты ж не пьешь лет пятнадцать уже, насколько я знаю!

— Восемнадцать, если совсем быть точным. — ответил Георгич.

— А чего развязал? — влез в разговор Пашка, все еще охреневая от непонимания происходящего.

— Да я и не развязывал. Просто мозги охладил, чтоб не выкипели от перегруза.

— Да что такое ты там увидел то, не тяни кота за Фаберже! — взорвался Леха.

— А вот сейчас доедим, допьем, и сами сходите- посмотрите. Спешить некуда, заодно рассветет получше. Можете еще бухнуть, что бы мозги не травмировать.

— Георгич, ты одно скажи — Серега живой? — серьезным тоном, заставившим всех поежиться, спросил Миха.

— Честно? Не знаю. Скоро сами все увидите!

Утренняя трапеза прошла скомкано, все давились бутербродами, молча переглядываясь и исподволь косясь на Андрея Георгиевича, надевшему маску деланного спокойствия и абстрогированности от всего окружающего. Сей маске люто бы позавидовал бы даже египетский сфинкс, который являлся в глазах окружающих — той части коллектива, что добросовестно отсидела от звонка до звонка уроки истории древнего мира в средней советской школе, а не скурила, как говорится, букварь за углом сего почтенного учебного заведения, символом величайшего пофигизма всех времен и народов. Веселое настроение как то само собой рассосалось, парни будто бы ненароком постоянно доставали свое оружие, кто-то как бы между делом вытащит обойму из травмата и сквозь боковую прорезь сосредоточенно пересчитывает патроны, кто чистой тряпочкой бездумно натирает и без того чистый ствол своего официально зарегистрированного гладкоствола. Даже балагур Пашка, прошедший сквозь огонь и медные трубы на службе в еще Советской милиции, поутих голосом и сосредоточенно точит друг об друга два охотничьих ножа, свой и Вадима, которые на копе вот уж сколько лет разделывали не тушки добытых охотничьих трофеев, а колбасу и хлеб.

— Все готовы? — вернул всех к реальности голос Георгича. — Тогда еще бечевки с собой моток возьмите и «кошку»

— А «кошку» то нахрена? — первым не вынес пытку неизвестностью Пашка. — Мины там что ли?

— Не задавай лишних вопросов, бери что сказано и вперед. Тут не далеко. — Ответил его собеседник, подхватил ружье и двинулся в сторону темных кустов. — Фонари зажгите, стволы приготовьте и много не болтайте. Лес, он шума не любит. Особенно такой.

— Какой такой?

— Долго объяснять, да и слов толком не подберу.

Дорога до места, так изменившего Георгича в глазах всей команды, заняла по темному времени суток минут двенадцать-пятнадцать; понятное дело, никто не додумался засекать время, а засветло скорее всего управились бы и за пять. Но, тот кто когда либо ходил по ночному лесу, представляет себе, каково это. Ты видишь окружающее тебя пространство только в узком туннеле света своего налобного фонаря, правда, существенную помощь оказывают световые туннели идущих с тобой друзей, идущих с тобой в одном направлении, отчего сила освещенности неким образом возрастает. Но все равно, мельтешение света и теней, особенно если шагаешь в неизвестность, спотыкаясь на каждом шагу о корни деревьев, перешагивая через упавшие, покрытые мхом и оттого скользкие стволы давно упавших деревьев, держа руку на спусковом крючке, пусть даже и травматического пистолета, в народе презрительно называемого «резиноплюйка» и «жвачкострел», да еще и в состоянии сильного похмелья, спокойствия не выспавшемуся организму особо не прибавляет. Напрягает все — и второпях не подтянутый по фигуре разгрузочный жилет со множеством карманов, в которых каждый уважающий себя копатель несет максимум полезного барахла, от коробочек-монетниц, до запасных батареек для металлодетектора и раций, напрягает стук перекатывающихся в полупустом рюкзачке пивных банок,