Песнь моряка - Кен Кизи

легко заработаем на новую сеть.

Следующий улов оказался еще больше: четыре королевских и столько красных, что Айк с Гриром сбились со счета. Третий – еще больше. Они работали размеренно, без разговоров, так Айку всегда нравилось. Проснулось радио и затрещало обычной рыбацкой болтовней. Им не было нужды слушать. Из опасения привлечь конкурентов рыбаки никогда не сообщают по радио о крупных удачах – о крупных неудачах, впрочем, тоже. Чтобы скрыть правду от всех, кроме партнеров по квотам, сообщения передавались с помощью специальных кодов, секретных и прозрачных одновременно. Братья Вон, например, постоянно говорили друг другу, что сегодня «ничего», притом что всякий, кто их слышал, знал о двойном смысле этого слова: «ничего» слишком часто означало «неплохо», и все быстро поняли, что на самом деле это и имеется в виду.

Пару раз они слышали Алису Кармоди – та спрашивала, не видал ли кто «Колумбину». «Отрицательно», приходили разнообразные ответы. Грир попытался что-то вставить, но ржавый микрофон передавал лишь болезненное жужжание. Айк сказал, что пусть она попотеет.

– Увидит, когда мы разгрузимся на тендере. У чертовой куклы глаза на лоб полезут.

Часам к трем они уже были слишком полны для нового заброса. Радио умолкло окончательно. Отлив кончился, и вода снова поднималась. Грир предложил выбросить якорь, подождать, пока вода поднимется выше, и только потом лезть на отмель. Айк лишь усмехнулся и на полном газу развернул лодку.

– Долбаный пижон, – разозлился Грир. – Приспичило устроить гранд-шоу с этим грузом.

– Долбаный точняк, – прокричал в ответ Айк, толкая дроссель.

Было видно, как кости заброшенного скелета уверенно вырисовываются в кофейного цвета букву «V». Глубина была немного меньше той, через которую они входили, и Айк на миг замедлил ход и задумался. Он знал, что Грир прав. Но как же гранд-шоу? Столько королевских. Обормоты, должно быть, сидели тут взаперти с ранней весны, дожидаясь, когда Утиный Желоб поднимется. Такие большие королевские лососи обычно уходили первыми задолго до открытия. Он поставил дроссель на полный ход.

– Держись! – прокричал Айк через плечо. – Прорвемся.

Не прорвались. Киль поскребся и уперся в ил. Айк попытался выйти на реверсе, но на этот раз опоздал: мотор закашлялся и затих. Айк поставил на нейтралку и попробовал завести его снова, но аккумулятор не зарядили по-человечески после воскрешения. Айк рывком открыл кожух и несколько раз потянул трос – мотор лишь кашлял и жужжал.

Сверху показалась крапчатая физиономия Грира.

– У нас проблемы? – невинно спросил он.

– Брось, – скомандовал Айк. – Если он сейчас заведется, у нас есть шанс – можно поймать волну.

– А то как же, – согласился Грир, задирая брови.

Они стали дергать трос по очереди. Мотор кашлял и жужжал, кашлял и жужжал, пока при каждом рывке не стало плескаться топливо, и от паров у обоих закружились головы.

– Знаешь что, мистер Саллас. Я думаю, его залило.

– Конечно залило. – Айка покачивало. Он запыхался, и чай Грира ударил ему в голову. Айк не увлекался скутом, поэтому он раньше почти не подействовал. – Надо вытащить свечи, продуть и просушить.

– Есть, сэр! – Грир принялся стаскивать с себя тяжелый неопрен: когда чувствуешь под собой землю, спасательный костюм ни к чему. Хорошему механику он, вообще-то, мешает.

Гриру пришлось дважды вытаскивать свечи и продувать мотор, прежде чем удалось уговорить машину вернуться к жизни. К этому времени мощный прилив поднял киль, и они получили крен на левый борт. Айк взялся за штурвал и осторожно попытался сдвинуться на передней передаче. Ил и грязь вспенились у кормы, но лодка не шла. Он переключился на реверс и добавил газу. Она проползла несколько ярдов назад, после чего стержень винта со скрежетом врезался в дно, и все застыло. Айк заглушил мотор: литавры прозвенели мерзко-саркастичным что-я-говорительным «бу-га-га». Они не просто сели на мель – они сели на мель у самого берега на главном канале, по которому все возвращаются с ловли. Они будут на виду у всего флота. Отличное шоу! Ты утер им сегодня нос, что не так, пижон?

Было спокойно. Ветер стих, и прибой гнал вдоль замусоренного берега легкую волну. Айк некоторое время поругался без особой страсти. Наконец брови Грира изогнулись невинной дугой.

– Даже и не знаю, что б такое сказать мумии, когда у ней все обмотки залеплены чешуей. Пошли под палубу. Там всяко найдется чем размочить клей на этих грязных бинтах, а заодно и разбавить мерзкий скут.

Никто, включая наркоадминистрацию, толком не знал, что такое скут и как он работает. Для финальной заварки требовалось два ингредиента от разных дилеров. Обычно это были два чайных пакетика – черный и зеленый травяной. Пакетики заваривали вместе десять-пятнадцать минут, не доводя воду до кипения, ингредиенты соединялись, и выходил действенный наркотик. Но и тогда его не получалось выделить в чистом виде: алкалоиды, обычные для нормального чая, – кофеин, экстракт мяты, шлемника и ромашки – маскировали вещество настолько хорошо, что никто из светил фармакологии так и не смог вывести формулу. Это делало продукт идеальным для продавцов.

Говорили, что чудо-средство придумали в Новой Германии. Тогда стали продавать без рецептов много отличных легальных веществ, разработанных учеными объединенной Германии, и вполне естественно, что к ним прилагалось много отличных нелегальных. Третий рейх изобрел спиды, помните? Пристрастившись к кокаину, Гитлер боялся, что, если, не дай бог, кончится война, торговые пути из Перу окажутся под угрозой. Он хотел на всякий случай иметь заменитель. Метамфетамин – лучшее, на что оказались способны его химики. До скута.

Обе половины формулы разрабатывались, как считалось, в отдельных секретных лабораториях: одна – во Франкфурте, другая – в Берлине. Кто-то из кайнаков с той стороны Алеутских островов утверждал, что видал такую лабораторию где-то в Сибири. Возможно, филиал восточногерманской. Другая, по слухам, располагалась на Тайване, в подвале фабрики хлопушек. После того как все растительные психогены извели генетически, скут стал главной наркопроблемой Аляски. Слишком много юных экстремалов употребляло слишком много скута во время изматывающих лососевых путин. Рыболовная конкуренция сгущалась по мере того, как истощались рыбные косяки. В дело шли забеги на перегретых гоночных моторках и пистолеты поверх непромокаемых штанов. Выборка лосося ценой в десять штук требовала демонстративной защиты.

Айзек Саллас и Эмиль Грир принадлежали к старшей и менее агрессивной породе. Айк почти совсем забросил стимулятор. Грир мог тянуть весь день одну кружку, словно крепкий кофе. Только скут был лучше, чем кофе: с ним можно работать на износ, потом лечь, когда удобно, заснуть и проснуться свежим и бодрым. Разве что сны не снятся. Вроде бы это самый серьезный побочный эффект. А единственные симптомы ломки, если требовалось завязать, – насморк, легкая нервозность и необходимость глубокого сна в течение нескольких дней. Насморк можно пережить, а