Охотники. Мегалиты Империи - Ник Перумов

Нет, нельзя сказать, что он не работал над этим. Работал. И над гомункулусами, и над автоматонами, железными созданиями, приводимыми в действие теми же кинетическими кристаллами, самым простым и известным вариантом которых являются кристаллы Кнехта, используемые, например, в самозарядном оружии.

Однако любое такое творение его магии обнаружить было бы легче лёгкого. Оно бы несло его почерк, его неустранимую сигнатуру – вот почему на все утверждения Алисанды, что Капитул-де знает достаточно, чтобы приписать именно ему «умерщвления вампиров», как элегантно выразилась её светлость дю Варгас, он отвечал молчанием.

Он не верил. Если Алисанда завела шашни с вампирами от имени и по поручению Капитула, то сюда бы пожаловала не она одна. А если дорогая Санди устроила все эти «мирные начинания» по собственной воле, то ещё неизвестно, что сказали бы по этому поводу почтенные дедушки, заседающие в Круглом зале.

Так или иначе, он молчал. И не считал себя связанным никакими словами. Война с упырями – это не его прихоть, не его фантазия, не его выдумка. Каждый день, каждую ночь эти твари выходят на ловитву – и убивают. А охотников слишком мало, чтобы дать настоящий отпор.

Вампиры прекрасно защищены от обычной, повседневной магии. Смотри печальную участь того же Анноке. Огнешары или там молнии, ледяные иглы или летящие валуны – от этого кровососов обороняет сама их природа. Отчего и почему – Вениамин очень хотел бы получить ответы, но времени на это у него не оставалось. Теоретические его изыскания продвигались тут весьма неспешно.

Нужно было нечто ещё более злобное, ещё более страшное, ещё более разрушительное. Там, где не справляется свет, в дело пойдёт тьма.

Руки чародея быстрыми и точными движениями наносили разрезы. В жилы вводились катетеры, вспыхнул огонь в разогревающих растворы печках.

Наверху ожил первый из кинетических кристаллов, вспыхнул на мгновение, передвинув концентрические рунные круги на строго определённый угол. По извивам начертанных символов побежали золотистые вспышки, в подземелье послышалось низкое, басовитое гудение.

Пробудился и глухо ухнул насос под каменной столешницей, проталкивая по жилам смешанную с эликсирами кровь. Вениамин быстро расставлял на лбу, груди, плечах, животе и бёдрах препарируемого трупа мерцающие столбики кристаллов своей собственной работы – обожжённых в его муфельной печи.

Руны наверху сжимали до упора поток силы от лей-линий, направляя его в строго определённой последовательности то на голову покойного, то на область сердца; магия впитывалась в мышцы и костный мозг, преображая и трансформируя ткани со скелетом.

Разрезы и распилы сделаны. С потолка, через скрытый в толще перекрытий канал-концентратор, от чёрного монолита в центре рунной мельницы, хлынул поток силы, настолько мощный, что воздух вокруг засветился лиловым; Вениамин протянул руки, окунул их в это сияние. Пальцы затанцевали, словно исполняя сложную гамму, и в такт этим движениям мёртвое тело на столе задвигалось, задёргалось судорожно, из горла вырвался жуткий хрип, смешанный с бульканьем.

Начинали плавиться кости, стремительно росли, разбухая, мышцы. С головы опадали курчавые волосы, и сама голова словно вдвигалась в плечи. Что-то с хрустом рвалось, а что-то, напротив, с мокрым хлюпаньем срасталось. Всё вместе это походило на работу мнущего глину гончара; вот только вместо глины тут была ещё совсем недавно совершенно мёртвая плоть.

Всё менялось, обретая иные очертания. Сила лей-линий вливалась, запасаясь в костях, в печени, в том, что раньше было жирком. Сквозь мускулы прорастали нити лей-кристаллов, крошечных, не видимых глазом, придававшие некроконструкту способности, превосходящие таковые у упырей. Глаза с новыми хрусталиками и сетчаткой могли теперь видеть в полной темноте, различать едва уловимый след вампира. Желудочно-кишечный тракт, как у ездовых варанов, легко переварил бы любую пищу, от коры, листьев и хвои до падали. Кожные покровы заменялись гибкой чешуёй, какую не прокусит вампирий клык и с трудом пробьёт даже тяжёлая арбалетная стрела, насквозь пронзающая рыцаря в полном вооружении с двух сотен шагов. Когти, напоенные серебром, способные к стремительной трансформации и перестройке, готовые в секунду обратиться разящими клинками.

Идеальное оружие убийства, безжалостное и неумолимое, знающее одну лишь только цель. Оно не отвлечётся на иных двуногих, не поразит невинных. Неутомимое, оно станет преследовать вампира днём и ночью, настигнет, улучит момент и нанесёт неотразимый удар.

Вениамина не терзало раскаяние. Пока «переговоры» Алисанды будут длиться, упыри сожрут, высосут, погубят и обратят невесть сколько ни в чём не повинных людей. Переговоры хорошо вести, когда противник готов сдаться тебе на милость, а не когда он повсюду и выбирает добычу, словно покупатель в мясном ряду.

Скорре не отступит. Пусть его проклянёт Капитул, пусть объявит его преступником, если узнает, пусть вынесет смертный приговор; пусть отвернутся все – он видел, что такое вампиры, он знает, что они зло.

Лиловое пламя вливалось в растягиваемую, разрываемую и вновь сшиваемую плоть. Насос гнал по жилам разогревающуюся кровь; сердце менялось, их становилось два, лёгкие увеличивались в объёме. Перерождались почки, печень, поджелудочная железа.

Сколько же труда потребовало всё это, сколько расчётов, сколько экспериментов, сколько опытов! Сколько неудачных попыток – с теми же големами, существами из глины, в которых Вениамин пытался вкладывать бычьи, медвежьи или кабаньи сердца. Сколько неудач, пока среди пыльных томов, найденных в своё время с Алисандой в забытых кабинетах Академии, не попалось «Ad Practicam Necromantiae», запрещённое, изъятое из университетов анонимное издание. В заколоченной аудитории кто-то засунул компактную, всего лишь in duodecimo[8], книжку меж двумя монстрами in regia folio, «королевских фолиантов», сомкнувших края.

Эту книжку он тогда Алисанде не показал. Может, потому что чародейка уже в то время казалась слишком властной, слишком любила распоряжаться, слишком быстро решала, что хорошо, что плохо и совершенно не выносила возражений?

Разумеется, нужные книги нашлись. Разве бывает иначе, если хорошо искать, тщательно выбирать, с кем имеешь дело, платить щедро, но не настолько, чтобы тебя сочли глупцом, обмануть которого – самое милое дело. Вениамин не стал тратить время на мелкие городки Припроливья, сразу отправившись в Империю Креста. Братья-рыцари чинили у себя во владениях строгий надзор, но, как обычно, когда пытаешься уследить за всем и вся, пропускаешь куда больше.

Оттуда Вениамин вернулся с дюжиной тщательно упакованных в вощёную кожу томов, уцелевших при разгроме гнезда некромантов где-то на дальнем юге и неведомыми путями попавших на север. Остального он искать не стал – для его целей этого хватало. Конечно, поднять орду мёртвых воителей против упырей было весьма заманчиво, но поиски нужных трудов отцов-основателей запретного искусства заняли бы слишком долгое время.

Вениамин заканчивал творить – кого? Гомункулуса? Зомби? Мертвяка? Неважно. Сам он называл их эрадикаторами. И были они всем хороши, кроме лишь одного – их нельзя было сотворить, выпустить в мир и забыть об их существовании. Да, они отыщут цель, настигнут и уничтожат, но надолго их не хватит.

И много их не сделаешь тоже. И не из-за нехватки свежих, только и подходящих для трансформации трупов; но также из-за опасного предела, который нельзя переходить некромагу. Иначе последствия будут как бы не злее, чем само вампирье проклятие.

Самые первые некроконструкты могли уложить одного упыря, после чего распадались, и Вениамину пришлось ещё и ставить там чары воспламенения, чтобы уж точно никто не отыскал никаких следов.

Потом их стало хватать на двух упырей, на трёх… Но всё равно, вернуться они не могли; Вениамину оставалось лишь творить всё новых и новых – не переходя определённого порога, разумеется. Правда, каждый последующий конструкт получался лучше и сильнее предыдущего.

Ещё немного, ещё чуть-чуть… по вискам стекает пот, но нельзя терять концентрацию. Сжатый до толщины волоса поток силы выжигает незримые руны в глубине плоти, которой теперь предстоит защищать других, ничего не требуя взамен.

Последнее погружение, самое глубокое. На миг сделаться создаваемым эрадикатором, впечатать в него образ врага, накрепко, навсегда, до самого конца.

Вениамин снял с того места, где были глаза покойного, пропитанную эликсиром повязку. Положил ладони на виски, сжал, усилием воли выбрасывая из головы все и всяческие мысли, кроме лишь одной – вампиры должны умереть.

Чтобы создать настоящего, истинного истребителя, надо самому очень сильно, по-настоящему ненавидеть того, кого собираешься убить. Ненавидеть до такой степени, чтобы быть готовым в любой миг отдать собственную жизнь, чтобы только пресечь существование врага.