От Сталина до Путина. Зигзаги истории - Николай Анисин

Я, низкооплачиваемый журналист, пишущий против власти и капитала, никогда не просил у Потёмкина материальной помощи. Он сам мне её оказывал, угадывая мои нужды.

– Ты говорил, что обменял квартиру. Когда на новоселье позовёшь? – спросил он меня весной 1998-го.

– Как порядок наведу – через месяц-другой, – я ответил.

– Всё ясно, – Потемкин вынул из кармана пиджака кошелёк. – У тебя дефицит капвложений.

Денег, им мне всученных, хватило не только на ремонт квартиры, но и на покупку кое-какой мебели.

Новоселья я не устраивал, и, стало быть, Потёмкина в новое жилище не пригласил. Но однажды в воскресенье он, проезжая мимо неподалеку от моего дома, позвонил и напросился в гости. Пришел, оглядел всё в двух комнатках и в большой остановил взгляд на обшарпанном экране и затертых клавишах компьютера на письменном столе:

– И ты нетленные свои статьи настукиваешь на этом допотопном агрегате?

– А на чем же еще?

– Выброси его на помойку. Скоро праздник Троицы, и Святой Дух позаботится о твоем техническом вооружении.

Так у меня появился миниатюрный мощный компьютер-ноутбук с лазерным принтером впридачу.

А чуть позднее Потёмкин, молвив, что автомобиль для журналиста – не просто средство передвижения, а средство производства, повелел своему менеджеру заменить мне старенький, вечно барахливший «Жигуль» седьмой модели на новый, классом выше – ВАЗ-99.

За все минувшие годы мы никогда в наших разговорах не касались бизнеса Потемкина. Он не говорил, я – не спрашивал. Но мне было совершенно очевидно: при упадке в стране дела у его торгующей продуктами фирмы шли в гору. Он часто менял автомобильные иномарки: «Тойоту» – на «СААБ», «СААБ» – на «БМВ», «БМВ» – на «Ауди». Потом оседлал джип «Мерседес-Бенц» – и до сих пор с ним не расстался.

Оставив жене с сыном квартиру в Замоскворечье, Потёмкин на стыке веков въехал с подругой в купленные им апартаменты в престижном районе Москвы – на углу Тверского бульвара и Малой Бронной. Там я пару лет назад вкушал приготовленные его подругой яства. А недавно он позвал меня в свой новый загородный дом с гектаром сосен на реке Клязьме – в восьми километрах от Московской окружной автодороги. Но мне надо было улетать на Кубань…

Процветал и процветал бизнес моего друга Сереги Потёмкина – я считал. До того, как он сегодня со смятением на лице не привез меня в китайский ресторан близ Смоленской площади.

Водку, холодные закуски и сок в кабинет ресторана нам доставили в мгновение ока. Наполняя стопки из графинчика в виде дамского сапожка, Потёмкин оживился:

– Знаешь, когда я торговал джинсами в Калининграде, то врезал в кабаке по мордам некоторым хамам. Наряд милиции меня повязал. В камере предварительного заключения со мной сидел седобородый мужик. Смешной такой. На второй день лишения свободы мои друзья передали мне корзину продуктов – с замаскированной в овощах-фруктах бутылочкой. Я ее обнаружил и говорю седобородому: «Водки хватишь?» Он: «Водки? Ни в коем случае. А водочки – с удовольствием!» Взял у меня бутылку и залпом чуть не всё содержимое высосал.

Потёмкин поднял стопку:

– Так давай, Николай, выпьем не водки, а водочки. Чтоб она не горчила и скрасила мою унизительную просьбу к тебе.

Мы чокнулись. Я, влив в себя огненную водицу, ткнул вилку в салат с вопросом на предмет удивившей меня фразы:

– С какой, говоришь, ты ко мне просьбой?

– С такой-растакой. Узнаешь – но надо закусить и еще водочки тяпнуть.

После третьей стопки Потёмкин сказал:

– Выслушай меня, пожалуйста, и постарайся понять. Мой батя держал терминал – принимал грузы из-за границы и отправлял из Москвы контейнеры на все континенты. Доходы он снимал: ого-го. Моей фирме «купи-продай» помогал. Но в семьдесят пять лет батя слёг – обмякли сосуды на сердце. Права на терминал переоформили на меня – с мозгами к международным перевозкам слабо приспособленными. Разбираться с происками конкурентов, таможенниками и прочими чинушами мне было тяжко. И когда батю похоронили, я пошел к главному конкуренту: переключаю на вас клиентов и партнеров за такую-то сумму отступных и сдаю в аренду склады по такой-то цене. Мои условия были приняты. Зачем, думаешь, я тебе это рассказываю?

– Пока непонятно.

– Батины деньги я вложил в производство. В моей фирме был пригрет толковый и порядочный человек – Никитич, который при старом режиме от мартена дошел до стола начальника отдела Министерства металлургии СССР. Он подбил меня подобрать два лежачих завода и простаивавший горно-обогатительный комбинат. Заводы Никитич запустил, добычу концентрата свинца на ГОКе возобновил. Но везде потребовалось менять оборудование. На громадье наших планов я под залог контрольного пакета акций моих предприятий взял кредит в банке. С легкой душой взял – один миллион долларов. Ровно миллион батя два года назад дал в долг Смиту – своему американскому партнеру по перевозкам. Погашение долга по договору должно было состояться в нынешнем мае – ко Дню пионерии. Но Смит умер вскоре после бати, а его компаньоны то ли с умыслом, то ли по недогляду подставились на контрабанде. Счета их фирмы арестованы, и они ни цента не хотят возвращать. Я нанял юристов. Если они отсудят миллион, то не скоро. А мне возвращать надо кредит – вот-вот. Короче, влип я. Это ты, надеюсь, теперь уразумел?

– Да.

– Поплыли дальше. Тупые клерки в банке даже разговаривать об отсрочке кредита не захотели. Я прорвался к вице-президенту финансово-промышленной корпорации, которому подчиняется мой банк. К Семену Моисеевичу. Прорвался с бухгалтерскими отчетами и договорами на экспорт конденсата: мы способны вернуть все деньги при продлении срока кредита – всего на полгода. От нашего же банкротства банк не выиграет, а лишь геморрой наживет. Семен Моисеевич разумность мной сказанного усек: вопрос о продлении подлежит обсуждению – но после того, как вы побываете у моего коллеги Евгения Петровича – тоже вице-президента, куратора управления общественных связей.

На фига меня послали к начальнику, который с политиками и прессой должен контактировать, я не сообразил. Но куда деваться? Пошел к нему. Евгений Петрович мне сообщает: наша служба безопасности установила, что вы – сын бывшего заместителя министра СССР, и нас очень интересует – нет ли у вас знакомых из кругов высшей партийно-правительственной номенклатуры Советского Союза.

В моей голове мелькнуло: не дурдом ли тут? Допытываться у меня, офицера боевых частей, знакомых из московского света времен моей армейской службы – глупость несусветная. И тут я, идиот, вспомнил: по твоей, Николай, просьбе я не так давно помогал снять офис Вере – внучке члена Политбюро ЦК КПСС. И язык мой – враг мой промямлил: есть.

Евгений Петрович спросил: могу ли я организовать ему встречу с Верой. Я ответил: попробую.

Их встреча состоялась. А потом Евгений Петрович пригласил меня сюда – вот в этот китайский ресторан, вот в этот кабинет и, дословно помню, сказал: «Благодаря вам, Сергей Григорьевич, нам выпала редкая удача. Вера – тот человек, который нам нужен. Но нуждаемся мы и в услугах еще одного человека – вашего друга журналиста Анисина. Согласится он за вознаграждение исполнить наши пожелания, срок вашего кредита будет продлен немедленно, не согласится – увы!»

Потёмкин выпалил очередь мата:

– Во всем виноват я сам. Не ляпнул бы про Веру – договорился бы с Семеном Моисеевичем. А теперь быть или не быть моим предприятиям – зависит от тебя.

– А что Евгению Петровичу от меня надобно?

– Не имею понятия. И потому переживаю. У финансово-промышленной группы, где Евгений Петрович – вице-президент, – крутая бандитская крыша. Раскроет он перед тобой карты, а ты откажешься иметь с ним дело – и неизвестно, чем всё кончится. Хорошо, если только пальцы на руках тебе поломают.

В моих предприятиях – труд отца, на котором он надорвал сердце. Мои предприятия – это вполне приличная зарплата тысячам русских мужиков. Мои предприятия – это поставки дешевых металлоизделий нашим автомобильным и авиационным заводам. Я не хочу терять мои предприятия. Но не хочу и склонять тебя с риском выручать меня. Решай сам: идти или нет на переговоры с Евгением Петровичем? За отказ обиды не будет…

– Поэзия, – установил Маяковский – это езда в незнаемое. Я не пишу стихов, но вот езда в незнаемое мне не противна. Когда Евгению Петровичу угодно со мной увидеться?

– Сегодня и здесь. Он плохо переносит пробки на выезде из Москвы и в середине недели ночует не на даче, а в квартире неподалеку от китайского ресторана. После 21.00 он может по пути из офиса домой завернуть к нам.

Потёмкин вынул из кармана телефон:

– Алло, Евгений Петрович. Мы вас ждем. Через сколько приедете? Понятно.

Красотка-официантка принесла нам с Потёмкиным запеченную утку по-пекински. Расправились мы с ней вовремя.