Код Андрея Рублева - Надежда Максимова

Он прокашлялся.

— Ну, насчет воина ты, по-моему, загнул. Хорошо хоть не сказал, что он был шахид.

— Шахид — это не тот, кто взрывает людей в людном месте, — совершенно невозмутимо ответствовал Али. — Шахид — это тот, кто умер за веру.

Час от часу не легче.

— А Христос не умер, — нашелся, хотя и не сразу, Иван. — В смысле, он воскрес.

— А, — сказал восточный мальчик.

Похоже, тут начинались какие-то религиозные тонкости.

— Ну ладно, а с чего ты решил, что он был воин?

— На нескольких иконах написано «Царь славы». И еще «Ника». Ника — это богиня победы?

Иван невольно потянулся рукой, чтобы почесать в затылке.

— Э-э, я думаю, — медленно произнес он, — что тут имеется ввиду победа в духовном смысле.

— Хороший воин всегда побеждает в духовном смысле. Сун-цзы в трактате о воинском искусстве писал: «Сто раз сразиться и сто раз победить — это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего — покорить чужую армию не сражаясь. Поэтому тот, кто умеет вести войну, покоряет чужую армию, не сражаясь; берет чужие крепости, не осаждая; сокрушает чужое государство, не держа свое войско долго. Он обязательно сохраняет все в целости и этим оспаривает власть в Поднебесной».

— Ни фига себе! А ты откуда все это знаешь?

— У меня папа — учитель.

— Не хило у вас поставлено образование.

— Ну, это не везде так, — скромно заметил Али.

— А как ты запоминаешь такие большие куски наизусть? Какая-то особая методика? Или национальная особенность? У вас, говорят, есть люди, которые весь Коран читают по памяти, это правда?

— Я читаю весь Коран по памяти.

— Атас! Это ж целый томище!

— Мы отвлеклись, — напомнил восточный мальчик.

— А, ну да. Ты еще что-нибудь увидел этакое?

— Какое?

— В смысле, необычное?

— Да. Вон там икона, где написано «Борис и Глеб». Имена мужской, а нарисованы мужчина и женщина.

— Чево?

— Иди сам смотри. Один с бородой, другой с длинными волосами.

— Подумаешь… У Христа, вон, на всех иконах тоже длинные волосы, но он точно мужчина.

— Я знаю, что иконы пишутся по канону.

— И что?

— Люди на иконе «Борис и Глеб» нарисованы лицом к лицу. По канону так изображали супругов. У них даже нимбы соединены в сердце.

Иван мгновение помедлил, тараща глаза, потом побежал и уставился на указанную икону. А-бал-деть! У него аж лоб вспотел.

Действительно, если приглядеться, то очень даже похоже, что изображены действительно мужчина и женщина. Что делается-то, православные!

И как же такое понимать? В истории, помнится, ясно сказано, что Борис и Глеб — младшие братья Ярослава Мудрого, тихие и кроткие, к которым Святополк Окаянный подослал убийц. Невинно убиенные отроки стали первыми русскими святыми. Никаких сомнений тут быть не может. Но изображение на иконе…

Иван тряхнул головой, отгоняя неудобные мысли и изрядно озадаченный вернулся к неподвижно сидящему Али.

Тот поднял голову и посмотрел вопросительно.

— Ну да, — промямлил мурманчанин, — что-то такое есть, но, честно скажу, я не понял. И если ты прав, и изображены действительно мужчина и женщина, то просто не представляю, что это может означать. В общем, надо перечитать историю.

— А ты сам что-нибудь нашел?

— Я? — Иван встрепенулся, — да, разумеется. В первую очередь хочется сказать о Рублевском Спасе, перед которым мы сейчас сидим. Я раньше много раз видел его в репродукциях и даже не подозревал, что он так огромен. Тут добрых полтора квадратных метра!

На репродукциях или в Интернет-картинках внимание фиксируют только на лик Христа. И там совершенно не видно, что в оригинале живопись сохранена лишь на одной десятой части общей площади. Все вокруг не то, чтобы истерлось, осыпалось по ветхости, а… — тут Иван перевел дух и закончил залпом: — Все остальное, по-моему, просто уничтожено. Вокруг лика Христа чисто выструганная доска без каких либо следов краски или хотя бы грунта.

— Я думаю, что обе крайние доски не строгали. Их заменили.

— Похоже. Правая вон даже по размеру не подходит — смотри, как она выступает внизу… Будто нарочно делали, чтобы бросалось в глаза.

— Угу. Еще что-нибудь?

— Заметил одну вещь, но тут я не уверен.

— Что?

— Обрати внимание, у Рублевского Христа на шее вроде бы звездочка. С одной стороны понятно, что крестик он носить не мог — крестик у христиан появился, как память о нем, после распятия. Но все же интересно — вдруг это некий символ Вифлеемской звезды, под которой он был рожден?

— Или просто случайные черточки.

— Может и случайные. Но в форме правильной звезды.

Иван помолчал.

— Как думаешь, зачем понадобилось уничтожать большую часть изображения?

— Когда мусульмане вошли в Мекку и стали рушить идолов в Каабе, один воин хотел смыть водой настенное изображение Богородицы с Христом. Мухаммад запретил ему делать это, прикрыв ладонями лики Богородицы и Младенца.

— Что ты этим хочешь сказать? — напрягся Ванька.

— То, что здесь тоже сохранили только лик.

Бог знает что отвечать на такие заявления. Иван угрюмо помялся, но так ничего и не придумав, сказал:

— А знаешь, я кое-что заметил, только не знаю, как это истолковать. Вот присмотрись к участку чуть ниже и левее звездочки. Тут на самом краю сохранившегося красочного слоя можно разглядеть остаток какого-то изображения. Видишь? Что-то вроде пальцев руки.

— Благословляющий жест?

— Тогда указательный и средний пальцы должны быть подняты вверх. А здесь совсем другое расположение. И, обрати внимание, пальцы маловаты для взрослого человека.

— Ты хочешь сказать, что на этой иконе Христос держал на руках ребенка?

— Не знаю, — прошептал Иван.

* * *

Вечером я вернулся довольно поздно и против всяких ожиданий обнаружил, что Ванька вовсе не извелся от ожидания и желания поделиться впечатлениями, а увлеченно творит что-то на моем компьютере.

Какой самостоятельный мальчик…

— Кхм, — сказал я, сгружая на стол выпрошенный у приятеля ноутбук.

— Ага, привет, — откликнулся ребенок, не поворачивая головы от экрана. — На плите рыба, я пожарил, можешь разогреть.

— Что-то я раньше не замечал в тебе рвения к домашнему хозяйству…

— То раньше. А теперь нужно учиться быть самостоятельным и рационально расходовать средства.

— Ну да, — несколько озадаченно произнес я. — Рационально — это то, что надо. Меня потом научишь?

— Легко!

Мда, новое поколение сегодня открывалось мне с какой-то неожиданной стороны…

— Кстати, — поинтересовался я, — а чем ты сейчас так серьезно занят?

— Ищу работу, естественно.

— Фри-лансера?

— Но ты же сам сказал, что разгружать вагоны меня вряд ли возьмут… Вот, отобрал десяток предложений для IT-специалистов, выслал резюме…

— Оперативно. Но пока работодатели еще не откликнулись, может поужинаем вместе?

— Вообще-то, мы уже поужинали.

— Мы?

— Да. Я и Али.

— Какая прелесть, — пробормотал я. — Надеюсь, Али — это кот?

— Нет, Артем. Али — это мой новый друг. Сегодня за ним погнались скинхеды, а я ему помог. В общем, мы познакомились.

— Судя по тому, что ты выглядишь вполне целым и невредимым, знакомство обошлось без жертв. Второй вывод: твой новый друг — приезжий. Не узнавал откуда?

— Из Узбекистана. Кстати, старушка, у которой мы сегодня обедали, рассказала, что в войну многие узбекские семьи принимали эвакуированных русских детей, а одна семья даже усыновила 52 ребенка: русских, украинцев, татар… В общем, целый интернационал. И всех вырастили. Здорово, правда?

Я почесал в затылке и спросил осторожно:

— Но ты, надеюсь, не собираешься усыновить и вырастить своего нового приятеля?

— Нет, конечно. Во-первых, он старше меня, а во-вторых, у него есть родители.

Я возвел глаза вверх и с чувством произнес:

— Слава богу.

— Да брось ты, он славный парень.

— Понятно. И ты не решился бросить славного парня на улице и привел в дом. Кстати, где он сейчас?

— В спальне.

— Спит?

— Нет, молится. По его вере нужно молиться пять раз в день.

Я взялся двумя руками за голову. Для полноты картины не хватало только, чтобы этот парень оказался религиозным фанатиком или вообще террористом. Вот так придешь домой с работы, а тут база террористов, вокруг оцепление из ОМОНа и зверски выглядящих спецназовцев, и кто-то орет в репродуктор, призывая сложить оружие и выходить с поднятыми руками.

Жуткие сцены, нарисованные моим разыгравшимся воображением, были прерваны появлением обсуждаемого персонажа.

— Здравствуйте, — вежливо произнес предполагаемый член террористической группировки. — Можете называть меня Али.

— Очень приятно, — пробормотал я. — Артем.