Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем - Лиза Таддео

похожа на ангела.

На бледное тело скользнуло платье из шитья цвета слоновой кости. Молли залюбовалась своей пышной грудью в красивом старинном зеркале, купленном в день помолвки. Левую грудь царапнула этикетка: «Корнуолл, 1968». Платье из комиссионного магазине в Саратоге. Это был волшебный уик-энд.

ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ. Ее бабушка и две сестры матери умерли в шестьдесят восемь от осложнений рака груди. Матери диагноз поставили два года назад, в пятьдесят восемь, и теперь Молли много думала о предстоящем десятилетии. Десять лет. Ничего, что два последних года выдались не очень. У них еще осталось восемь. Мама относилась к тому типу женщин, у которых в духовке всегда стоит шоколадное печенье. Мама так любит отца, и Молли даже не представляет, как они расстанутся, как мама окажется в земле, а отец наверху.

Она надела ковбойские сапоги, простые рыжеватые сапоги, которым место в Монтане, Вайоминге или Колорадо, среди лошадей или у ручья с форелью. Платье до колена, и ноги Молли смотрелись великолепно. Последний раз, когда она надевала сапоги, был на ранчо, где они отдыхали с подругами за месяц до знакомства с Джеком. Там она занималась любовью с одним из ковбоев, не разуваясь. Тогда они в лунном свете отправились в амбар, где пахло сеном, и он кончил прямо в ней, чего Джек никогда не делал. После обоюдного оргазма, ковбой еще целый час гладил ее по волосам.

– Если решишь, что большой город не для тебя, – сказал он, – приезжай. Я всегда здесь.

У него было глупое ковбойское имя, смешной галстук, и подружки вечно потешались над ним. Но Молли никогда еще не ощущала себя настолько спокойно и уверенно. И теперь, стоит только появиться запаху сена, она думает о доброте.

С семи лет Молли оценивала, как люди к ней относятся, по тому, можно или нет сморкаться у них на пол. Когда ей было семь, она отправилась с ночевкой к двоюродной сестре Джулии. Джулия не позволила ей спать с выбранным мягким мишкой, но Молли плакала и упрашивала. И даже мама Джулии, которая потом умерла от рака груди, просила Джулию позволить Молли взять игрушку. Но она не велела дочери отдать – она лишь попросила. Так и появляются монстры.

В ту ночь Молли столько плакала, что нос ее забили серые сопли. Утром она была не грустной, а, скорее, злой. Слезы высохли, оставив на щеках длинные следы, словно улитки, а нос был забит засохшими соплями. Она выковыряла их пальцем и кинула прямо на ковер в спальне Джулии. И салфетки спрятала под тумбочкой.

Тест можно было пройти и наоборот: оценить, насколько дорог тебе человек, если подумать, позволишь ли ты ему оставить сопли на твоем полу.

Молли отправилась в Vinegar-Hill-House пешком – три квартала. У этой невесты не было лимузина, и подружки не несли ее шлейф – все делала сама. Когда родители предложили денег, отказалась. Она хотела думать только о Джеке, а не об отцовских деньгах.

Когда настает важный момент, лучшее, что можно сделать, – представить его в прошлом. Как уик-энд с подружками: начнется и кончится, и будешь рад, что все разъехались по домам. А потом увидишь ваши фотографии – улыбающиеся девушки в красных и синих футболках щурятся на сентябрьском солнце на лобстерной лодке – и подумаешь: «В тот день я была счастливее, чем мне казалось».

В ресторане все было готово к свадьбе. Кувшины для коктейлей, длинные деревянные столы, грубые скатерти и салфетки. Куски толстых тостов уже лежат на деревянных разделочных досках, ожидая соединения с сыром. Конфетки в банках, Combucha (кисло-сладкий газированный напиток) на розлив. Церемония состоится на террасе, официант – крепкий пакистанец, друг жениха, и все пройдет быстро – быстрее срока жизни жевательной резинки.

Ее обеты просты и неконкретны. Она всегда думала, что брачная речь на свадьбе с мужчиной своей мечты должна быть очень конкретной – о том, что он сделал со своими мюсли, о цветах, которые он украл с клумбы на Парк-Слоуп, о его странных и раздражающих привычках, о его еще более странной одержимости швабрами с валиками. Джек не пылесосит полы. Ей пришлось поработать над своей речью, и она устала от этого.

Два последних месяца Молли собирала салфетки. Джек не включал пылесос, и она находила обрывки салфеток, валяющиеся, как хлопья снега, в углах за кроватью, с обеих сторон. Это не просто лень. Это триумф его беспечности над его любовью к ней. Нечестно. Впрочем, она тоже была нечестна. Попросила Джека не бриться, потому что подбородок у него желтый и вялый, и тогда он похож на безработного актера – отец постоянно твердил, что с ним так и будет.

Молли двадцать шесть – идеальный возраст. Она вспоминает шесть лет, проведенных с Джеком, и думает о восьми годах, оставшихся для мамы. Думает о скромной шестиминутной церемонии и о сорока трех минутах, когда ковбой трахал ее на сене, а она кончала и снова кончала под молочное мычание коров за стенами амбара и свист колорадского ветра. Экстаз травы, жестокость молока. Молли смотрит на свадебное изобилие на столе, ощущает тяжесть венка на голове и знает, что ей позавидуют сотни, тысячи безымянных женщин. Она шепчет имя ковбоя незажженным свечам, как церковная прислужница, шепчет хлебу и крохотным маргариткам в маленьких стеклянных вазочках. Она твердит имя, и это имя, как воспоминание о моменте, ставшем легендой, освобождает ее. И она думает о том, о чем думала десять тысяч секунд, сто миллиардов лет. Мы все думаем об этом, когда, наконец, получаем желаемое. Правильный способ в конце может оказаться неправильным. К счастью или несчастью, все пути ведут в Рим.

Джоан едет на свадьбу в машине. По дороге получает сообщение от Джека: «В моей сегодняшней речи будет тайный сигнал для тебя. Шшшшш…»

Джек тоже едет на свадьбу в такси. Он отправляет сообщение Джоан.

Он уже два года без работы, и понимает, как полезно отправить сообщение тому, кто может поспособствовать его карьере. Слово «намек» он решает заменить на «тайный сигнал» – это звучит как-то теплее. По пути на свадьбу он думает о том, как легко обращаться с женщинами. Если бы они подозревали, как мало мы думаем о них… Если бы они только знали, что мы в курсе, как много они думают о нас… Сколько усилий женщины прилагают ради мужчин! Они хотят быть красивыми для мужчин. Подкрашенные брови, ресницы и все такое… Даже если тебе двадцать шесть, это не имеет значения. Всегда найдется кто-то, кому восемнадцать