Новый Мир ( № 9 2007) - Новый Мир Новый Мир

Река была недлинная и неширокая, но глубину ее промерить удавалось далеко не везде. Ее русло проходило по скальной трещине, начинавшейся около оазиса в двух днях пути от города. Там били ключи, наполнявшие небольшое, но глубокое озеро — из него и вытекала река.

Там, где скалы стискивали ее, она начинала недовольно бурлить, а уже недалеко от города по-настоящему закипала. Протиснувшись между крутыми гранитными берегами, едва успев присмиреть, она уходила прямо под гору.

Мигель шел к тому месту, где река разливалась и в небольшом заливе вода была не такой холодной, как на стремнине. Здесь обычно и отдыхали горожане. Хотя купаться решались далеко не все. Стоило нечаянно выплыть на середину реки, как судьба пловца становилась непредсказуемой. Холодный поток мог запросто затянуть в подводный грот, откуда можно было и не выбраться.

Городские мальчишки все-таки рисковали. Иногда это кончалось бедой. Когда Мигель пропал, первая мысль Луиса была именно об этом. Он, конечно, запрещал сыну отплывать от берега, но ведь грозное слово родителей едва ли не всегда подталкивает к нарушению запрета.

Уже давно не было дождей. Равнина выгорела. И только вдоль реки оставалась пожухлая трава. Скот приходилось отгонять все дальше от города.

Вдоль реки тянулась наезженная дорога, по которой не часто, но проезжали повозки и телеги. Мигель пошел вверх по течению. Невысокая трава приятно щекотала босые ноги. Солнце стояло высоко, но над самой водой было нежарко. Мальчик добрался до того места, где реку стискивали скальные стенки. Здесь она бежала по глубокому каньону. Вода наталкивалась на гранитные выступы, бурлила и пенилась. Мигель свесил ноги с обрыва и смотрел на реку.

Купаться ему не хотелось. Мигель лег на спину, закрыл глаза и отчетливо услышал хор. Казалось, стоит немного сосредоточиться — и можно различить отдельные голоса. Вот кто-то заговорил басом, а вот из равномерного гула вырвался звонкий дискант. Голоса мужчин, женщин, детский плач. Что это? Базарная площадь? Или горожане собрались перед воротами, чтобы увидеть, как повесят вора? Или сейчас начнется представление странствующих артистов?

Мигель лежал, закрыв глаза, когда услышал стук копыт и женский смех. Он сел и оглянулся. Мимо него неспешно проехала повозка с поднятым верхом, защищавшим от солнца. Мальчик успел заметить в ней маленькую Изабель, которая весело болтала с подружкой. Мигелю показалось, что его полоснули прямо по сердцу. Он встал и проводил повозку взглядом. Он был почти уверен, что Изабель не заметила его. Но когда повозка уже проехала, девочка в белом выглянула и обернулась. Она не помахала ему рукой, не сделала никакого знака, но он не сомневался, что оглянулась она специально для него.

Зачем? Наверное, он теперь стал известен всему городу, но Мигелю казалось, что оглянулась она не поэтому: что-то в нем самом было ей важно.

Он долго смотрел вслед удалявшейся повозке. Повернулся и пошел в сторону города, прижимая ладони к горящим щекам, ко лбу, пытаясь прямо сейчас выговорить вслух самому себе все-все, что он думает о ней:

— Спасибо тебе за то, что ты проехала мимо. Конечно, ты направлялась в сторону отцовской каменоломни, но это не важно. Важно то, что ты ехала именно сейчас. Спасибо за то, что на тебе было белое платье. Спасибо за то, что ты оглянулась. Разве этого мало, чтобы жить дальше?

 

38

Наконец Мигель решился. Через знакомый вход под улицей Сан-Мартинес он спустился в катакомбы. Он гладил ладонью стены, останавливался, чтобы поймать еле заметное движение воздуха. Ложился, прикасался щекой и губами к выступам и выбоинам, прижимался ухом к скале, слушал доносившийся издалека гул города.

Когда он болел, он часто представлял свою встречу с горой. Иногда ему казалось, что он никогда не сможет больше бродить в темноте и одиночестве, что его сразу скует страх и он убежит без оглядки к свету и людям. Но этого не случилось.

И он был благодарен судьбе, Деве Марии и Мануэлю. Лабиринт сворачивал, и вдали показался яркий свет — коридор обрывался прямо в синеву неба. Мальчик присел на обрыве, как прежде. Все было как прежде, но все было не так. Как будто он проник в тайну горы. Он был посвящен. Теперь, после всего, что было с ним, гора стала его настоящим домом.

 

39

Он откладывал свой приход к Мануэлю много дней. И не мог объяснить себе, почему он медлит. Нужно пойти и спросить наконец, как старик нашел его — крохотного человечка в толще камня. Может быть, именно ответа он и боялся.

Знакомый путь в этот раз показался ему длинным-длинным. Мигель стал считать ступеньки. Он прошел мимо лавки Елисео; мимо сидевшего прямо на ступеньке и курившего короткую сигарку башмачника; мимо галереи над карнизом, по которому он вместе с Карлосом впервые попал в катакомбы, и мимо водостока, через который они поднялись; мимо собора Святого Петра, пустого в это время дня. Пустым был и весь город.

Когда мальчик подошел к дому Мануэля, солнце стояло прямо над головой. Тени свернулись и почти исчезли. Дверь была не заперта, как и всегда.

Мануэль никогда не запирал двери. Ходили слухи, что старик сказочно богат. Одни верили, другие — смеялись. Жил старик беднее нищего. И если бы не его дом — самое высокое, не считая ратуши и собора, строение в городе, стоявшее к тому же прямо на соборной площади, ему стали бы, наверное, подавать милостыню. Но ведь откуда-то брал он деньги на очень дорогие книги и странные приборы, назначение которых было непонятно, хотя все знавший Елисео и говорил, что в большом мире ими пользуются для наблюдения неба и определения координат звезд.

Ходили слухи, что однажды лихие люди, прослышав о богатстве Мануэля, решили ограбить его и в ужасе бежали, потому что от удара о голову хозяина раскололась окованная железом дубинка.

Все свои дела старик вел с Елисео, и мальчик знал, что иногда дед уезжает в Столицу на несколько дней, чтобы продать там небольшой изумруд. Эти камни принадлежали Мануэлю. Одни жители, все многократно обсудив, решили, что Мануэль — это пират на покое, который немного прикопил себе на старость и вот проживает награбленное. Другие считали эту историю слишком романтичной и полагали, что старик присвоил чужие камни обманом. Ничего, пусть живет, вреда от него никакого, даже хорошо, что в городе, построенном на камне и из камня, есть такой каменный старик, может быть, он добрый дух. После чудесного спасения Мигеля это мнение укрепилось, хотя и ненадолго. Люди не любят непонятного и непрозрачного. Они хотят, чтобы у всех все было правильно и ясно, пусть даже ясность эта открывает одну только глупость и мерзость.

Мигель вошел в дом и медленно поднялся по лестнице с очень широкими ступенями. Старик сидел в кресле и, казалось, дремал. Руки лежали на подлокотниках, подбородок был опущен на грудь. Жаровни не горели, и, может быть, поэтому в комнате было не так душно. Мальчик заколебался и даже хотел уйти, чтобы не тревожить старика. Но не ушел. Слишком долгим для него был путь к этому человеку.

— Здравствуй, Мануэль, — поклонился мальчик.

— Здравствуй, юный герой, — ответил старик. Он лишь немного повернул голову. — Здравствуй и садись.

Мальчик присел на низкий табурет.

— Как чувствует себя твоя мать?

— Все хорошо. Только теперь она каждый вечер приходит к моей постели и ощупывает меня, как будто боится, что я исчезну.

— Ее можно понять, — кивнул головой Мануэль и надолго замолчал.

Мальчику не хотелось нарушать тишину. Он сидел, прислонившись к стене, и ему было тепло и спокойно.

— Каждый человек излучает свет, — сказал старик. — Не тот, который видят глаза, другой. Его лучи проходят сквозь камень. Только люди их не чувствуют. Эти лучи слишком слабы, а люди слишком заняты тем, что видят их глаза и слышат уши.

— Ты научишь меня видеть этот другой свет? — спросил мальчик.

— Тебя не нужно учить, ты умеешь.

— Нет, конечно нет... — возразил Мигель и надолго задумался.

Солнце клонилось к закату, в городе стало прохладнее, и горожане высыпали на площадь. Их голоса долетали к старику и мальчику. Но шум площади только подчеркивал глубину тишины, стоявшей в комнате.

Хозяин смотрел на Мигеля, чуть наклонив голову.

— У меня совсем нечем тебя угостить, — сказал он. — Ведь не будешь же ты жевать кварцевый песок, а больше в доме ничего нет.

— Я не хочу есть, — ответил Мигель.

— Ты ушел слишком далеко, а я был погружен в свои длинные мысли. Если бы не Елисео, я бы даже не знал о твоем уходе. Я очень долго тебя искал и нашел почти случайно. Слишком велик был каменный монолит, разделявший нас. Я боялся, что ты уже погиб под завалом, или утонул, или заполз в такую щель, в которую я не смогу пробиться. Я едва не прошел мимо, когда услышал твой крик и тот птичий гам, который поднялся. Так что ты спас себя сам, мальчик. Сначала я почти ничего не слышал и шел по наитию. Я хорошо знаю лабиринт, но ты ведь совсем уклонился от него, ты ушел в те пещеры, которые пробила вода. А их я не знаю. То, что ты выбрался в круглый зал — а я знаю, как тяжело ты пробивался туда, — и было твоим спасением. Я все равно пришел бы, рано или поздно, но если бы не твой крик, я мог бы прийти слишком поздно. Нам повезло. Нам обоим. Мир соткан из случайностей и совпадений, как говорит твой дед. Хотя я думаю, что не только из них.