Террорист-демократ - Ян Гийу

Нэслюнд, а возможно, и немцы могут заартачиться. Но, конечно, абсолютно ясно, что Карл не будет предъявлять эти документы террористам или бульварной прессе, чтобы удостоверить свою личность. Свидетельства могут быть использованы только в случае провала операции, если он попадет в руки полиции и окажется под судом. Карлу, понятно, не надо отказываться от этих подстраховочных бумаг. Они не позволят бросить его на произвол судьбы и в случае ареста будут служить гарантией, тем более если дело дойдет до процесса и он будет проводиться при закрытых дверях, как немцы заверяют в своем докладе; Старик никогда не слыхал о подобной системе, хотя знал немало о немецких порядках, но во всяком случае не исключал такой поворот событий.

Другой важный момент состоял в том, что Карл должен попытаться заставить этого Нэсберга, или как его там зовут, уже загодя написать свои рекомендации Главнокомандующему, чтобы обойти этого идиота из Первого отдела безопасности.

В остальном проблем не было. Оставалось только полететь туда и выслушать немцев и отказаться, если их легенда не подойдет, что было наиболее вероятно.

Они перешли к десерту и кофе. Карл заставил Старика выпить коньяку.

Был еще один вопрос, который Карлу не терпелось задать. Прямо к делу этот вопрос не относился, но ситуация смущала, поскольку была абсурдной. Карл все еще не мог решить, как декларировать не указанные в спецификации миллионы из своего личного состояния, а поскольку Старик был социалистом, точнее социал-демократом, Карла интересовало, как бы он поступил в этой ситуации.

Карл изложил свои проблемы, уставившись в кофейную чашку и аккуратно помешивая сахар, оставшийся на дне. Затем взглянул в лицо Старика и, к своему удивлению, заметил, как восторженно заблестели глаза старого разведчика.

- Так, так, - сказал Старик, выслушав излияния Карла. - Что ты хочешь услышать сначала: формальные разъяснения того, что требует от тебя долг, или мой взгляд на моральную сторону дела?

- Давай вначале объяснения.

- Ну, здесь дело обстоит так. Это действительно превосходно, что в ответ на каждую попытку получить информацию о твоем кредите на следующий год можно будет услышать, что твоя собственность равна нулю. Ты будешь находиться среди террористов около полугода под видом одинокого шведского студента, занимавшегося в прошлом в Калифорнии серфингом или чем-то там еще, что там выдумали немцы, а потом вдруг окажется, что ты миллионер. Нет, так дело не пойдет.

Карл пытался отмахнуться от этих практических возражений, говоря, что все это может произойти, только если немецкая операция осуществится, а она, по всей вероятности, провалится, с чем Старик соглашался, то есть в этом плане было много неясного.

- Что касается моральной проблемы, то она, между нами, социалистами, говоря, существует, - и Старик имел по этому поводу несколько неожиданное суждение. Когда старая служба была расформирована, то вся недвижимость была записана персонально на Старика. Своего рода видоизмененное денежное вознаграждение от государства. Старик, таким образом, получил освобожденный он налогов подарок в два-три миллиона.

Так что проблема с декларированием собственности была ему хорошо знакома. В год, когда налоги были сравнительно низкими, это смущало Старика. И на другой год он попытался все компенсировать, заплатив налог чуть больше. Хотя к чему бы это привело, если б перестали платить налоги: мир ведь от этого не стал бы справедливее и лучше?

Нужно смотреть на вещи практично, а не только с моральной точки зрения, к чему склоняется Карл, хотя он немного и утрирует. Взять, например, отношение к профсоюзам. Если ты всю жизнь социалист, как Старик, то совершенно ясно, что участвуешь в профсоюзном движении. И какой от этих профсоюзов толк? Не говоря уж о различных абсурдных историях с офицерами. О каком праве на труд может идти речь, например, в разведывательной службе - вопрос, который стоял достаточно остро, когда Старик и Карл встретились. А взять обычный союз землевладельческих рабочих...

Все в Кивике точно знали, что, нынешний пенсионер, Старик когда-то был главным шпионом. И теперь он, как и все другие садоводы в округе, имел большие проблемы с профсоюзом. Когда приближается сбор яблок, приезжают польские студенты, чтобы выполнять эту черную работу. По сути дела, это единственный способ собрать яблоки. Со шведской зарплатой, гарантиями на рабочем месте, медицинской страховкой и деньгами на отпуск яблоки вряд ли были бы собраны, а оказались бы на земле, только если бы сами начали падать.

Так что собранные польскими студентами яблоки оплачиваются незаконно, но для студентов это отличное дело. Ведь они контрабандой везут домой эти деньги, незаконно их обменивают и могут оплатить свое обучение как минимум за год, до следующего своего приезда на сбор яблок в Сконе.

И это было в порядке вещей. Кроме того, польские студенты, приезжавшие из сезона в сезон, были весьма привлекательным объектом для любой разведки. Но этому, казалось бы, всем выгодному делу был нанесен серьезный удар.

Началось с того, что шведские профсоюзы стали совершать рейды, охотясь за сборщиками яблок. Несколько польских студентов были задержаны, их передали в полицию, а затем депортировали в Польшу.

Теперь и все сборщики из Кивика знали, что Старик был главным шпионом. Однажды они большой группой пришли к нему и обратились с просьбой, которая любого социал-демократа, даже если бы он не был раньше главным шпионом, поставила бы в трудное положение. Они хотели, чтобы Старик выразил озабоченность и через систему безопасности оказал давление на профсоюзы.

После некоторых колебаний Старик согласился. Система действовала уже два года, и притом замечательно. Агенты безопасности внутри профсоюзов добились, чтобы профсоюзы изменили свое отношение к польским сборщикам яблок во всем районе Кивика. После этого все вернулось на круги своя, и теперь в Швеции мы можем продолжать пить шведский яблочный сок.

- Ты, как всегда, считаешь, что есть разница между Божьим законом и человеческим предписанием, в данном случае - законами социалистов? - спросил Карл, которого, без сомнения, позабавила эта история, но он все еще не видел здесь никаких параллелей с собой.

В это время вернулся официант со счетом и пластиковой карточкой Карла, а Старик ответил на вопрос не раньше, чем они тронулись в обратный путь к городу по запорошенной мелким снегом дороге.

- Давай отложим это дело. Ты можешь спокойно подождать до следующего года и с уплатой налога поступить, как я. Считай, что из уважения к государственной безопасности ты должен в этом году декларировать ноль, хе-хе.

* * *

Во второй половине следующего дня Карл сидел у окна в банке и подписывал бумаги, которые подтверждали, что его состояние равно нулю, и давали ему возможность заработать еще несколько миллионов. Из окна открывался вид на самую большую в Стокгольме улицу, где располагались различные увеселительные заведения, на старое здание риксдага, на то место в городе, где особенно бойко шла торговля наркотиками. Этот вид навеял на него тоску, и вся сделка показалась еще более неприглядной.

Чтобы получить именной сейф в банке, Карлу потребовалась бумага из отдела безопасности Государственного полицейского управления с гарантиями шефа бюро Нэслюнда. И тот дал их без промедления. Понадобилось и завещание, в котором Карл, находясь в здравом уме и так далее, завещал все свои средства в случае смерти перевести на шведский счет поддержки палестинцев.

Двое ошеломленных банковских служащих удостоверили подпись Карла, и он направился домой по той самой разгульной улице в свою квартиру в Старом городе. Дома упаковал одну-единственную сумку, оделся в простую, неброскую одежду. Из своего арсенала взял с собой только две вещи - швейцарский армейский нож, который внешне выглядел как обычный перочинный, и нож американских "коммандос" с цветной пластмассовой ручкой.

Все горшки с цветами, которых было много в его квартире, Карл перенес в библиотеку и поставил на покрытый газетой стол. А затем буквально залил их водой. Часть растений могла, конечно, погибнуть от такого обильного полива. Впрочем, в домашнем цветоводстве он был новичком, и цветы у него погибали постоянно.

Да и эти, скорее всего, не выживут за время его отсутствия. Ведь в Германии он, видимо, пробудет месяца полтора. А за полтора месяца цветы наверняка погибнут.

Но что цветы? В последующие месяцы могут погибнуть в общей сложности шестнадцать человек, и в их числе вполне может оказаться молодой офицер, сотрудничающий с разведкой Федеративной Республики. Молодой офицер, получивший задание внедриться в ряды западногерманских террористов.

Надев стереонаушники, Карл уселся в английское кожаное кресло и включил меланхоличный скрипичный концерт Брамса, а зимние сумерки окутывали потихоньку его квартиру, делали почти черной старинную мебель из красного дерева и кожи. Эта мебель стояла здесь вовсе не потому, что ему так нравилось. Это был стиль, к которому Карл привык еще в детстве, и сейчас красное дерево и кожа больше служили своеобразной данью прошлому. Все в его квартире внешне выглядело так, будто она принадлежала молодому и знатному миллионеру-биржевику, - все, не считая потайной комнаты за стальной дверью с кодовым замком.