Эксперт № 01-02 (2014) - Эксперт Эксперт

На какой-то момент шахтеры стали главной движущей силой демократизации политических систем Запада

Фото: East News

Нефть победила

У финансируемой американцами реорганизации Европы было несколько составляющих, но основными стали следующие. Европейское объединение угля и стали, созданное в качестве первого шага к политическому союзу в Европе, снизило конкуренцию в угольной отрасли. Оно поддержало механизацию добычи угля, причем на смягчение негативных последствий от вызванного этой механизацией закрытия шахт и безработицы были выделены специальные средства. Соединенные Штаты помогали финансировать программу, которая снизила способность шахтеров проводить эффективные забастовки, резко сократив их число и упростив поставки угля из-за границы.

Но главным было даже не это. Основной составляющей плана стала нефть. США финансировали переход европейской энергетической системы с угля на нефть, потребление которой все увеличивалось и увеличивалось, что позволяло ослабить позиции европейских шахтеров-угольщиков и нанести поражение левым.

«Корпоративная демократия послевоенной Западной Европы строилась ради этой реорганизации потоков энергии. Средства Программы восстановления Западной Европы помогли оплатить создание нефтеперерабатывающих заводов и установку работающих на нефтяном топливе промышленных бойлеров, построив инфраструктуру, необходимую для перехода с угля на нефть. США поощряли строительство дорог, выделив странам, участвовавшим в программе, 432,5 млн долларов на закупку американских автомобилей, а также субсидировали итальянских и французских автопроизводителей. В Западной Европе не было крупных месторождений нефти, так что дополнительная нефть поступала с Ближнего Востока [где работали американские нефтедобывающие компании]», — пишет Митчелл.

США также взялись поставлять сталь и строительное оборудование в Персидский залив для строительства трубопровода, идущего с востока Саудовской Аравии в Средиземноморье и позволившего быстро увеличить поставки нефти в Европу. Одновременно администрация Плана Маршалла разработала глобальный ценовой план для нефти. Нефть с Ближнего Востока была гораздо дешевле, если сравнивать с соответствующими затратами на американскую нефть, цена на которую зависела от выделяемых государством квот на добычу. Однако у Европы не появилось возможности воспользоваться дешевой ближневосточной нефтью — согласно этому плану, она поступала в Европу по очень высокой цене, цене импорта из США: «Более 10% средств Программы по восстановлению Европы шло на приобретение нефти, представляя собой крупнейшую статью расходов в Плане Маршалла. Программа восстановления Европы финансировала более половины нефти, поставленной странам — участникам Плана Маршалла американскими компаниями в период его действия (с апреля 1948 года по декабрь 1951 года), превратив нефтяные компании в одного из крупнейших выгодополучателей Плана Маршалла».

В результате всех этих усилий доля нефти выросла в западноевропейском энергопотреблении с 10% в 1948 году до одной трети к 1960-му. Нефть победила.

Тимоти Митчелл не пишет о «заговоре». Не было никакого заговора. Был, как ему кажется, лишь строгий экономический и политический расчет: «Современная массовая политика стала возможной благодаря развитию способов жизни, которые использовали энергию в совершенно новых масштабах. Использование угля дало термодинамическую силу, снабжение которой в XIX столетии стало увеличиваться в геометрической прогрессии. Демократия иногда описывается как следствие этого изменения, возникающее тогда, когда быстрый рост промышленной жизни разрушает прежние формы авторитета и власти. Способность выдвигать демократические политические требования, однако, не была побочным продуктом роста использования угля. Люди стали формулировать успешные политические требования, научившись действовать внутри новой энергетической системы. Они собрались в политическую машину, используя механизмы самой этой системы. Эта сборка политической власти была позднее ослаблена переходом от коллективной жизни, построенной на угле, к социальному и техническому миру, все больше опирающемуся на нефть». Посмотрим, что будет ждать нас в эпоху увядания этого нефтяного мира.

Митчелл Тимоти. Углеродная демократия: Политическая власть в эпоху нефти. — М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2014. — 408 с.

Измеряй и правь

Павел Быков

Доверие к научно обоснованным методам улучшения человеческого общества силами государства не раз оборачивалось конфузами, а иногда и трагедиями

Скотт Джеймс. Благими намерениями государства. Почему и как проваливались проекты улучшения условий человеческой жизни.

«Благими намерениями государства» — возможно, наиболее актуальная книга для России в ее сегодняшнем состоянии. Наверное, наивно было бы полагать, что прочтение одной умной книги может радикально изменить российскую бюрократию, однако так и подмывает написать: обязательно для прочтения чиновникам всех уровней. Впрочем, это, может быть, не только наивно, но даже и опасно. Того и гляди, прочтут, еще лучше разберутся, чем именно на самом деле они занимаются, а нам потом расхлебывать. И нынешние реформы образования и здравоохранения покажутся цветочками…

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="http://an.yandex.ru/system/context.js" /sc'+'ript ');

Итак, эта книга о том, что, когда государство берется что-то улучшить, на деле оно это что-то не столько улучшает, сколько упрощает.

Такое упрощение (стандартизация и схематизация) может оказаться полезным и даже весьма полезным, но только до той поры, пока госуправление не разрушает естественное многообразие реальной жизни. Наглядный пример из книги — феномен «итальянской забастовки», суть которой не в том, чтобы перестать работать, а в том, чтобы работать строго по правилам. Другой пример: попытки выращивать требуемые сорта дерева самым рациональным образом — безо всяких там кустов, мелколесья, некачественных деревьев и прочего, а стало быть, без всего того, что позволяет лесу расти здоровым. Опыт показывает: сколь бы умны и подробны ни были инструкции, когда им начинают следовать буквально, игнорируя многообразие жизненных ситуаций, любое производство, любой достаточно сложный процесс встает.

Джеймс Скотт блестяще показал: за что бы государство ни бралось, его основная задача — превратить общество из понятного прежде всего своим рядовым членам в понятное прежде всего госаппарату. Широкие проспекты, адреса, земельные кадастры, фамилии, единые системы мер — все это подчинено одной цели: сделать общество максимально прозрачным для чиновника и максимально отзывчивым к его манипуляциям. Цели государства всегда довольно ограниченны и утилитарны: налоги, безопасность, призывники, а объемы бумажной работы слишком велики, чтобы загромождать их ненужными подробностями, потому и «карта» общества, которая получается у государства, всегда слишком проста.

Впрочем, это полбеды. Беда в том, что государство не только создает эту «карту», но и пытается преобразовать общество в соответствии с ней. И кстати, это втискивание реальной жизни в прокрустово ложе бюрократических циркуляров бывает весьма болезненным и частенько при этом бессмысленным, с точки зрения большинства.

«Сбылась вековая мечта масс о правильности только одной меры! Революция дала народу метр», — гласил один из французских революционных декретов. Избыток разных мер действительно не способствовал торговле, но и мешал не слишком. В повседневной жизни люди легко ориентировались в таких мерах расстояния, как «бросок камня» или «три раза сварить рис». Существовала масса договоренностей: когда насыпать зерно в корзину «с горкой», когда «с полугоркой», а когда вровень с краями; какой формы должны быть гребки и кто должен ровнять зерно; с какой высоты насыпать зерно — от пояса или от плеча (разная степень утрамбованности). Ни для кого все это разнообразие сложностей не представляло, мешало оно только государству, которое хотело точно знать, каков урожай и сколько можно собрать налогов.

И наоборот, введение единой меры было удобно для чиновников, но не для крестьян. «Сообщение фермера, что он арендует двадцать акров земли, столь же информативно, как и сообщение ученого, что он купил шесть килограммов книг», — пишет Скотт. Для крестьян куда важнее было, какой урожай можно собрать с этого поля, скольких людей оно может прокормить — в таких единицах и считали землю. Скажем, в Ирландии маленькие фермы описывали как «ферма одной коровы» или «ферма двух коров», чтобы понять, каким количеством молокопродуктов может обеспечить семью этот участок земли (то есть корова была интегральной характеристикой размера участка, качества почвы, климата и урожайности произрастающих культур). Поэтому стоит ли удивляться, что и через 20–30 лет после введения единых мер (того же метра) их использование было скорее формальностью, чем реальной практикой.