Ловкач и Хиппоза - Белошников Сергей Владимирович

* * *

Уже второй час я лежала в ванной, отмокала в горячей водой, курила сто тридцать седьмую сигарету и мучительно размышляла, пытаясь найти выход из этой говенной ситуации. Но пока что ничего конструктивного в голову не приходило. Так, разная бредятина вроде организации массированного ракетного удара по гангстерскому логову. Рядом с ванной на табуретке лежала трубка моего радиотелефона. Номер Катерины я повторяла по редайлу регулярно с интервалом в пятнадцать минут. Никто у нее не отвечал. Учитывая то, что старики Катерины в данный момент нежились вместе с моими предками на островах греческого архипелага, Катерина еще домой не вернулась. На мобильный к ней я звонить боялась. А номеров домашнего и сотового телефонов отмороженного Владика я, к сожалению, не знала.

Я думала о том, что можно уехать к бабуле на дачу под Красногорск, или слинять на нашу дачу в Толстопальцево. Но все это было не то. Ведь я, дурища безалаберная, показала Катерину красавцу Антонио. Значит, он может исподволь расспросить ее про меня. А после этого вычислить мой адрес или адрес нашей дачи – проще некуда, как два пальца об асфальт. И потом, с него станется – возьмет да и устроит Катерине допрос с пристрастием: тут она ему и выложит все мои предполагаемые координаты. При мысли о том, какого рода допрос может учинить этот ублюдок моей несчастной подружке, мне совсем заплохело. Оставалось надеяться на то, что Катерина почует неладное: ведь она видела, в каком состоянии я смылась из бандитского дома. Да и то, что я умотала на владикиной машине, должно ее насторожить. Так что я могла только молить Бога, чтобы Катерина держала язык за зубами. Но в любом случае следовало дождаться ее возвращения и поговорить с ней. Выяснить, что же там произошло после моего внезапного, по-английски, ухода. И расспрашивал ли ее обо мне Антонио. Все же не думаю, чтобы он на глазах у почтенной публики стал бы загонять Катерине иголки под ногти. Да и не видела она ничего. В общем – Катерина пока что для него не опасна. И, следовательно – по крайней мере Катерина сейчас вне этой страшноватенькой игры. Это умозаключение меня отчасти приободрило. И я подумала – а может быть, позвонить папуле на мобилу, рассказать ему все и попросить побеседовать с глазу на глаз с красавцем Антонио? Но я и представить себе не могла, как я объясню ему все, что случилось. И поверит ли он мне? А если и поверит, сможет ли мой цивилизованный папуля, несмотря на все свои связи, отмазать меня от этих бандюг из наркокартеля? Может и сможет.

Только вот незадача: они появятся в России, в Сочи только дня через три. А пока путешествуют себе по солнечной Греции, и я вовсе не уверена, что до возвращения в Россию они мне смогут помочь. По телефону.

О, Господи! Еще сегодня днем я была беззаботной пташкой, чирикала и резвилась, знать не зная про кокс, красавца Антонио, покойников Карбышевых и набриолиненных латиноамериканских бандитов. Ну, почему, почему это должно было случиться именно со мной?!

Единственное, что я отчетливо понимала: в любом случае нужно на время скрыться из квартиры – слишком велика вероятность того, что сюда заявятся гангстеры во главе с Антонио. Исчезнуть и подождать, пока все не устаканится, как говаривает отмороженный Владик. Только вот куда?

В общем, я так ничего путного и не придумала. И решила отложить все на утро – оно мудренее вечера.

Вылезла из воды, вытерлась и, завернувшись в толстый махровый халат, пошлепала из ванной комнаты. По дороге я еще раз проверила запоры на входной двери. Все замки были намертво закрыты. Тут я вспомнила, что так толком ничего сегодня не ела, и сразу почувствовала отчаянный голод. Я пошла на кухню и выгребла на стол полхолодильника. Быстренько соорудила себе роскошную яичницу из пятка яиц, сделала парочку толстых бутербродов с сыром и карбонатом, вымыла овощи и зелень. Для поддержания упавшего духа я хлопнула добрую рюмку ледяного "Русского Стандарта", закусила помидором и принялась за еду. Я в гордом одиночестве сидела за большим столом, уплетала яичницу за обе щеки, запивая ее горячим сладким чаем, и рассеянно смотрела в окно, за которым стремительно опускались на матушку-Москву хмурые сентябрьские сумерки.

Я свалила грязную посуду в раковину, где уже скопилось порядочное количество использованных тарелок и чашек. Сил мыть их у меня не осталось. Еще раз попыталась дозвониться Катерине. Бесполезно. Минуты три я слушала длинные гудки, а потом плюнула на все это дело. Большая стрелка настенных часов-ходиков, висящих над холодильником, подбиралась к половине девятого вечера. Может быть, они попросту задержались там, думала я, ужинают при свечах или еще чего. Трахаются, в конце концов, где-нибудь в укромном уголке бандитской гасьенды. И ничего с ними не случилось, Антонио их не тронул и все мои страхи назавтра рассеются, как утренний туман…

Это я так пыталась себя успокоить.

Прихватив с собой трубку радиотелефона и мобильный, я побрела в спальню. Там было темно и душно, потому что я так и не удосужилась проветрить комнату после наших с Ломоносовым бурных секс-упражнений. Открыла настежь дверь на балкон. Вышла на свежий воздух и, уже почти не ощущая вкуса, выкурила очередную сигаретку, облокотившись на низкие перила. Потом, оставив балконную дверь открытой, вернулась в комнату. Я залезла под одеяло прямо в халате. Положила обе трубки на тумбочку рядом с кроватью. Свернулась в комочек и закрыла глаза. Мне хотелось плакать от страха, одиночества и бессилия что-либо изменить. Вообще-то обычно я произвожу впечатление девушки волевой и с характером, каковой и являюсь на самом деле. Но сейчас все мое хваленое мужество куда-то подевалось. И, не выдержав, я тихонько заплакала, с головой укрывшись одеялом. Так, всхлипывая, поскуливая и с облегчением глотая слезы, я незаметно и заснула.

* * *

Снилось мне этой ночью, естественно, что-то вроде многосерийного фильма ужасов в стиле небезызвестного режиссера Дэвида Линча. В этом ужаснике за мной по бесконечным переходам мрачного подземелья с поросшими липким мхом стенами лениво гонялись какие-то жутковато-бледного вида клыкастые многоножки размером с "запорожец", они визгливо орали на всех мыслимых и немыслимых языках и палили в меня из шипастых, черных, костяных, судя по виду, автоматов. Я от них убегала что был сил: естественно, как и полагается в кошмарном сне, все движения мои были замедленно-скованы, и в результате я попала в какой-то уставленный гигантскими зеркалами полутемный зал. Обернулась на мерный звук шагов и увидела в метре от себя своего милого дружка Антонио. Судя по его виду, он был немножко не в себе. Глаза у него были вытаращены и пылали кровавым огнем. Оскалив десятисантиметровые клыки и протянув прямехонько к моей шее пальцы с кривыми когтями, с которых капал желтый гной, он гнусно ухмылялся и что-то сладострастно бормотал. Я отчетливо поняла – это пришла моя неминуемая смерть.

И от этого понимания я наконец-то проснулась – вся с головы до пяток в липком холодном поту. Прямая проекция моих сегодняшних дачных приключений отнюдь не придала мне бодрости – сердце колотилось так, будто я пробежала десятикилометровый кросс. Светящиеся стрелки будильника, стоящего на тумбочке рядом с постелью, показывали половину второго ночи. Я еще полежала в темноте с открытыми глазами, постепенно успокаиваясь. Возвращаться в жуткий сон к стреляющим многоножкам и зубастому Антонио-Дракуле совсем не хотелось. Я решила пойти на кухню, покурить и попить чего-нибудь прохладительного. Лучше со льдом.

Мне совсем не светило вылезать из-под теплого пухового одеяла в выстуженную темноту спальни. Но пить и курить хотелось отчаянно. Я уже было протянула руку, чтобы откинуть одеяло, как вдруг услышала легкий протяжный звук. Скрип половицы. Он донесся из коридора. В ночной тишине звук слышался отчетливо – ведь дверь в коридор я оставила открытой, как и дверь на балкон.

Сначала я подумала, что рассохшиеся половицы дубового паркета скрипят сами по себе. Такое иногда бывает в старых московских домах. Но когда скрип раздался снова, а потом повторился еще и еще – я замерла, заледенев от охватившего меня ужаса.