Генералы Великой войны. Западный фронт 1914–1918 - Робин Нилланс

   Если Вильгельму II и было известно о вызываемом им беспокойстве, он не придавал этому значения, и хотя он время от времени каялся в своих поступках, никогда не приносил извинений. «Мы, Гогенцоллерны, являемся исполнителями воли Божьей», — говорил кайзер другим европейским монархам, и поскольку данное убеждение никогда не покидало его, то любое действие других стран, направленное на обеспечение своей безопасности от его ничем не прикрытых угроз, только подливало масло в огонь его безумия. Проблема заключалась в том, что даже те, кто считал кайзера фигляром, вынуждены были считаться с тем, что Германия являлась крупнейшей и наиболее современно вооруженной державой Европы. Она представляла собой страну с населением в 66 миллионов человек, постоянно готовящуюся к войне крупную индустриальную державу, которая одновременно была и милитаристской, основу общества которой составляло прусское юнкерство.

   В подобных обстоятельствах страны меньшего размера, например Франция, население которой составляло только 37 миллионов человек, просто вынуждены были искать союзников. В этой связи вполне разумным выглядело заключение каких-то двусторонних договоров, однако франко-русский договор рассматривался кайзером не как законный ответ на его провокационные заявления, но как попытка «окружить» Германию, как намеренная угроза ее безопасности. Немецкие генералы, которым принадлежала ведущая роль и в правительстве, и в обществе, по данному вопросу были согласны с кайзером. Они были убеждены, что Франция рано или поздно попытается вернуть Эльзас и Лотарингию, а в это время ее русские союзники нанесут немцам удар в спину. В 1912 году глава немецкого Генерального штаба (а фактически главнокомандующий армии) генерал Гельмут фон Мольтке заявил: «Война неизбежна, и чем раньше, тем лучше». Напряженность в отношениях росла, и перспектива войны становилась реальнее.

   Убеждение кайзера, что против Германии готовится заговор, стало еще более прочным, после того как в 1904 году Францию с официальным визитом посетил его ненавистный дядюшка — король Великобритании Эдуард VII. Последний настолько очаровал Францию, что сразу же оказались рассеянными и несколько сотен лет франко-британского соперничества, и более свежий разлад, вызванный спором этих двух стран по поводу Фашоды в Судане. Результатом визита стали переговоры, которые привели к созданию в 1904 году пакта «Сердечное согласие» (Entente cordiale), или Антанты. Тремя годами позже, в 1907 году, министр иностранных дел Великобритании сэр Эдвард Грей договорился об англо-русском соглашении, которое положило конец длившейся десятилетиями полемике этих двух стран по вопросу об Индии. Фактически оба эти соглашения заключались с тем, чтобы разрешить спорные вопросы, связанные с расширением пределов Британской империи, и последняя при этом не становилась полноправным членом франко-русского союза. Однако кайзер отнесся к этим шагам с опасением, и они подтвердили его убеждение, что Германии угрожает «окружение».

   Германские опасения стали еще сильнее в 1906 году, когда Франция и Великобритания начали «разговоры» по военным вопросам, в которых среди прочих тем обсуждалась и возможная английская помощь Франции в случае возникновения европейской войны. С британской стороны поводом для подобных переговоров стало декларированное кайзером намерение превратить военно-морской флот Германии в ударную силу, действующую по всему свету. Подобное намерение справедливо рассматривалось Великобританией как прямая угроза потерять позиции ведущей военно-морской державы мира.

   Великобритания нуждалась в сильном военно-морском флоте для защиты своего громадного торгового флота и для обороны заморских территорий своей империи. У Германии же колоний было немного (что служило немцам еще одним поводом для зависти), стало быть, зачем бы кайзер стал усиливать свой флот, если не с целью бросить вызов королевским военно-морским силам? Эта тревожная догадка получила подтверждение, когда немцы стали расширять Кильский канал, с тем чтобы по нему можно было проводить самые большие германские дредноуты — новое поколение бронированных боевых кораблей, вооруженных крупнокалиберными орудиями, — из Балтийского моря в Северное. Англичане тут же стали модернизировать и усиливать свой флот, а также заключили соглашение с французами, по которому последние обеспечивали безопасность мореплавания в Средиземном море, а флот Великобритании обеспечивал безопасность французских морских портов в Ла-Манше. И вновь кайзер увидел в этом не ответную реакцию на свои действия, а еще одну ничем не спровоцированную угрозу Германии.

   Великобритания тоже была озабочена поддержанием «баланса сил» в Европе, и в особенности в том, чтобы Бельгия соблюдала свой нейтралитет. Это положение обеспечивалось всеми ведущими европейскими державами: Францией, Пруссией, Австрией, Россией и Великобританией — в соответствии с Лондонским договором 1839 года. После 1871 года обязательство по соблюдению нейтралитета взяла на себя Германия, которая являлась правопреемницей Пруссии. Несомненно, существовали и другие причины, по которым Британия поддерживала Бельгию. Государства не настолько альтруисты, чтобы вести войны только в защиту каких-то принципов или ради обеспечения неприкосновенности территории других стран. Совершенно независимо от долга совести и чести, требовавшего соблюдения принципа нейтралитета Бельгии, Британия не могла позволить такому большому, враждебному и исповедующему захватническую политику государству завладеть портами на побережье Ла-Манша в непосредственной близости от английских берегов.

   Поскольку существовала угроза нейтралитету Бельгии, вероятность подобного развития событий становилась высокой. В то время как заключались эти многообразные альянсы, Германия в конце XIX века разрабатывала такую стратегию военных действий, которая позволила бы ей справиться с проблемой «окружения». Подобная схема была разработана тогдашним главой имперского Генерального штаба Германии, генералом графом Альфредом фон Шлиффеном. Шлиффен полагал, что в случае войны, а он считал войну неизбежной, Германии придется вести войну на два фронта: на западе против Франции, а на востоке — против России.

   Его план строился исходя из того, что Германия имеет хорошо развитую сеть современных железнодорожных путей сообщения, и того факта, что развитая сеть внутренних коммуникаций обеспечивает ей стратегический перевес, благодаря которому она сможет бросить все свои ударные на Францию и победить ее прежде, чем дряхлеющая русская армия сможет мобилизоваться и прийти ей на помощь. После победы над Францией вся мощь армии Германии будет направлена против России, чтобы завоевать вторую победу. Этот план выглядел реальным, если учесть численность и подготовку германской армии, которая к 1914 году насчитывала 850 000 человек, и численность которой могла быть быстро увеличена за счет призыва резервистов, а также сеть железных дорог, которые покрывали Германию от Арденн до Одера.

   План Шлиффена требовал, чтобы вся масса немецких войск была сконцентрирована на западе и на правом фланге, с тем чтобы вторгнуться в пределы Франции на ее северо-востоке, пройдя через Люксембург и Бельгию, а затем, оказавшись западнее Парижа, повернуть к своим рубежам, глубоко охватить французскую армию и прижать к ее собственным линиям обороны вдоль франко-германской границы. У французов был свой собственный план, отточенный План XVII, который предписывал сразу же после начала войны нанести удар в восточном направлении, нацелив его в глубину Германии и сосредоточив для этой цели все свои силы — все до последнего штыка, сабли и пушки. Однако действие плана Шлиффена было бы аналогично удару захлопывающейся двери, и его должна была получить в спину французская армия, устремившаяся к берегам Рейна. Помимо нарушения нейтралитета Бельгии, подобная стратегия потребовала бы от немецких частей большой скорости и высокой маневренности, и кроме того, у нее было два слабых места. Во-первых, необходимые для этой цели скорость и маневренность подразделений не могли обеспечиваться армиями 1914 года, движущимися походным порядком и использующими в основном конную тягу. Во-вторых, вторжение в Бельгию вовлечет в войну Великобританию со всеми ее колониями и доминионами.

   План Шлиффена подвергался многократным доработкам, но его окончательный вариант был принят уже в 1905 году. Обсуждение французского Плана XVII будет проведено позже, однако именно план Шлиффена привел к началу войны, поскольку его положения требовали, чтобы Германия первой провела мобилизацию и нанесла удар и чтобы Франция была завоевана в течение шести недель, быстрее чем Россия сможет приготовиться к ведению боевых действий. В течение нескольких лет основные положения плана Шлиффена стали известны за границей, и в немалой степени после того, как Шлиффен опубликовал статью, в которой он критиковал своего преемника Мольтке за то, что тот позволил себе вольничать с планом, что главным образом нашло отражение в уменьшении количества сил, сосредотачиваемых на правом фланге. В 1912 году, когда он умирал, последними словами Шлиффена были: «Помните, нельзя ослаблять правый фланг».