В трущобах Индии - Луи Жаколио

— Между нами ни одного слова не было сказано об этом предмете.

— Хорошо… мы следуем за тобой. Еще одно слово! Боб Барнет ушел сегодня на охоту в долины востока и не вернулся еще. Я боюсь, чтобы с ним не приключилось чего-нибудь или чтобы, поддавшись искушению пройти к Пуате де Галль, он не был там арестован.

— Могу тебе поручиться, что сагиб не был в Пуанте де Галль. Тебе известно, что город состоит из набережной и двух параллельных улиц, а потому чужеземец не может остаться там незамеченным.

— В обыкновенное время, но не во время наплыва пассажиров, которых теперь там много…

— Ты ошибаешься. Ни один солдат с трех английских пароходов не сошел еще на землю. Что касается французского пакетбота, то на нем одна только восьмая часть французы, остальные же все офицеры индийской армии, которым не хватило места на судах с солдатами. Барнет, я уверен, не уходил с горы, а долина, куда он ушел охотиться, говорит очень ясно, почему он исчез.

— Что ты говоришь? — пробормотал Сердар сдавленным от волнения голосом.

— Зовут ее «Sava Telam», т.е. Долина трупов, по причине того, что там находится множество костей человеческих и буйволовых. Немногие охотники могут похвастаться тем, что вернулись оттуда здравыми и невредимыми.

— Неужели мы должны потерять надежду?

— Не знаю… в этом месте бывают всегда свидания всех черных пантер этой горы; они не терпят там ни тигров, ни ягуаров. Несмотря на то, что говорят о жестокости этих животных те, которые не знают их, они трогают человека только когда голодны или ранены. Пусть Нариндраи и Сами останутся здесь, чтобы предупредить твоего друга, если он вернется, что мы в Башне Раджей. Если же после окончания своего разговора с молодым путешественником он не вернется еще, то мы отправимся на поиски за ним… мы должны еще до рассвета быть далеко отсюда. С первыми проблесками дня, как я тебе уже говорил, оба склона Соманта-Кунта будут окружены кордоном войска.

— Скорей же! Я сгораю от нетерпения узнать причины странного визита ко мне… Ты не боишься, что с Нариндрой и Сами случилось что-нибудь во время нашего отсутствия?

— Взгляни: луна только что взошла… полнолуние, и она светит ярко. Даю слово, что ни одна пантера не посмеет взойти на плато при таком ярком свете.

III

Башня Раджей. — Таинственный посланник. — Эдуард Кемпуэлл. — Резня в Гоурдваре-Сикри. — Просьба о спасении. — Сын Дианы де Монморен.

Поручив оставшимся индусам быть осторожными и не спать, Сердар догнал Рама-Модели, который опередил его и спускался уже по лощине, противоположной той, по которой ушел Боб Барнет. Индус шел по обыкновению своего племени легким и ровным шагом, не оставляя после себя следов.

Менее чем через час прибыли они к Башне Раджей.

На Цейлоне, как и во всей Индии, по распоряжению прежних властителей страны были выстроены на известном расстоянии и в пустынных местах, населенных хищными зверями, кирпичные четырехугольные башни, чтобы они могли служить убежищем для путешественников, которые заблудились или были застигнуты ночью в этих опасных дебрях. Отсюда происходит название Башни Раджей, данное им местными жителями. В прежнее время в этих зданиях всегда можно было найти запас рису, постоянно пополняемый щедротами властителей, а также все необходимые кухонные принадлежности и циновки для спанья; но англичане положили конец этим филантропическим обычаям, и от этих каравансараев, где бедняки не только могли отдохнуть от усталости, но и подкрепить свои силы вкусной пищей, не осталось ничего, кроме четырех стен. Так исчезло большинство древних благотворительных учреждений, порожденных господством закона гостеприимства, так почитаемого на востоке… Брать все и ничего не давать взамен, значит, по мнению англичан, дарить народу благодеяния культуры.

Первый этаж башни был освещен факелом из бураосового дерева, настолько смолистого, что маленькая ветка его могла гореть, не погасая, в течение нескольких часов подряд и давала достаточно свету. Посреди единственной комнаты башни стоял молодой человек лет восемнадцати-двадцати, в котором по наружному виду сразу можно было признать англичанина. Он ждал вместе с братом Рама-Модели прибытия Сердара.

Национальность молодого человека не ускользнула от проницательного взора Сердара, который по какому-то тайному предчувствию сразу понял, что ему предстоит такой важный и серьезный разговор, который не должен быть известен индусам, сопровождавшим его. Вот почему, не дождавшись представления, он поспешил спросить его, говорит ли он по-французски.

— Почти так же хорошо, как и на своем родном языке, — отвечал молодой человек по-французски.

— Мой вопрос может показаться вам странным, — продолжал Сердар, — но Индия ведет в данный момент истребительную войну против вашего отечества, обе стороны совершают неслыханные жестокости, которые внушают отвращение всему человечеству, но к несчастью я должен признать, что соотечественники ваши первые подали сигнал к этому, расстреливая картечью женщин, стариков, грудных детей, целые семьи сипаев, которые перешли на сторону революции. Недавно еще майор Кемпуэлл, командир Гоурдвар-Сикри, маленькой крепости верхней Бенгалии, осада которой близится к концу, сделал вылазку незадолго до блокады войсками Нана и хладнокровно приказал изрубить всех пленников, захваченных им среди мирных жителей соседних деревень. Вы должны понять, следовательно, почему я не желаю, чтобы национальность ваша была известна моим друзьям индусам, которые потеряли своего отца во время этой резни… Но что с вами… Вы бледнеете!..

Сердар не успел сказать ничего больше и бросился, чтобы поддержать молодого человека, который был, по-видимому, готов упасть в обморок. Но минутная слабость эта была непродолжительна; англичанин, употребив всю силу своей воли, выпрямился и поблагодарил своего собеседника:

— Ничего, — сказал он. — Долгий путь на гору… затем зной, к которому я не привык… все это до того утомило меня, что мне показалось, будто я падаю в обморок.

Рама-Модели принес свежей воды из соседнего источника, и молодой человек с жадностью выпил несколько глотков. Хотя он говорил, что чувствует себя хорошо, но унылый взгляд и разгоревшееся лицо достаточно указывали на то, что он не оправился еще от полученного им потрясения.

Сердар не удовлетворился однако высказанными ему причинами внезапной усталости и вежливо просил извинить ему слова, оскорбительные быть может для его национального самолюбия, но сказанные им исключительно из желания быть ему полезным.

— Факты, указанные мною вам, известны всем, — сказал он, — они будут принадлежать истории. Я обязан упомянуть вам о них, чтобы дать вам понять о необходимости хранить в тайне вашу национальность.