Параллельные общества. Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов - Сергей Михалыч

10/ Проблема высокомерия

Это почти неизбежно. «Пока Бог еще не отделил чистых от нечистых, стремящиеся к праведности обособят себя сами». Какой бы светской, творческой и социально горизонтальной не была ваша община, в какой-то мере это чувство охватит вас и заставит снисходительно смотреть на тех, кто остался в большом обществе. В Джонстауне высокомерие переросло в идеологию демонстративного революционного самоубийства: мы слишком хороши для этого мира и его нечистых людей. В Израиле всем известно, что именно жители кибуцев — самые высокомерные граждане, считающие себя подлинными израильтянами, хранящими национальную культуру и религиозную традицию. На тех, кто живет в городах «обычным образом», они смотрят свысока и стараются с ними не смешиваться: даже когда приглашают горожан в кибуц на сезонную работу, то живут, едят, поют и танцуют отдельно.

Как можно смягчить эту психологическую проблему, которая, безусловно, обостряет отношения общинников с остальным обществом, да и вообще будит в человеке на лучшие черты, вроде самолюбования и потери самокритики? Важно постоянно подчеркивать, общаясь внутри общины: мы вовсе не более чистые, не более духовные, не более развитые, не высшие, не из светлого будущего и не из прекрасного прошлого. Мы просто иначе решили использовать свою жизнь и не считаем большое общество и приходящих оттуда людей ниже, грязнее, тупее и т. п. Отношения в общине это ИНОЕ, а не лучшее. Мир за ее пределами ДРУГОЙ, а не плохой. Для сохранения внутреннего психологического равновесия, даже, наверное, полезнее признать, что мир за пределами общины во много раз ЛУЧШЕ, но нам, собравшимся здесь, его «луч-шесть» оказалась ни к чему, и мы выбрали себе другой, поплоше. Добровольная сегрегация — не пример для подражания, но одна из альтернатив. Чем больше таких альтернатив создано людьми, тем интереснее и плодотворнее жизнь, тем разнообразнее цивилизация. Возможно, что ТАМ, в большом обществе, как раз все умнее, успешнее, сильнее, и этот мир оказался слишком хорош для нас, тех, кто решил от него обособиться. Лучше ошибочно и полувсерьез считать себя неудачником, чем ошибочно и полувсерьез считать себя сверхчеловеком, очистившимся от скверны.

11/ Сегрегация на экране

Очень многие проблемы, о которых говорилось выше, доступно показаны в кино, посвященном добровольным сегрегациям, а такого кино не мало. «Пляж» — это история о том, как закрытую от внешнего мира общину создали на острове некие буржуазные гедонисты, дети потребительской цивилизации, которые решили от этой цивилизации отдохнуть, уйдя в совместный бессрочный экстремальный отпуск. Они почти ничего не делают и блаженно предаются кайфу в джунглях на манер хиппи. У них есть авторитарный харизматик — их лидерша. Когда акула покусала одного из них и вылечить его не смогли, его просто вынесли за пределы общины умирать, точно так, как это делали ессеи. Слияние с природой — их стиль, и вот уже один из них, изгнанный лидершей из общины, превращается в лесу в одичавшего Бена Гана, то есть сливается с природой не в шутку, а всерьез. В итоге община оказывается временной и распадается под давлением враждебного окружения. Ее разгоняют, а захватывают это райское место те, у кого есть в этом мире конкретный классовый интерес, те, кому нужно кормить детей и кто ради этих самых детей выращивает там наркотики. Местные наркокрестьяне, решительные, вооруженные автоматами, упраздняют этот дикий курорт, потому что он им мешает. Да и внутри общины проступают те же отношения, от которых, собственно и убежали любители нетронутых островов.

«Бойцовский клуб» — история про совсем другую самосегрегацию. Здесь тоже есть харизматик сверхчеловек, бывший офисный гедонист, однажды расколовшийся надвое и обнаруживший в себе радикального нигилиста. Но эта сегрегация не прячется, она существует как сквот с авторитарным вождистским устройством, потом уже как сеть таких общин, и готовят они революцию, наращивают конфронтацию с враждебным городом и накручивают градус своего героического высокомерия. Это ассасины, которые в наш гуманный век не убивают, а просто дестабилизируют цивилизацию. Это ассасины, какими бы их хотели видеть сегодня Берроуз и Брайон Гайсин. Они законспирированы и общаются на собственном партизанском языке. У них везде сторонники, потому что они культивируют саморазрушение, а современный человек, измотанный капиталистической гонкой, ненавидит сам себя и с нездоровым восторгом относится к перспективе рукотворного апокалипсиса вроде отключения электричества во всем мире или взрыва всех офисных башен под истерично-веселую музыку группы «Пикчез».

Важно, что ни там («Пляж») и ни там («Бойцовский клуб») обе сегрегации ничего не производят, не участвуют в экономическом обмене с обществом, не являются мастерскими, но являются реабилитационными общинами для уставших от большой цивилизации, для покалеченных гонкой. Контакт с этой цивилизацией негативный, через насилие, в «Бойцовском клубе», но особенно в «Матрице», где отряды прячущихся от «машинной власти» последних людей ведут свой джихад. «Матрица» — это заострение проблемы. Столкновение харизматической общины (во главе ее «Избранный») с бездушным обществом («машин») доведено до мифической, сказочной схемы, а высокомерие изоляционистов превращает «противоположную сторону» в бесчеловечную электронную власть и ее спящих в растворе рабов. Правда, в конце происходит замирение и изоляционистам дается право на автономию, если они оставят «машинную цивилизацию» в покое и пожертвуют своим харизматиком, окончательно превратив его в мистического мученика спасителя, принесенного в жертву в начале нового эона истории.

Во всех этих фильмах, с которых начался XXI век, немало лживого, схематичного или взятого именно из древней, а не нынешней истории самосегрегаций и автономий. Гораздо более реалистичный и потому не столь эффектный и массовый фильм — «Вместе» Мудиссона. В нем показана реальная, а не мифически-глянцевая попытка добровольной сегрегации (без харизматика) и все ее типичные проблемы: избыток героизма у нетерпеливого левака, примкнувшего в итоге к террористам, никуда не девшийся эгоизм девушки, которая предпочитает свободные сексуальные отношения для себя, но не может простить их своему молодому человеку, непонимание соседей, проблемы нетрадиционного сексуального выбора и т. п. Главной метафорой жизни общины как попытки «снять» и «изжить» конкурентный тип отношений между людьми становится футбол, в котором все еще есть две условные команды и ворота, но героям вдруг становится не важно, в какие именно ворота забивать гол. Эта игра теряет прежний смысл и превращается в новое развлечение без возможности кого-то «обыграть по очкам». Впрочем, чтобы узнать о перспективах и проблемах добровольных сегрегаций нового времени, лучше все же рассматривать их непосредственный опыт, а не художественное кино, чем мы дальше и займемся.

Часть третья

СВЕТСКИЕ КОММУНЫ НОВОГО ВРЕМЕНИ

12/ Известны четыре способа менять мир и реализовывать историю общества

Реформистский — это когда ты пытаешься изменить законы в более справедливую сторону и рассчитываешь добиться их соблюдения в реальной жизни.

Революционный — это когда ты не веришь в изменения внутри самой системы и готовишь ее крушение, а также выстраиваешь параллельные, основанные на совсем других принципах институты, опыт которых пригодится после революции для организации новой, качественно иной, системы, которая неизбежно понравится не всем.

Индивидуальный — ты отвечаешь только за себя и сам меняешь свою жизнь, ничего никому не навязывая, ну, в крайнем случае, подавая заинтересовавшимся гражданам пример. Чем больше появится таких, отвечающих за свое поведение и потребление, людей, тем и общество станет лучше.

Коммунитарный — когда ты вместе с единомышленниками создаешь экспериментальные коллективы, внутри которых должны возникнуть другие, альтернативные системным отношения, вовсе не обязательно пригодные для всех и везде. Туда будут уходить люди, не согласные с системой, но при этом не верящие в возможность и нужность революции и не готовые отвечать за все, что с ними происходит, строго индивидуально. Это другой «микросоциум» и конкурирующая форма коллективности.

В новые времена, когда язык религии утратил свои эксклюзивные права на объяснение смысла жизни, стали возникать светские, то есть не религиозные, коммуны, общины и альтернативные поселения. В чем их главные отличия от общин религиозных?

Создатели светских самосегрегаций знают, что апокалипсис не единственная альтернатива тому, что есть, вместо духовного небытия вполне возможно социальное инобытие. Возможно «другое», пусть и очень небольшое общество, если только большое общество согласится допустить такие микроэксперименты на «своей» территории. Опыт показывает, что апокалипсический драматизм и романтический суицидальный пафос исчезают, по мере того как растет вера людей в реальные изменения человеческих отношений, по мере того как растет сам навык этих альтернативных отношений. Бывает, впрочем, и наоборот, когда формально светская община мутирует в деструктивную секту под влиянием враждебного окружения или внутренних конфликтов.