Когда любовник моложе (отрывки из книги) - Лилия Гущина

Лев Николаевич еще не рванул на велосипеде по железнодорожной терке из своего пряничного скита. Но уже не в силах с былой лихостью засеивать окрестные деревни бастардами и начинает понемногу блажить. В вегетарианском гневе колесует за прелюбодеяние одну жену и пришпиливает к вечности другую, пока Софья Андреевна прыгает с книжных шкафов в напрасной надежде на выкидыш.

Уже серебрится, оседая на пальцы, морозная пыльца кокаина и входят в моду самоубийства, значительно облегченные и театрализованные серийным производством револьверов:

- Надеюсь, мадам, теперь вы осознали как жестоко ошибались, обращаясь со мной, точно с мальчишкой, годным для перелистывания нот и ловли по кустам вашего несносного шпица!

И щелкают курки от невыносимого блаженства юных терзаний и мелькают среди мраморных крестов стройные незнакомки под черной вуалью и с красной розой.

Туберкулез еще зовется чахоткой и льнет к утонченным натурам, пряча под интересной бледностью каторжное нутро. Самая прекрасная его жертва, Мария Башкирцева, уже свела с ума своим дневником, подсвеченным очарованьем ранней гибели, впечатлительную российскую молодежь. А также навела литературных критиков на мародерскую мысль о продуктивности неестественной смерти для гениев и их славы, взятую на заметку и позднее широко внедренную в практику еще безусым Тамерланом.

Еще не опечатаны границы и менее экзальтированная публика лечит все эти грудные болезни последнего неращепленного века , от легочных до сердечных ,на каком-нибудь модном курорте. Например, Бад-Наугейме, привлекательном своей дешевизной и неразбавленным кислородом.

Сюда в мае 1897 года привезут Сашу Блока, академического отпрыска с обликом юного демона. Шекспир в подлиннике, любовь в литературных переводах, в коробке скребется майский жук, в снах - теостерон.

Сюда же прибудет действительная статская советница Ксения Михайловна Садовская, ровесница матери, смесь Офелии и Гертруды. С невыносимо синими глазами, сладкими духами и белым платьем, которое натягивалось на груди, когда она слишком усердно налегала на легкие весла.

Гимназист восьмого класса был сражен. Сразу и навсегда.

Гортанная хохлушка не была профессиональной охотницей на хрупких херувимов. Трое родов за десять лет замужества, подорванное ими здоровье, хворые дети, высокопоставленный супруг, каренинского кроя, - да тут и для нормального адюльтера с трудом отыщется место и уж вовсе не до возни с наэлектризованными подростками.

Кого другого отвадила бы в два счета:

- Зубрите, деточка, латынь, пока родители не отшлепали вас за куры почтенным курортницам.

Но за неловкими ухаживаниями - ежеутренние розы на крыльце, теневой конвой, шелест и хруст в зарослях ольхи за рамами спальни - скрывалось нечто, чему Ксения Михайловна не могла сопротивляться. От растерянности поначалу помыкала, тиранила, манила, отталкивала, пела романсы, била зонтиком по руке, плескала на завороженного гребца водой, вспугивая озерных лебедей, вела себя то как кокотка, то как курсистка. В общем, вполне нелепо и влюблено.

Матерый соблазнитель уже кушал бы в номере арбуз и торжествовал победу. А незакаленный трубадур и без того помраченный рассудком, получая то ожег, то остуду , окончательно утратил ориентиры, нарекал остолбенелую матушку "Оксаной" и крал из ее несессера флакон за флаконом мятное полоскание для рта.

Между мужем и пажом зияла сорокалетняя пропасть.

Именно эту , а не собственную разницу в возрасте требовалось прежде всего преодолеть супруге тайного советника Садовского. Ради чего? На самый нетрезвый взгляд отношения не имели никакой перспективы , кроме шушуканья, смешков за спиной, поджатых губ, " барыня нынче не изволят принимать"..

Шарахаться зеркал, стыдиться людей, бояться барышень, чтобы в итоге неизбежно оказаться брошенной и забытой ? Пряная прель наркотически щекочет ноздри юнцов , а зрелый мужчина от нее морщится и чихает. И, внятно объяснив себе все это, Ксения Михайловна тут же совершила головокружительный прыжок.

За что с нас до сих пор причитается.

Теперь оба сияли при встрече. Она взяла его, не поранив, что вряд ли удалось бы неловкой сверстнице - слишком нежный объект со всеми признаками гемофилии, болезни принцев и лириков. Крохотная царапина и от трепетного эльфа не осталось бы и мокрого места. Он же был цел, невредим и прокрадывался на заре в свою комнату, чтобы обрушиться на постель мертвым молодым сном, несомненно полезным для потрясенного ростом организма. Развейся и угасни этот роман естественным путем, возможно, русская поэзия обрела бы своего северного Лорку, чувственного и живого. А не гранитного Нарцисса в снежной маске символизма. Я бы, например, не возражала. Кого-кого, а торжественных импотентов нам хватает.

Но не вышло.

Оказалось, что юный любовник, сам того не ведая, женат. Самым фатальным и нерасторжимым из всех земных браков - на собственной матери. Первый ребенок у Александры Андреевны Блок родился мертвым. Второй и последний, Сашура, был ее единоличным божеством и делиться им она ни с кем не собиралась. Тем более с ровесницей, которая соперница вдвойне - и ублажит, и убаюкает, и опьянит, и перекрестит. К тому же, характер у Александры Андреевны был еще тот. И нервишки пошаливали.

Истеричка, с эпилептической пеной, деспотичная, высокомерная, неуправляемая, приправленная Достоевским, Ницше и цыганским хором - я бы к такой свекрови приговаривала за особо тяжкие преступления. Нетрудно вообразить ее реакцию на эротический дебют наследника! Совратительнице нанесли визит, далеко не светский, и васильковым очам, еще невоспетым, посулили серную кислоту, сибирский ландшафт и медные пятаки.

Ксения Михайловна зажмурилась : трое малюток , спотыкаясь, бежали за катафалком, - и упаковала багаж.

Ее тонкий силуэт окутали клубы паровозного пара.

Потерянного пажа с закушенным ртом и прощальной розой в петлице увели с платформы. Позволили двойную порцию мороженого с пивом. Посмеялись " надо же, пленил многодетную барыню!". Извинились за неуместное веселье. Снова посмеялись " чем потчевала-то - лафитом или ландышевыми каплями?". И ,наконец, примирительно вздохнули " куда деться, возрастная физика и может так оно и лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни".

Опрощение и насмешка - лучшее лекарство от юной лихорадки. Ладьи, лебеди, луна превратились в плоскую литографию на облупленной стене рублевого номера. Хриплая шарманка всосала волшебные напевы Лореллеи, зажевала и выплюнула ржавым сгустком легочной мокроты. Сыну остудили и жар лба и жар чресл.

Последний эффект закрепился особенно прочно: через год после свадьбы Люба Менделеева-Блок оставалась девственницей.

Муж ей поклонялся - и не хотел.

Тот, кто рвал в нетерпении неподатливые крючки, скатывался в бурьян оврага, стесывал в кровь локти и колена о днища бад-наугеймовских лодок и это никак не гасило эфирного свечения вокруг сексапильной курортницы, теперь внушал юной жене, что плотское желание есть дьявольское извращение.

Оскопленная любовь в супружеской спальне искала на потолке рифмы. Изгнанная страсть с желтым билетом фланировала по Невскому в ожидании клиентов.

Бедная внучка автора периодической таблицы! - она была органичным сочетанием земных элементов, а ее приковали к ледяному трону морочить голову и морозить придатки, вместо того, чтобы делать детей. Есть от чего завернуться в синий плащ и умчать на лихаче в сырую ночь с площадным скоморохом.

Пройдет девять лет. Очередная весна. Очередной запой. На этот раз поэт облюбует загородную привокзальную ресторацию. Где вялые лакеи в засаленных фраках, хмельной гвалт, дрянное вино, липкие столы и штатная проститутка в "шикарной" широкополой шляпе. Она давно приметила постоянного посетителя, но не подсаживается. Слишком много пьют-с, до трех бутылок за вечер, в одиночку, без закуски и вид больно мрачный, точно с панихиды...

Сегодня ей повезет. Почти сразу дачный котелок украдкой кивнет на выход. Не теряй равновесия, девочка! За широким окном на платформе тонкий силуэт внезапно окутают клубы паровозного пара. Дежа вю..

Русская поэзия? Вам извещение на гениальный реквием по первой любви. Распишитесь в получении:

И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие, бездонные

Цветут на дальнем берегу

А вам, Александра Андреевна , извините, шах.

Три года спустя будет поездка в Бад-Наугейм, совсем некстати вплетенная в супружеское примирительное путешествие, и уже откровенный рецидив ностальгии по синеокой тени, и лебединый клин стихов, и ложное известие о смерти Ксении Михайловны. Видимо, ничего более радикального утомленная непрерывными битвами за сына матушка придумать уже не могла.

Сашура хмыкнет и пожмет плечами:

- Старуха умерла? То-то новость... ну да земля ей пухом.