Гоголь в русской критике - Сборник Сборник

Вот против этой теории Некрасов и заявлял категорический протест, когда писал Боткину: «Где у нас (да и в Европе теперь) такие таланты, чтоб можно было наслаждаться их художественностью, забыв о времени, обществе и т. д.».[75] Он глубоко убежден, что искусство не отделимо от высоких общественных задач. «Верна одна только теория: люби истину бескорыстно и страстно, больше всего… станешь ли служить искусству – послужишь и обществу и, наоборот, станешь служить обществу – послужишь и искусству. Эту теорию оправдали многие великие мира сего».[76] «Нет науки для науки, – провозглашает Некрасов в первом же журнальном обзоре, – нет искусства для искусства, – все они существуют для общества».

Требуя подчинения поэтического творчества гражданскому долгу, Некрасов-критик обобщает свою поэтическую практику. «В нашем отечестве, – писал он Л. Толстому, – роль писателя есть прежде всего роль учителя и, по возможности, заступника за безгласных и приниженных».[77] Эти слова не случайно перекликаются с «Письмом к Гоголю» Белинского, говорившего: «И публика тут права: она видит в русских писателях своих единственных вождей, защитников и спасителей от русского самодержавия; православия и народности».[78] Некрасов не мог пойти по одному пути с Дружининым и его единомышленниками. Как и могучая поэзия Некрасова, его многочисленные фельетоны, критические обзоры и литературные памфлеты проникнуты идеями революционной демократии.

Вместе с Некрасовым в эту пору защищали и развивали традиции Гоголя Тургенев, Толстой, Островский, Писемский, несмотря на определенные различия в их общественно-политических взглядах. Особенно значительны в это время были критические выступления И. С. Тургенева. Тургенев отстаивал реалистическую эстетику Белинского, социально-обличительные традиции Гоголя. Еще при жизни Белинского, в 1847 году, Тургенев писал о Гоголе: «Он проложил, он указал дорогу», по которой должна пойти наша литература. С выходом произведений Гоголя «изумительная перемена совершилась… в нашем сознании, в наших потребностях». Защита традиций Гоголя и Белинского, критического реализма пронизывает статьи и письма Тургенева в 60-е годы XIX века. В статье о романе Е. Тур «Племянница», в рецензии на комедию Островского «Бедная невеста» Тургенев во многом предваряет литературно-критические положения Чернышевского. Статьи Панаева, Островского, Писемского пронизаны неподдельной любовью к великому наследию гениального сатирика. Так передовые писатели того времени защищали гоголевское творчество от нападок либерально-реакционного лагеря.

* * *

В 1849 году появилось первое «Письмо иногороднего подписчика» Дружинина, знаменовавшее наступление дворянских либералов на идейное демократическое искусство. В замаскированной форме он выступил против Гоголя и «натуральной школы», ее устремленности к сатирической и современной тематике. «Мелочность» беллетристики, по его мнению, – результат сатирического направления и того, что «наши беллетристы» «гонялись за сюжетами из современной жизни».

Естественно, что именно Дружинину принадлежит попытка оспорить значение Гоголя и Белинского. Он говорит об «обильном шумом и ошибками» творчестве зрелого Белинского, увлеченного теорией «социального значения литературы». Основную его ошибку Дружинин видит в отходе от чисто эстетической критики к материализму и социализму. Всячески умаляя все то, что составляет подлинное величие Гоголя, он берет под защиту «Выбранные места из переписки с друзьями». Очень показательно, что защита реакционных идей этой книги у либерала непосредственно связана с проповедью «чистого искусства».

Дружинин был не одинок. Почти все либеральные друзья Белинского любыми средствами стремятся дискредитировать его наследие. Анненков печатает статью «О мысли в произведениях изящной словесности», В. Боткин – статью о Фете, Дружинин, изгнанный из «Современника» Чернышевским, осмеивает «дидактическую» литературу. Эту группу объединяет ненависть к революционной демократии и критическому реализму. Боткин сетовал в письме к Фету: «Поэтическая струя исчезла и из европейских литератур, замутила ее проклятая политика».

Ревизия великого наследия Белинского, борьба с гоголевским – «дидактическим» – направлением, реакционная теория независимого искусства, столь характерные для либерализма, были с удовлетворением встречены его недавними противниками славянофилами. Один из наиболее ярких представителей новой разновидности славянофильства А. А. Григорьев в 1855 году с искренним сочувствием говорит о Дружинине. «Третьи, – заявляет он, – как то г. Дружинин, с своих точек зрения, почти окончательно сходятся с нами в результатах». Бесконечно раскланиваясь по адресу Дружинина, Григорьев в эту пору бесплодно пытается умалить значение Белинского. А. Григорьев клеветнически утверждает, что наследие великого критика потеряло всякое значение и ничего, кроме вреда, принести литературе не может.[79]

Выступая против Белинского и Чернышевского, А. Григорьев в статье «Взгляд на современную критику искусства» (1858) развивает реакционное учение о свободе и независимости искусства. Он не отрицает, что искусство отражает жизнь, но самое понятие мира у него идеалистично. Искусство стоит выше жизни, так как является «откровением, озарением всего в ней случайного». Так, Григорьев уверяет, что Гоголь не реалист, а идеалист-романтик, «творец Акакия Акакиевича – вместе с тем и творец Аннунциаты». Гоголь чужд ювеналовского обличения действительности, юмор Гоголя исполнен любви к миру, который он рисует. «Историческая задача Гоголя заключалась в том, чтобы привести современников к полному христианскому сознанию», – читаем мы в статье А. Григорьева «Русская литература в 1851 году». Он развивает убогие идейки славянофильской критики, когда утверждает, что основные черты Гоголя – склонность к романтической идеализации и искажению действительности, христианское мировоззрение и отсутствие прогрессивных идей. Характерно, что А. Григорьев пытался оторвать Гоголя от представителей гоголевской школы.

Борьба против Гоголя и гоголевского направления объединила все силы либерального и реакционного лагерей. Политический смысл отречения от Гоголя был ясен.

Идейное размежевание революционеров и демократов, наметившееся к концу 50-х годов, определено той сложной и богатой событиями эпохой, когда неудачная Крымская война вскрыла предельную степень разложения самодержавной дворянской империи. В годы революционной ситуации с особой остротой встал «крестьянский вопрос», вопрос о земле и воле. Одной из важнейших причин размежевания являлось отношение к ублюдочной крестьянской реформе. Под влиянием все нарастающего революционного протеста народных масс либерально-западническая группа призывает литературу отречься от злобы дня, минутных интересов во имя изображения «вечных идей», красоты, добра и правды; ревизует наследие Белинского, пропагандирует «артистизм» в поэзии и отвергает «дидактическое направление» Гоголя. Тем самым либералы полностью объединились с дворянской реакцией. По существу либералы и реакционеры составляют единый антинародный лагерь. В. И. Ленин писал: «Пресловутая борьба крепостников и либералов, столь раздутая и разукрашенная нашими либеральными и либерально-народническими историками, была борьбой внутри господствующих классов, большей частью внутри помещиков, борьбой исключительно из-за меры и формы уступок».[80] Единой была классовая основа литературно-эстетических взглядов либеральных западников и крепостников.

* * *

В легальной русской печати оценку Гоголя и гоголевского направления защитил от нападок реакционной и либеральной критики Н. Г. Чернышевский. Вождь революционных демократов дал новое обоснование исторического и литературного значения Гоголя в свете задач освободительного движения 60-х годов. Чернышевский выдвинул новое определение гоголевского направления, назвав его критическим. Общественная значительность, критическое отношение к социальной действительности, суд над нею – все эти элементы творчества Гоголя и его наследников нашли точное и конкретное выражение в термине Чернышевского. «Должно приписать исключительно Гоголю, – указывал он, – заслугу прочного введения в русскую изящную литературу сатирического – или, как справедливее будет назвать его, критического направления».[81]

Неутомимый борец против самодержавия, Чернышевский воспитывался на произведениях Гоголя. Они пробудили в нем в студенческие годы ненависть к самодержавию и крепостному гнету. Для Чернышевского Гоголь – «чрезвычайный» человек, который выше всего в мировой литературе. Он «недосягаемо великий», и за любимого писателя студент Чернышевский «готов отдать и жизнь и честь». «Лермонтов и Гоголь доказывают, – заносит он в свой дневник, – что пришло России время действовать на умственном поприще, как действовали раньше ее Франция, Германия, Англия, Италия».[82]