Тест для ангелов. Серия «Корни и крылья», книга 2 - Таша Истомахина

А сегодня Савелий получил результаты серии анализов, сильно затянутых в производстве. По ним выходило, что немедленно нужно переливание крови. И всё бы ничего, да только группа крови у него оказалась чрезвычайно редкая.

Я с трудом разобрала через всхлипы рыдающей женщины медицинские характеристики, по которым должен проходить донор для Савелия. Одно было разборчиво – меня просят позвонить Мале и узнать, где можно раздобыть столь нужного человека. О том, что моя подруга работает в лаборатории, я сама сказала Марусе в один из вечеров, когда нечем было закрыть затянувшуюся паузу в разговоре.

Уже позже для меня прояснилось, что Савелию во время лечения давали препарат, который вызвал анемию. Когда его выписали домой, показания продолжали стремительно ухудшаться. Когда врачи спохватились и отменили таблетки, анемия проявилась клиническими признаками в виде слабости, головокружения и одышки. Это и стало показанием к переливанию крови. Можно было влить Савелию эритросодержащие компоненты, но это бы не наладило кровоостанавливающую функцию в его организме. Такое выраженное гемостатическое действие могла оказать только свежая кровь.

…Маля ответила мне четко и кратко.

– Да.

Я даже слегка растерялась:

– Какая-то ты, Марьяна, сегодня по голосу казенная.

Подруга засмеялась в ответ:

– Не обращай внимания. Просто переключиться не успела. Сегодня получила с десяток входящих звонков с самыми разными проблемами. Но это всё ерунда. Как вы там поживаете?!

Я очень люблю Малю за легкость восприятия и открытую доброжелательность. При всей её загруженности, она никогда не предложит перезвонить позже. Вот и сейчас, внимательно выслушав то, что я записала со слов Маруси на обрывок чека из продуктового магазина, Маля пообещала разузнать, что сможет, и уже к вечеру выдала мне сжатую теорию по данной проблеме в виде электронного письма:

«Привет! Было мало времени, поэтому нашла по теме только такую инфу. Вашему Савелию, скорее всего, сделали анализ с фенотипированием. Каждая клетка крови имеет на своей поверхности антигены, и у каждого человека набор антигенов (фенотип) строго индивидуален. Некоторые больные особенно чувствительны к чужеродному фенотипу. Савелий из их числа. Нужного ему донора найти очень сложно, да что там, невозможно. Запасов подобной крови в регионе не имеется, и доноры с таким фенотипом тоже не зарегистрированы. Конечно, Савелию могут подобрать консервированную кровь, наиболее подходящую, а может даже просто вольют эритроцитарную массу. Однако проку от такой процедуры будет меньше, и всё равно будет существовать высокий риск развития посттрансфузионного осложнения, при котором кровь сворачивается, эритроциты разрушаются…

Но надо искать и не сдаваться».

Следом Маля сбросила номера телефонов станций переливаний крови в других городах. Посоветовала давать объявления бегущей строкой, проверить картотеку сотрудников в больнице. Я чуть было не соединила её с Марусей напрямую, так хорошо она умеет надёжить и поддерживать. Но жена Савелия к вечеру уже стала всё той же уравновешенной женщиной, которой, как и прежде, даже неудобно предлагать помощь. Маруся приняла через меня все советы Мали и начала действовать. Процесс поиска донора был запущен…

…Через неделю в контору зашел Савелий, зная, что я по субботам иногда работаю. Принес пончик в сахарной глазури. Спросил, почему я такая растерянная.

Пришлось рассказать, что этим утром я чуть не разбилась насмерть. Ступила на лестницу, деревянные ступеньки которой были обиты железом, блестевшим от только что пройденной по ним влажной тряпки. Обе мои руки были заняты посудой, а голова мыслями, поэтому стремительно скользнувшая по мокрому пластиковая подошва туфель не дала мне ни единого шанса сгруппироваться. Падая навзничь, совершенно плашмя на ребра лестницы, я, однако, успела подумать: «Сейчас я жестко разобьюсь!». Но мои ангелы не дремали. Они то ли подложили мне соломки, а может просто подхватили в падении, но с острым железом не соприкоснулись ни моя голова, ни позвоночник – я лишь зашибла мягкую часть ребра и ободрала ладонь. Тем не менее, упала я так громко, что на обоих этажах, на втором и в цоколе, люди обеспокоенно вышли посмотреть, что же происходит на лестнице.

И только в конце истории до меня дошло, что я разговариваю с человеком, который уже несколько недель ходит по краю. Савелий прочитал по моему смятению мысль, что сверкнула у меня в голове, и поспешил успокоить:

– Ты права. Умереть сегодня – страшно, а когда-нибудь – ничего! – потом улыбнулся лукаво, как бывало раньше, когда он подшучивал надо мной, ещё до болезни. – Мне ведь тоже соломки подстелили. Представляешь, вчера врач решил проверить есть ли в картотеке работников больницы хоть кто-нибудь, немного подходящий на донорство. Оказалось, что человек с тем же редким фенотипом, что и у меня, устроился на работу в больницу пару месяцев назад.

– Там снегу навалило

Мелания была кратка. Ответила, даже не сдвигая с проема окошка ситцевую занавеску.

– Ага… Зимненько

Она, поджав губы и ссутулившись, читала что-то бумажно-газетное. Неужели я тоже не контролирую осанку?

Я присела на краешек стула в гостиной. В камине под пеплом мерцал неворошенный жар. Тучи, которыми оделось небо, красили комнату в сизое. Ослепительный снег на деревьях, земле и крыше сарая добавлял ко всему режущую глаз четкость. Мне эта сизость и четкость не нравились. Я сунула руки в рукава куртки, ноги – в сапоги, на голову накинула капюшон и вышла на скользкое крыльцо.

На крыше дома снег лежал слоями. Как по годичным кольцам на стволе деревьев можно посчитать их возраст, так и по наледям виделось, как часто шли здесь снегопады. По метровому краю сугроба, который еле удерживала деревянная крыша, слой за слоем читались все непогодные дни.

На дворе резко потеплело. Снег был мокрым и тяжелым, отчего каждый мой шаг оставлял на земле темные влажные следы. Мелкая птаха славила оттепель отрывистой щелкотней, прячась где-то среди запушенных снегом ветвей, похожих на хлопковую вату.

Посреди ограды я неожиданно увидела странного снеговика. Нет, скорее ужасающего. Кто-то слепил его наспех. Из туловища, кое-где истыканного жухлой листвой, не получились ровные окружности, отчего снеговик был сильно скособочен. На его соломенную шевелюру водрузили крытый эмалью тазик, из-под которого слегка поблескивали близко посаженные глаза-угольки. Косоглазие у парня было на лицо.

Править фигуру снеговику я не стала. Просто вынула угольки и морковь, горячей ладонью стерла ему лицо, а потом нарисовала заново, широко расставив глаза и приподняв бодро носик. Нарисовала улыбку. Расправила челочку из соломенных волос. Вместо тазика накрыла макушку ведерком, сдвинув его набекрень. Мои мокрые пальцы прилипали к холодному железу.

Я села на скамейку напротив, спрятав покрасневшие ладони в карманы, и улыбнулась снеговику в ответ. Так мы переглядывались довольно долго, пока во двор не вышла моя соседка.

Мелания вернула назад угольки, сдвинув их ближе к морковочному носу. Сам нос и уголки нарисованного рта она опустила вниз, применив тот же метод горячей руки. Потом было отошла, но передумала. Ловко наломав тонких прутиков, она воткнула их в верхний шар снеговика вместо соломенной шевелюры и шляпы из ведра. Две веточки сложила углами и пристроила их над черными глазками. Уж лучше бы я оставила первоначальный вариант!

Мелания предупредила меня на будущее:

– Своего лепи

Я хотела ответить что-нибудь суровое, но засмотрелась на Люкá, совсем забыв, что я теперь даю Мелании отпор. Я его всяким уже видела – и прилепленным к двери, и той стороной, где у него крепления, и в паре с братцем – но никогда еще он не был столь забавным.

– Я за ружьем, – прошептала Мелания, однако осталась стоять на месте, разглядывая гостя с нескрываемым изумлением.

Оплетаи внешне выглядят как половина человека. Одна нога, одна рука, одно ухо, один глаз. Бывают Правые и Левые Оплетаи. Когда они попарно соединяются, привязываясь один к другому, то бегают очень быстро. Другое их имя – Половайники. Сама я первый раз увидела Оплетая, когда Серафим обнаружил его прилепленным к внешней стороны двери. Люка тогда шпионил на Кромлех. Больше всего меня поразили его присоски на гладком месте «отреза». Допрашивая Люкá, Серафим плеснул на них растительного масла, чем нанес существенный урон – наш противник не смог слепиться со своим Половайником. Убегали они в рассыпку, смешно прыгая каждый на одной ноге.